Искусств. Девушка остановилась рядом с уличным художником, продающим
крошечные акварели.
Только влюбленные парочки, старушки в шляпках и праздная публика. Это мост,
лишенный абсолютно всякого практического смысла.
мачтами, они проплывали мимо, между опорами, которые поддерживали всю
железную конструкцию. Когда-то на этом мосту звучали шаги Никон - рядом с
его собственными. Он помнил, как она точно так же остановилась рядом с
художником, может, с тем же самым, как наморщила нос, потому что фотометр
был расположен неудобно для нее и свет бил диагонально, слишком сильно, он
падал на башни Нотр-Дам. Они купили foie-gras{4} и бутылку бургундского,
это и составило их ужин в гостиничном номере. Поели они в постели при свете
телевизионного экрана, где разгорались дебаты - из тех, которые просто
обожают французы, - в них участвует много народа и произносят много слов. А
прежде, еще на мосту, Никон тайком сфотографировала его - в чем и
призналась, жуя хлеб с foie-gras; при этом губы ее были влажными от
бургундского, и она кончиком босой ноги поглаживала бедро Корсо. Я знаю,
что тебе это не нравится, Лукас Корсо, ты злишься, но там ты стоишь в
профиль и смотришь на проплывающие внизу баржи, и мне удалось почти что
сделать из тебя красавца, сукин ты сын. Никон была еврейкой с большими
глазами, из ашкеназов, отец ее в Треблинке носил номер 77843, и спас его
гонг в последнем раунде; теперь, когда на экране появлялись израильские
солдаты на своих огромных танках, она голая выпрыгивала из постели и
целовала экран, глаза ее блестели от слез, она шептала: "Шалом, Шалом" -
так же нежно, как произносила имя Лукас... Но однажды она это имя словно
забыла. Он так никогда и не увидел ту фотографию, где он стоит, опершись на
перила моста Искусств, и смотрит на баржи, стоит в профиль и на сей раз
кажется почти красивым, сукин сын.
девушка. Высокая, загорелая, с короткой мальчишеской стрижкой и глазами
цвета свежевымытого винограда, почти прозрачными. В растерянности он на
секунду зажмурился, чтобы вернуться в реальный мир. И настоящее прочертило
четкую, как след скальпеля, линию. Тот Корсо, что стоял в профиль на
черно-белой фотографии - Никон делала только черно-белые снимки, -
извиваясь, полетел в реку и уплыл вниз по течению, вместе с опавшей листвой
и дерьмом, которое попадало в воду с шаланд и из канализационных стоков. И
другая девушка, а вовсе не Никон, держала в руках переплетенную в кожу
книжицу и протягивала ему.
книгу и узнал гравюры - те же, что и в первом издании, факсимиле в виде
приложения: Альвар в Магическом круге стоит пред дьяволом, который
вопрошает "Che vuoi?"{5}; Бьоидетта, распутывающая пальцами волосы;
красивый паж у клавесина.. Корсо открыл какое-то место наугад и прочел:
может быть соткана из росы, земных испарений и солнечных лучей, из
сгустившихся остатков радуги? Где возможное?.. И невозможное?..
девушки. Там, внизу, солнечные блики искрились в пенном следе, оставленном
каким-то корабликом, и трепетные переливы пробегали по ее лицу, будто
отблески бриллиантовых граней.
об этом знаешь?
солнцу. Все в ней было светом: отблески реки, утренняя прозрачность, две
зеленые заводи под темными ресницами.
соединяющий землю и небо. Когда наступит конец света, она обрушится - после
того как дьявол усядется на нее верхом.
головой. И снова глянула на Корсо - серьезно и задумчиво.
запнулась и наморщила лоб, как маленькая девочка, открывающая страшную
тайну. - Он любит коней и вольный ветер... Другого такого оптимиста я не
встречала... Он все еще верит, что вернется на небеса!
чудища с водостоков Нотр-Дам следили за ними. А ведь и они, эти чудища,
тоже были подделкой, как и столько прочих вещей. Их не было там - не было
их адских гримас, рогов и унылых козлиных бород, - когда степенные мастера,
закончив работу, потные и гордые, выпили по стакану крепкого питья и
глянули наверх. Их не было там, когда Квазимодо метался по звоннице,
страдая от несчастной любви к цыганке Эсмеральде. Но теперь, после Чарльза
Лоутона с его целлулоидным уродством, после Джины Лоллобриджиды, которую
казнили на площади под их сенью, - вторая версия, техноколор, непременно
подчеркнула бы Никон, - уже трудно было представить собор без этих мрачных
неосредневековых часовых. Корсо вообразил, какая картина открылась бы ему с
высоты птичьего полета: Новый мост, дальше - узкий, темнеющий в свете
прозрачного утра мост Искусств над серо-зеленой лентой реки, а на нем - две
крошечные фигурки, которые незаметно движутся к правому берегу. Мосты и
черные лодки Харона, неспешно проплывающие под каменными сводами и арками.
Мир - это берега и реки, текущие меж ними, мужчины и женщины, которые
пересекают реки по мостам либо вброд, не догадываясь о последствиях сего
акта, не оборачиваясь назад и не глядя под ноги, не бросив монетки
лодочнику.
улицу. Корсо поправил лямку своей холщовой сумки на плече и рассеянно
глянул "сначала направо, потом налево. Машин было множество, и он по чистой
случайности обратил внимание на одну, которая как раз в этот миг пролетала
мимо. И Корсо буквально окаменел, уподобившись чудовищам с Нотр-Дам.
Корсо все не двигался с места. - Ты что там, привидение увидел?
на заднем сиденье улетавшего прочь такси и оживленно беседовали, поэтому
Корсо не заметили. Женщина - очень привлекательная блондинка; он тотчас
узнал ее, несмотря на шляпу и короткой вуалью, опущенной на глаза. Это была
Лиана Тайллефер. А рядом с ней, обняв ее за плечи, сидел Флавио Ла Понте,
который демонстрировал свой неотразимый профиль и кокетливо поглаживал
кудрявую бородку.
находить себе преданных помощников - иногда за деньги, иногда просто в
обмен на улыбку. Как мы уже убедились, было в нем что-то - полунаигранная
неуклюжесть, гримаса своенравного и симпатичного кролика, рассеянный и
беспомощный вид, совершенно не соответствующий его нраву, - из-за чего люди
готовы были оказывать ему всяческое, содействие. Некоторые из нас,
знакомясь с Корсо, испытали это на себе. Не стал исключением и Грюбер,
портье из "Лувр Конкорд", с которым Корсо имел дело уже лет пятнадцать.
Грюбер был человеком суровым и замкнутым, с бритым затылком, и в уголках
губ его Остыли складки, отличающие игроков в покер. Во время немецкого
отступления 1944 года он, шестнадцатилетний хорватский волонтер, рядовой
18-й мотопехотной дивизии вермахта "Хорст Вессель", получил русскую пулю,
которая задела ему позвоночник. Итог - Железный крест второй степени и три
неподвижных позвонка. Вот почему он так напряженно и замедленно двигался на
своем посту - словно торс его сковывал стальной корсет.
каблуками. Форменная куртка цвета бордо с золотыми ключиками на лацканах
придавала старому отставнику еще более бравый вид, что очень нравилось тем
клиентам из Центральной Европы, которые после крушения коммунизма и раскола
восточного лагеря приезжали в Париж, чтобы рассеянно осмотреть Елисейские
поля, а в душе мечтали о четвертом рейхе.
Эрреро; хотя она может зарегистрироваться под фамилией Тайллефер или де
Тайллефер... Я хотел бы знать, не остановились ли они в одной из парижских
гостиниц.
франков. Корсо, когда давал чаевые или подкупал кого-то, умел особым
образом пожать плечами - мол, нынче я тебе, завтра ты мне, - отчего все
дело обретало форму дружеского взаимообмена, почти сообщничества, и трудно
было понять, кто и кому в действительности оказывает услугу. Грюбер привык
иметь дело с испанцами из "Евроколор Иберия", итальянцами в отвратительных
галстуках и американцами с сумочками TWA{1} и в бейсболках - и бормотал
вежливое "merci m'sieu", получая от них жалкие десять франков. Теперь же
он, не моргнув глазом и не поблагодарив, описал рукой изящный полукруги
сунул в карман весьма крупную купюру. На лице его появилась непроницаемая
маска крупье, которую он приберегал для тех немногих, кто, как Корсо, еще
помнил правила игры. Грюбер ремесло свое осваивал в ту пору, когда клиенту
Корнев Павел
Круз Андрей
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна