Чтение 42–й страницы книги ~Нечистая сила~

благодарить не стану. Тебе ведь Столыпина не спихнуть - кишка тонка. Но
утешу: Столыпин и без тебя шею сломает... Я так вижу!

****

1906 год заканчивался. 31 декабря в Петербурге открывали
кожно-венерологическую клинику. Ждали премьера, но Столыпин накануне
загрипповал и не прибыл. Это его спасло. Премьера поджидал на морозе молодой
человек, модно одетый. Поняв, что Столыпин не придет, он разрядил обойму в
сатрапа фон дер Лауница. А в ночь на 26 января какой-то дядя в верблюжьей
шубе, не совсем трезвый, околачивался возле особняка графа Витте на
Каменно-островском проспекте. Потом окликнул дворника:

- А где барин твой Сергей Юльевич дрыхнет?

- А эвон, окошко светится. Видать, книжку читает...

Через четыре дня истопник в комнатах Витте обнаружил, что сверху по
дымоходу тянутся какие-то веревки, на которых привязан пакет - больше
кирпича, обтянутый холстиной.

- Ваше сиятельство, что вы тут спрятали? Витте, как увидел этот пакет,
так и шарахнулся:

- Полицию сюда, скорее... Адская машина! С чинами сыска прибыл профессор
Забудский, специалист по взрывчатым веществам. Ученый муж отважно распорол
холстину.

- Смесь гремучего студня с аммиачной селитрой, - сказал он, понюхав, и
даже что-то лизнул с пальца, пробуя на вкус. - Да, я не ошибся... А вот и
будильничек! Скажите, граф, этим часикам спасибо. Они остановились за
тридцать пять минут до девяти часов, когда эта машинка должна бы
сработать...

Витте решил на этом покушении крупно сыграть. Но протокол и заключение
экспертизы легли на стол Столыпина, который погубил тщеславные замыслы Витте
с самого начала:

- Сам пихнул динамит в печку и развел панику. Это же понятно: безносый
хочет исправить карьеру, и он готов взорвать даже свою Матильду с
фокстерьером, лишь бы заменить меня...

В газетах появились карикатуры: Витте, стоя на крыше своего особняка,
опускает на веревке в дымоход адскую машину. А весной близ Ириновской дороги
нашли разложившийся труп человека в ошметках верблюжьей шубы. Возле него
валялись закуска и пустые бутылки из-под водки. При нем же оказалась и
записная книжка с номерами питерских телефонов... Жандармы поступили просто:

- Нука, брякнем по номеру 3-43.

- Журналист Ипполит Гофштетгер слушает.

- Ясно! Теперь позвоним по номеру 144-57.

- Протоиереи Восторгов у аппарата, кому я нужен? Это работала черная
сотня, но Столыпин сказал:

- Я ничего не знаю. Виновные не обнаружены...

Звезда Витте закатывалась за горизонт. Но до самой смерти он не терял
надежд на приход к власти и не прерывал конспиративных отношений с
Распутиным. Витте до конца дней своих будет умело и незаметно афишировать из
подполья Распутина как человека, необходимого в государстве. Виття - называл
его Гришка.

13. ДРУЗЬЯ-ПРИЯТЕЛИ

Трех пальцев вполне хватит, чтобы пересчитать привязанности Распутина; с
людьми он был крайне небрежен, кидался и швырялся ими, как хотел, никогда не
ценя дружбы. К женщинам относился так же - эта ушла, другая пришла, без
задержки подавай третью.

Но людское общество, особенно незнакомое, пылко любил и новых знакомств
всегда настойчиво домогался. Обожал Распутин и застолье, чтобы галдели
кругом, чтобы пели и плясали пьяные, чтобы на столе всего навалом - торты и
селедка, марципаны и бублики, фрикассе и черные сухари, а под столом чтобы
непременно стояли бутылки (сказывалась юность, проведенная по трактирам).
Что ему теперь Феофан да Восторгов? Пока в Царском Селе его принимают как
родного, конечно, он и сам будет для всех желанен. А тут еще этот Восторгов
крутится под ногами... гнида!

****

Восторгов пришел к выводу, что его Гришуня уже достиг положения, какое
теперь ему, Восторгову, пора использовать в своих корыстных целях. Первым
делом протоиерей выразил желание преподнести иконку наследнику престола,
цесаревичу Алексею.

- Нужна им твоя иконка, - отвечал Распутин. - У них тамотко ровно музея
какая - пальцем в стенку ткнуть негде.

Но все же буквами, которые качало вразброд, словно забор гнилой, Распутин
сочинил послание: "Дарагой послуш ево об иконке грегорий". Велел идти на
Фонтанку, в дом ј 20:

- Там чины дворцовы сидят. Им пратецу мою и всучи.

- А к кому пишешь-то? - недоумевал отец Иоанн. - Кому сунешь, тому и
ладно. Скажи - от меня. А там меня уже знают. Возжигатель царских лампад -
как не знать?..

Явясь с "пратецей" в министерство двора, Восторгов был заприходован как
взыскующий царской аудиенции и вскоре имел счастие поднести иконку мальчику
Алексею... Вернулся пьяный!

- От восторга и напился, - рассказывал Восторгов. - Знаешь, а они там
дураки... Я образок на барахолке за рупь купил, над свечкой его держал,
чтобы копоти побольше, а выдал за старинный. Взяли! Теперь бы мне еще самого
государя повидать. Я бы ему свои сочинения поднес... Устрой мне, Гриша, а?

На что Распутин отвечал - веско:

- Ишь ты, хвост-то как высоконько задираешь... Восторгов сразу хвост
поджал:

- Ах, Гриша, Гришуня... знал бы ты, сколько я на тебя денег своих извел,
так ты не обижал бы меня словами этими. Распутин шмякнул перед ним раздутый
бумажник:

- А задавись! - сказал. - Отсчитай скока хошь и больше не липни...

Обойдутся тамотко и без твоих сочинениев!

Чтобы Распутин на него не сердился. Восторгов ему через мокрую тряпку
отпарил брюки. Но струна уже натянулась. И лопнула в том самом доме, с
которого все и начиналось. На приеме у графини Игнатьевой протоиерей
согласно своему сану протянул ей надушенную руку для поцелуя. Старуха не
успела еще коснуться ароматной длани священника, как возле ее губ очутилась
корявая пятерня Распутина с траурной окантовкой под ногтями. Восторгова
заело, почему графиня сначала лобызала Гришкину лапу, а уж потом его...

Когда вернулись на Караванную, поп завелся:

- Ты зачем ей руку-то свою подсовывал?

- А ты зачем? - дельно вопросил Распутин.

- Я по чину духовному.

- А я рази же недуховен?

- Не смеши людей, - отвечал Восторгов. - Уж кто-кто, а я-то тебя, жулика,
изучил. Таких, как ты, еще поискать надо...

- Вот ты меня и нашел! Не я же тебя искал.

- Доиграешься. Худо будет, - пригрозил поп.

- Не вводи во грех, - помрачнел Распутин.

- А что ты мне сделаешь? В наших руках - газеты, пресса. Я тебя так
пропечатаю... осрамлю на всю великую читающую Русь. Сейчас нас, союзников,
даже премьеры боятся.

- А я тебе не пример, - заявил Гришка. - Видит бог, так в глаз врежу, что
ты у меня в колбаску скрутишься.

- Это ты кому угрожаешь? Ведь я с крестом... Только он это сказал, как
Распутин в мах произвел страшное сокрушение, отчего Восторгов закатился в
дальний угол.

- Во сатана! - сказал Гришка, поворачиваясь к иконам и крестясь. -
Довел-таки до греха, прости меня, хосподи... Поп с трудом встал (его не били
с семинарии).

- За оскорбление сана духовного... Да знаешь ли, что за это бывает?

Засужу! Я тебя на чистую воду выведу...

Он выскочил на улицу, истошно завопил:

- Извооозчик! Скорее гони меня в Лавру...

Восторгов при этом не сумел оценить достижений науки XX века, и Гришка по
телефону опередил быстрый бег лучшего столичного рысака. А потому Гермоген,
уже предупрежденный Распутиным, встретил своего партийного собрата весьма
кисло:

- Да знаю я все! Григорий уже поведал, как вы сцепились... Нехорошо
ведешь себя, отец Иоанн. Ты мне друг, но Григорий тоже. Коли придется меж
вами выбирать, так я тебя первого под лавку закину, и валяйся там, пока не
поумнеешь!

Восторгов даже за голову схватился:

- Что ты говоришь, Гермоген? Или забыл? Ведь "Нана" - то у самого пупочка
не от крестного знамения Гришки, а от моего ножика треснула. Сам же я и
ножичек покупал... тратился.

Гермоген отнесся к этому равнодушно:

- Да цена ему копейка. Нашел чем хвастать.

- Это же... обман! - взъярился Восторгов.

К этому Гермоген отнесся уже сурово:

- Был обман, - заявил он. - А коли сошел за святое дело значит, уже не
обман... А кто резал-то?

- Ну я!

- А зачем ты "Нанашку" - то ножиком пырнул?

- ?!

- Вот видишь. И ответить не знаешь что.

- Да ведь не для себя же я старался.