было, не происходило: я имею в виду жизнь как непрекращающиеся половые
взаимоотношения, и половые взаимоотношения в лучшем смысле этого слова,
под которыми я всегда понимал настоящую жизнь.
этажах одновременно и порознь, чаще всего глубокой ночью, реже по утрам,
прошибает пот, скачут, дрожат кровати - идет результативная работа. За
исключением, конечно, адмиральского домика, потому что если его утром
разрезать быстренько, то все адмиралы окажутся на горшках и думать они
будут только о росте нашей боеготовности. (Давно замечено: чем меньше у
человека семенной жидкости, тем больше он думает о росте боеготовности.
И чем больше у человека семенной жидкости, тем меньше он думает о всякой
ерунде.) Зато во всех других домах все мысли были только о самом
необходимом, о самом осязаемом, и трудились люди на ниве половой - я не
знаю - просто не щадили себя, и если бы атмосфера позволяла, то
трудились бы не только в домах, но и вокруг, на чердаках, в подвалах, в
кустах. И казалось, все здесь ощущают, что им мало осталось жить - может
быть, два года, или два месяца, или два дня, а возможно, и два часа, две
минуты, две секунды, и за это время нужно кого-нибудь поймать и
вмочалить.
"У меня", - говорит ему "мама". И он сейчас же приходит в себя и, весь в
ужасе голубом, замечает, что у нее растут усы и на стене висит нога.
"Что это?" - говорит лейтенант блеклым голосом. "Это моя нога, - говорит
ему она. - Ты вчера так безобразничал - обнимал ее, целовал и все на
ней, как на гитаре, играл". - "Иии - я?" - выдыхает несчастный, и ему
объясняют, что "мама" - инвалид и тоже лейтенант, но Великой
Отечественной и это ее нога на стене висит, в смысле протез, и грудь у
нее, которую он вчера со стоном посасывал, полна медалей за оборону
Ханко, где она гранатами кидалась, как снежками, а теперь она строит
подводные корабли, и когда чего не ладится, ей выписывают молодого
лейтенанта, чтобы силы юные вкачать, то есть, я хотел сказать, вдохнуть,
и у лейтенанта от всех этих объяснений пересыхает слюна, и он еще два
дня себя совсем не помнит.
она неслась, не оглядываясь, не задумываясь, не разбирая дороги!
мозговые косточки, как хрумкали, хрустели мелкими ребрышками, трясли
грудями и подбородками, как набивали себе брюхо вареными яйцами по
шестнадцать штук зараз, как поедали мясо, паштет, курицу вареную,
селедку, шпроты, уверяя всех, что здесь все так вкусно и так все
полезно, что все, абсолютно все, усваивается, из-за чего даже по трое
суток и в туалет-то ходить не приходится; и как потом, выпучившись, на
четвертые сутки, вывалив язык и глаза беспокойные, и без того
лупоглазые, неслись в одном упомянутом месте одним огромным и сильным
яйцом.
с командиршами, и выбирали из молодой кипучей командирской мелюзги
тамаду, например недавно назначеннего командира Сатонова, который в
Северомысске, откуда он и явился к нам, по воскресеньям гонялся за женой
с кортиком или влезал без очереди за пивом, а когда работяги
возмущались, обещал им так в рожу дать, так дать, что они все
одновременно наложат больше лошади, а еще в ресторане укусил за ухо
замполита, как выяснилось, лишь только потому, что промазал, нацелившись
кусать его за совершенно другое место.
офицеры, как тамада я отрежу галстук любому, кто здесь заговорит о
службе".
рекой, как только все эти украшения флотской жизни: куры, утки, семга,
икра и говядина из закромов Родины - сильно перекочевали в желудки
командиров и начальников, первым о службе заговорил, естественно,
командующий.
поискал, нащупал и отрезал ему под самое горло его любимый шелковый
галстук.
кидаться цыплятами и вопить, что это его самый лучший галстук.
обращать внимания на ее придурка.
и предложил командующему новые шифроновые туфли, на что командующий
заорал, что его лишили галстука, а не туфель, потом он в сердцах сдернул
с шеи тот сраный охнарик, что ему Сатонов оставил, и швырнул его в
тарелку начальнику штаба, а Сатонов при этом, совершенно равнодушный к
поднявшейся суете, наливаясь скорым соком, дозревал в углу и с
безучастным видом щелкал ножницами, нацелившись еще у кого-нибудь
чего-нибудь отыметь.
столкнулся на трапе. Шла приемопередача корабля, и всюду было
полным-полно посторонних. Я лез вверх, а он - вниз. Мы столкнулись, и я
надавил ему на лоснящееся брюхо, потому что, во-ервых, я его совсем не
знал и, во-вторых, у него не было на кармане бирки, где было бы
написано: "Я - командир", - а все мы были в синем белье без погон, и у
меня бирка была, и я абсолютно справедливо решил, что это лезет
охамевший интендант.
захрипел, а потом кто-то рядом заметил: "Это командир принимающего
экипажа", - и я задом слез, его пропустил, извинился и зачем-то руки
отряхнул.
зайчиков-кошечек-рыбок-птичек, заставляя жмуриться, гримасничать, а
воздух сам, казалось, наполнял легкие, холодил внутри, и отчего-то
думалось, что все вокруг твое личное и можно все это неторопливо
употребить.
сапог, колготок, лифчиков и прочего дерьма.
юг, на Кавказ. И все благодаря начальнику военторга полковнику Маргуле
по кличке Маргарин. Это он был связан своей пуповиной с Москвой,
Кавказом, опять с Москвой, Академией Генштаба и Мурманском.
вас", - и ты не знаешь, что сказать: то ли о том, что в банке меда на
самом дне нашел сливовую косточку, то ли хочется у него колготок для
жены попросить.
недодавленный, змий гремучий, совсем, что ли, намека не понимаешь? Если
тебе "Жигулей" в прошлом месяце не прислали, значит, что-то не так.
Позвонить надо, справиться. Ты что ж это, титька кастюлькина, думаешь:
если тебя никто не трогает, значит, все тебя любят, что ли? А-а-а?
Просто место берегут, дурашка противная, место неиспоганенное, чтоб туда
можно было человека посадить, который давно созрел. Ты чего это рапорт
на пенсию не подаешь? А-а-а? Ждешь чего-нибудь? Или ты там вечно
собрался малину жрать? Вот мы пришлем тебе комиссию!" - и повесились.
Мурманск спирт - а ему оттуда палтус холодного копчения. И засосало у
него при мысли о палтусе, и ощутил он его вкус и тут же умер.
все его жены, дети, любовники жен, любовницы и их законные мужья - все
решительно оплакивали его кончину и невыносимо, непотребно рыдали.
Москвой.
океан за кораллами послать, чтоб потом те кораллы аккуратненько в ящички
уложить и доставить в Москву и чтоб потом, как пронюхаешь о переменах в
верхах, сразу же у двери, за которыми ожидаются перемены, с тем кораллом
стоять, и только она приоткрылась - сразу же туда втиснулся: "Вот вам
наши кораллы", - так, знаете ли, лучше нашей базы никого бы не нашлось.
появляется из малого и, может быть, даже из такой мелочи, как кораллы,
семенная жидкость и половые отношения.
наставления дает его жене начальник отдела кадров? Знал и уходил в
наряд, а когда приходил ненароком, то всегда давал возможность "дяде
Толе" уйти невредимым.
все считал, что восхищаются его мужским достоинством, хотя все же,
по-моему, некоторые объективные размышления на этот счет его посещали и,
оставшись один, он даже доставал свое "достоинство" и несколько раз его
с сомнением пристально разглядывал, но масленые глаза плутовки, все эти
ее отправления совершали над ним волшебство, и стоило только чаровнице
Суворов Виктор
Лондон Джек
Жюль Верн
Херберт Фрэнк
Сертаков Виталий
Шилова Юлия