лиц клочьями свисала, обнажая гниющее мясо на скулах. Зеленые зрачки слабо
мерцали в глубинах глазниц; вместо носа у Румына зияла черная дыра, а из
щели с гнилыми зубами шел такой зловонный смрад, что лейтенант едва не
задохнулся. Преодолевая тошноту и отвращение, Кадишман заставил себя
подойти к генералу.
- Старик, - хрипло сказал он, заглядывая в померкшие глазницы мертвеца,
законопаченные мутными бельмами, - ты идешь со мной, понял!
Это его "Понял" прозвучало очень мило в ночной кладбищенской тиши и
насмешило старого солдата. Дедушка смеялся глухим, утробным смехом, и в
глазах его вспыхнули зеленые огни. Из расколотого черепа сосулькой свисала
затвердевшая мозговая жидкость, а в прогнившем носу обозначился зияющий
провал. "Ну и харя у него" - с содроганием подумал Кадишман и
непроизвольно отступил назад. Кто знает, что у этого старика на уме. Но
Хильман на сей раз был, кажется, в добром расположении духа. Изобразив
подобие слабой улыбки на изъеденных язвами губах, он дружелюбно сказал
лейтенанту.
- Нет, это ты идешь со мной, солдат!
- Мне не до шуток, генерал! - рявкнул осмелевший Кадишман и вдруг
почувствовал, как денщик, о котором он на секунду забыл, схватил его за
левую руку и с силой поволок к вырытой неподалеку яме.
- Стой, гад! - из последних сил пытался вырваться Кадишман. Но мертвец
железной хваткой обхватил его за тонкую талию и, легко оторвав от земли,
ловко спрыгнул вместе с ним в темную сырую могилу. Генерал Хильман,
словно ждавший этого момента, сноровисто поднял лежавшую рядом лопату и
стал закапывать яму сверху. Наблюдавший за этой жуткой картиной сержант
Альтерман, застыл в тупом оцепенении в нескольких шагах от своего
командира и не знал чем помочь ему; он не забыл обширные ожоги, полученные
им при задержании Ахмада, и боялся дотронуться до мертвеца. Стрелять, он
также не решался, опасаясь случайно задеть в шефа.
Наскоро забросав свежевырытую яму землей, Хильман далеко зашвырнул лопату
и быстро скрылся между разбитыми надгробными плитами, словно растаяв в
кладбищенской мгле. Небольшой бурый холмик, столь быстро возведенный
мертвым генералом, страшно шевелился, и Альтерману показалось, что он
слышит вопли несчастного шефа.
- Что вы стоите, идиоты! - дико заорал он на солдат, - скорее выкапывайте
его! Солдаты пугливо, подошли к свежей могиле и, боязливо оглядываясь,
начали осторожно выгребать землю, помогая себе штыками и защитными
касками. Альтерман лично спустился в неглубокую яму и фонариком высветил
каждый сантиметр вырытой заново могилы, но ничего там не обнаружил. Его
охватил неодолимый животный страх. Если бы вокруг не стояли растерянные
подчиненные, он бы завопил от ужаса. Ночь была теплая и душная - вторые
сутки город изнывал от сухой знойной жары, но его вдруг странно зазнобило,
и зубы стали выбивать ровную чечетку. Не помня себя от страха, он поспешно
выбрался из ямы и, сбив с ног двух дюжих полицейских, пулей вылетел за
ворота кладбища. За ним, спотыкаясь, падая и роняя табельное оружие,
вприпрыжку улепетывали видавшие виды спецназовцы. Ломая ногти, задыхаясь и
обливаясь жгучим потом, Альтерман взобрался в патрульную машину, со второй
попытки дозвонился до комиссара и прерывающимся голосом доложил ему об
исчезновении своего невезучего командира.
* * *
По ночам жизнь некогда шумного и жизнелюбивого города затихала, словно в
дикой пустыне, куда не ступала нога человека. Никого уже не удивляло, что
с наступлением темноты напуганные "чертовой заварушкой" горожане
благоразумно предпочитали отсиживаться по домам, избегая случайных встреч
с прожорливыми призраками. По тихим обезлюдевшим переулкам вокруг
центральной автобусной станции, где особенно любили появляться покойники,
с жутким воем проносились патрульные машины, заставляя трепетать сердца
приунывших обывателей, забившихся по своим душным квартирам. Фиолетовые
блики мигалок на полицейских "Фордах" отражались в витринах осиротевших
магазинов. Все дороги, ведущие в город, были наглухо заблокированы. Страна
припала к экранам телевизоров, с которых, не переставая, дебатировали
возбужденные политики и ведущие популярных телепрограмм; их было много -
политиков и ведущих, и они заполонили весь эфир нескончаемыми
взволнованными словесами. Каждый что-нибудь значащий общественный деятель
счел своим долгом в эти тревожные дни выразить искреннее соболезнование
народу в связи с постигшим его бедствием и гневным перстом указать на
истинных виновников трагедии, ввергших страну в пучину хаоса, страха и
бесшабашного разгула каннибалов. Виновников "национальной трагедии"
выявляли как всегда представители парламентской оппозиции, обвинявшие
власть предержащих в том, что это они довели отечественную экономику до
ручки, а народ до полной деморализации и отчаяния. Коалиция, в свою
очередь, обличала левых радикалов, потворствующих арабам и поднявших своим
гнилым либерализмом даже мертвых из могил. Взаимные попреки и обвинения
способствовали еще большей неразберихе и волнениям в массах; у правых
появилась возможность критиковать левых, а те, не выбирая выражений, вовсю
поносили безалаберных правых, не без оснований обвиняя последних в
обострении криминогенной ситуации в центре и на местах. И уже все вместе
они дружно и язвительно осуждали полицию за медлительность и преступное
бездействие, результатом которого оказались безвинные человеческие жертвы.
Ужас, сковавший Кадишмана в темной могиле, вскоре прошел, и у него даже
пробудился интерес к происходящему; яма, в которую он упал вместе с
румыном, была поглубже, пожалуй, и просторнее тех стандартных могил,
нормативы которых утверждались в министерстве религии. Кадишман успел
подумать, что эту, наверное, рыли на двоих. Но, оказавшись в ней вместе с
одноруким, он почувствовал, что не может повернуться, настолько узким был
проем, в который опускались погребальные носилки.
Падал он какие-то доли секунды, но профессиональная память сыщика успела
зафиксировать массу существенных деталей, которые могли бы очень помочь
следствию, если бы он не был (так глупо) захоронен заживо.
Увлекаемый румыном в яму, Кадишман подумал, что не успеет вовремя
сгруппироваться, и обязательно разобьет себе ноги. Но он даже не ушибся,
потому что упал на захватившего его мертвеца и неприятно ткнулся носом в
вонючую слизь на его разлагающемся лице.
Испытывая внезапно охватившую его дурноту от неприятного соприкосновения
с живым трупом, он резко вскочил на ноги, но был вынужден тут же прикрыть
голову руками, защищая себя от песка вперемежку с крупной галькой,
которыми усердно забрасывал их сверху Хильман. Пыль и запах гниющего мяса
оглушили его. Задыхаясь, лейтенант стал дико кричать, и от натуги у него
заныли грудные мышцы. Он вспомнил слова небритого сторожа на холонском
кладбище. "Ежели человек упал в могилу - значит к смерти это" Ему стало
жалко себя. Он хотел заплакать, но едкая пыль, оседающая сверху, разъедая
глаза, забила ему глотку и уши. Он был близок к обмороку и хотел, чтобы
этот кошмар поскорее кончился.
И вдруг ему показалось, что удушающие границы братской могилы
раздвинулись вширь, сухие комья земли перестали падать на звеневшую от
ударов голову, и дышать стало значительно легче. Он почувствовал по бокам
цепкие руки смердящих мертвецов, открыл слезящиеся забитые песком глаза и
в полумраке различил военные штиблеты Хильмана. Дедушка, еще минуту назад
орудующий лопатой там наверху, теперь почему-то оказался в могиле, помогая
своему однорукому собрату, тащить деревеневшего от страха инспектора
куда-то вниз. "Куда они ведут меня?" - с апатией подумал он и вспомнил,
что в момент падения в яму Румын стоял от него слева. Выходит он держит
его своим пустым рукавом; ему удалось сквозь густой полумрак различить
зеленую звездочку на погонах Хильмана и пустой рукав денщика, цепкой
петлей перехвативший ему талию. Пыль вокруг стояла столбом, но он успел
увидеть узкую каменистую тропу, ведущую под уклон, а потом опять все
потонуло во мраке. Некоторое время он отчаянно сопротивлялся, но,
почувствовав, что вырваться невозможно, покорно затих. Вскоре хваткие
пальцы мучителей разжались, и он ощутил, что его словно всасывает в
глубокую невидимую воронку; израненное тело Кадишмана затянуло в мощный
водоворот теплого воздуха и закрутило будто пушинку. Внезапно он повис
вниз головой, не чувствуя собственного веса. Сколько ему пришлось висеть в
столь неестественной позе, он уже и не помнил; может быть, потерял
сознание или просто впал в забытье. В его забитые пылью ноздри ударил
затхлый запах подвальной гнили, от которой внезапно потяжелела голова, и
как-то странно захотелось спать.
Вдруг, словно сорвавшись с петель, он стремительно полетел вниз, задевая
головой и плечами каменистые выступы бездонной пропасти, но боли при этом
не испытывал, будто стал резиновым или совсем уже бестелесным.
Головокружительный полет Кадишмана все более ускорялся, напоминая падение
сгорающего в атмосфере метеорита. В ушах инспектора стоял страшный рев и
свист реактивного самолета. Казалось, еще минута и от него останется шлейф
легкого дыма и огня. Кадишман почувствовал, что сознание его меркнет, и
вспомнил совершенно неуместную в эту трагическую минуту фразу, которую
любили повторять в главном полицейском управлении - П....ц подкрался почти
вплотную...
"Так вот, значит, как умирают " - подумал он и удивился тому, что ему
совсем не страшно. Было только до слез обидно и грустно, что он никогда
Каргалов Вадим
Якубенко Николай
Елманов Валерий
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Распопов Дмитрий