Чтение 42–й страницы книги ~Битва божьих коровок~

Пацюк молчал.

- Подобрал на месте преступления, - наконец разродился он. - В особняке.

- Вот как, - Забелин досадливо поморщился. - А что же никому об этом не
сообщил?

- Забыл. Не придал значения.

- Не придал значения? После того, как мы вместе с тобой - заметь - с
тобой! - осмотрели тело? Чему же тебя в институте учили?! Уликам значение не
придавать?

Пацюк кобенился, вертелся, как уж на сковородке, не хотел признавать
очевидное, - и это стало раздражать Забелина.

- Кстати, как твоя рука? - бухнул он напоследок тяжелой артиллерией.

- В каком смысле - рука?

- У тебя же царапины на ней были, если память мне не изменяет. Ты еще
говорил, что кошка тебя оцарапала.

- Что-то-не припомню... Про кошку.

- Ну как же! А Игнатьич сказал, что на кошку это не похоже.

- А на что похоже?

- Ну, как тебе сказать. На женщину, когда она бывает чем-то недовольна.
Или когда бывает с чем-то не согласна.

- С чем не согласна?

Статья 302 УК РФ ?Принуждение к даче показаний? тотчас оскалила зубы, и
Забелину очень захотелось удержаться. Но он не удержался.

- С чем она может быть не согласна? Да что ей горло режут.

Снаряд достиг цели. Волосы Пацюка уже не шипели, а трещали, левый глаз
дергался, а правая рука (та самая, с поджившим трезубцем царапины) принялась
выбивать бешеную дробь.

- Вы сумасшедший, Даниил Константинович.

- Я?

- Вы и вправду думаете, что это я... Я ее убил?

- Пока что я только опираюсь на факты, которые мне известны. Если ты дашь
им другую интерпретацию, буду только счастлив.

Счастлив он не будет, это так, оборот речи, утешительная глупость для
салажонка Пацюка. Счастлив он не будет уже потому, что не будет отомщен. Это
точно. Забелин запихнул подальше свои гаденькие корыстные мыслишки и вполне
дружелюбно произнес:

- Под ногтями жертвы обнаружены микрочастички кожи, тебе это известно.
Если тебя прижмут к ногтю... О, это я удачно скаламбурил...

- Мне нужно подумать, - хмуро бросил Пацюк.

- Я не тороплю. Вот и ладушки.

Забелин допил остатки каркадэ и дружески улыбнулся Пацюку:

- Вообще-то я тебя понимаю...

- Да?

- Лучшая женщина - мертвая женщина. Ладно, это я так, шучу. Но мне твоя
пассия с самого начала не понравилась...

- Мне нужно кое-что показать вам, шеф.

Парень явно сломался. Так что ?Макаров? не понадобится. Тихушные типы,
подобные Пацюку, способны только на преступление из-за страсти. А когда
преступление совершено, их можно голыми руками брать. Мухи не обидят.

- Подъедем в одно место? - спросил у Забелина Пацюк.

- Какое?

- Увидите...

Видя, что шеф колеблется, Пацюк быстро, глотая слова, заговорил:

- Мы можем поехать не одни. Возьмите кого-нибудь, если опасаетесь. Я не
виноват ни в чьей смерти, и у меня есть доказательства.

Тезис о невиновности не слишком вдохновил Забелина, но на предложение
Пацюка он согласился.

- Хорошо.

- Я только переоденусь.

И, не дожидаясь ответа, Пацюк сорвался с места и выбежал из кухни.

Черт.

Проклиная собственную нерасторопность (годы аналитической (а попросту -
бумажной) работы давали о себе знать), Забелин выкатился следом. И наткнулся
на запертую в комнату дверь.

Такой подлости от стажера Забелин не ожидал и принялся колотить в хлипкую
дверь кулаками.

- Эй, ты что задумал?!

- Все в порядке, шеф, - раздался из-за дверей голос Пацюка. - Штаны
натягиваю.

- Смотри без глупостей.

Несколько успокоившийся Забелин приложил ухо к двери - и тотчас же
услышал треск открываемого окна. Что за черт... Пятый этаж! Что он
задумал?.. Хорошенько навалившись плечом, Забелин высадил дверь и оказался в
комнате.

Окно была распахнуто настежь, а Пацюк... Пацюком в комнате и не пахло.

У Забелина потемнело в глазах. Холя и лелея свои собственные амбиции и
увлекшись игрой в кошки-мышки с беднягой стажером, он напрочь забыл о схеме.
О схеме, которую предлагала Елена Алексеева всем своим покойным
родственникам.

Убийцу обязательно постигнет участь убитого.

Одного она уже довела до смерти. Теперь пришел черед Пацюка. А виноват в
его смерти будет он, Забелин...

На полусогнутых ватных ногах следователь подошел к окну и осторожно
выглянул в него. Но там, где должно было валяться бездыханное, с
переломленным позвоночником тело Пацюка, ничего не было. Девственно-чистый
асфальт, слегка сдобренный дождиком.

Забелин повертел головой, на полкорпуса высунулся наружу и только теперь
заметил узкий карниз, идущий прямо под окнами. А на самой оконечности дома -
стажера, идущего по карнизу. И прежде чем Забелин успел что-либо сообразить,
тот прыгнул на крышу соседнего - четырехэтажного дома. Только железо
загрохотало.

Тарзан чертов!..

Бежать за Пацюком было бесполезно. Пока Забелин спустится, пока обогнет
дом и выскочит на улицу... А потом снова обогнет дом - уже со стороны
улицы... К тому времени Пацюк уже успеет натурализоваться на Каймановых
островах...

Забелин присел на краешек кровати, брезгливо отодвинул кимоно покойницы,
пропитанное духами, и взял в руки видеокассету со следами помады.

Вонг Кар Вай. ?Падшие ангелы?.

Вот уж воистину - падшие.

Он машинально потряс кассету, и из нее выпал листок. Счет из ресторана
?Аризона-69?. Шестьдесят девять, шестьдесят девять. Это что-то живо
напомнило Забелину... Какое-то важное событие из его собственной жизни.

Ах да. В шестьдесят девятом году тринадцатилетний Даня Забелин поимел
первый привод в милицию. За ограбление продуктового ларька в городе Аксай
Казахской ССР...

***

...Как она могла решиться на это?

И существуют ли оправдания ее поступку? И что скажет Заза?

Если вообще пустит ее домой после того, что она совершила. А если она
лишится Зазы - то лишится и Илико. У ребенка не должно быть такой преступной
матери...

- Вам нехорошо? - участливо спросил у Насти рыжий парнишка.

- Нет, все в порядке.. Спасибо вам...

- С вас двадцать пятьдесят...

- Да-да, конечно.

Настя выложила деньги на стойку, а парень протянул ей ее собственное,
аккуратно разрезанное обручальное кольцо.

Выйдя из ювелирной мастерской, Настя присела на лавочку и поднесла к
главам вероломную, предательскую руку. На том месте, где еще десять минут
назад красовалась ее обручалка, не было ничего. Кроме светлой полоски кожи.

Тринадцать лет она носила кольцо на пальце; в этом кольце она впервые
легла в супружескую постель, в этом кольце был зачат Илико, в этом кольце
она возилась и с виноградником, и с теплицами, и с огородом, и с любимой
козой Сосико. И с любимыми цветами. Это кольцо стало частью ее самой, оно
вросло в палец. И - Настя сильно на это надеялась - оно будет сопровождать
ее до могилы. И опустится туда вместе с ней.

Но...

Десять минут назад она хладнокровно избавилась от него. Один взмах
ювелирного резака - и все. Акт предательства совершен. Совершен по наущению
какой-то взбалмошной бабенки, которую она и не увидит-то больше никогда.
Ради какой великой цели она наплевала на свою прошлую жизнь?

Утерев слезы, Настя вытащила кольцо из кармана. И поцеловала тонкий
золотой ободок.

- Прости...

Впрочем, все еще можно исправить. Можно снова спуститься в мастерскую и
попросить рыжего, чтобы он починил кольцо. Запаял, залатал, залудил...
Вернул все на свои места. И будет так, как раньше...

Настя сжала кулак.

"Как раньше? все равно не будет. Хотя бы потому, что брата больше нет в
живых. Ты приняла решение, и ты пойдешь до конца.

Она сунула кольцо в карман и несколько секунд прислушивалась к себе.
Странное дело, первые приступы отчаяния и сладкого ужаса по поводу
содеянного прошли, и...

И вдруг она почувствовала себя свободной.

То есть - абсолютно, безвозвратно, исключительно свободной. Как будто
кольцо было тем якорем, который удерживал корабль Настиной жизни в тихой
заводи Вознесенского. Корабль, обросший ракушками обязательств и водорослями
привязанностей. Она знала только одного мужчину, она знала только один дом,