типов, от своры из муниципалитета, от дневного начальника, ночного
начальника, от торговой палаты, от его чести мэра, занимающего шикарный
кабинет раза в четыре больше трех комнатушек, в которых теснится весь наш
отдел. Будто в прошлом году, работая в трех комнатушках, где на всех не
хватает стульев, нам не пришлось расследовать сто четырнадцать убийств. Мы
проводим жизнь, роясь в грязном белье и нюхая гнилые зубы. Мы поднимаемся
по темным лестницам, чтобы взять напичканного наркотиками вооруженного
подонка, и бывает, даже не доходим до верха, а наши жены не садятся в тот
вечер обедать, да и в другие вечера тоже. Вечером мы не бываем дома. А
когда бываем, то до того усталыми, что нет сил ни есть, ни спать, ни даже
читать ту белиберду, что пишут о нас в газетах. Мы лежим в темноте без
сна, в паршивом домишке на паршивой улочке, и слушаем, как на углу
веселятся пьянчуги. А стоит только задремать, звонит телефон, мы
поднимаемся, и все начинается по новой. Все, что мы ни делаем, все не так.
Постоянно. Если мы получаем признание, говорят, что мы его выбили,
продажные адвокаты обзывают нас в суде гестаповцами и, стоит нам оплошать
с грамматикой, скалят зубы. Если мы совершаем ошибку, нас разжалуют и
посылают патрулировать район притонов, приятные летние вечера мы проводим,
таща из канав пьяниц, выслушивая оскорбления шлюх и отнимая ножи у
подонков в шикарных костюмах. Но всего этого для полного счастья нам,
видно, мало. Мы должны еще иметь дело с тобой.
пота. Он всем корпусом чуть подался вперед.
ты. С пройдохами, имеющими лицензии на частный сыск, утаивающими сведения
и пылящими нам в нос из-за угла. Мы еще должны иметь дело с твоими
утайками и хитростями, которые не одурачат даже ребенка. Ты не обидишься,
если я назову тебя дешевым лживым соглядатаем, так ведь, Марлоу?
частный детектив хочет жить в ладу с полицией. Но иногда трудно понять,
кто устанавливает правила игры. Иногда он не доверяет полиции - и не без
причины. Иногда, сам того не желая, он попадает в переплет и вынужден
играть теми картами, что имеет на руках. Хотя и предпочел бы иной расклад.
Ему ведь надо по-прежнему зарабатывать на жизнь.
Эта проблема больше не будет занимать тебя.
раньше.
может подождать.
не начал острить. Я жду, когда он начнет. Жду какой-нибудь блестящей
остроты. Неужели ты растерял все свои шутки, Марлоу?
пополам. Но вам нужен повод. И вы хотите, чтобы я дал вам его?
туловища. Он сжимал и разжимал ее, сам того не замечая.
назад и при этом оттолкнул меня. Колени его задрожали. Он пригнулся и
закашлялся. Медленно покачивая головой, выпрямился, обернулся и взглянул
на меня.
лупят друг друга изо всех сил, подозреваемый не выдерживает этого зрелища
и начинает раскалываться.
появляться опухоль. Губы его усмехались, но взгляд оставался слегка
затуманенным. Френч стоял неподвижно, не издавая ни звука. Бейфус достал
пачку сигарет, встряхнул и протянул Френчу. Френч поглядел на сигареты,
потом на Бейфуса.
меня.
усмехаться.
арестован. Можешь, если сочтешь нужным, примкнуть его наручниками к
перекладине.
Будто совершенно не видел.
30
явно служил в полиции. Я решил так отчасти потому, что он вообще находился
в участке, отчасти потому, что когда он потянулся за картой, я увидел
кожаную наплечную кобуру и рукоятку служебного револьвера тридцать
восьмого калибра.
комнату.
глядел, как его маленькие, очень аккуратные, очень чистые руки тянутся к
карте, изящно поднимают и перекладывают ее. При этом он вытягивал губы
трубочкой и насвистывал что-то безо всякой мелодии: это был легкий
негромкий свист новенького, еще необкатанного паровоза.
Главным образом, Моцарта и Баха. Я несколько старомоден. Большинство людей
находят их музыку скучной. Я - нет.
проговорил мой собеседник. - В хорошем исполнении они кажутся очень
простыми.
больше. Никаких комментариев от исполнителя не требуется.
нравится эта работа.
были блестящими, но короткими. Видно было, что этот человек любит без
особого смысла шевелить руками, совершать легкие, четкие, беглые (но в то
же время ровные и плавные), невесомые, словно лебяжий пух, движения. Он
воскрешал ими в памяти тонкое, но не слабое исполнение глубоких вещей.
Своего любимого Моцарта. Я это понимал.
начало светлеть. Шведская конторка в углу была закрыта. Накануне днем я
находился в этой же комнате. На краю конторки лежал восьмигранный
плотницкий карандаш: кто-то поднял его и положил туда после того, как
лейтенант Мэглешен запустил им в стену. Разложенная конторка, за которой
сидел Кристи Френч, была усыпана пеплом. На самом краю стеклянной
пепельницы лежал окурок сигары. Возле свисающей с потолка лампы с
бело-зеленым абажуром, какие до сих пор висят в захолустных отелях, летал
мотылек.
смысла.
работа. Зато я имею возможность музицировать днем. Я тут уже двенадцать
лет. Повидал много любопытных людей.