тени, тени тел, так и не успевших по-настоящему насладиться друг другом..."
Внезапно Фесс с острой болью подумал, что Клара Хюммель была не столь уж не
права, когда с завидной настойчивостью сватала ему своих бесчисленных
троюродных и четвероюродных племянниц. Быть может, у него остался бы ребёнок...
затем, чтобы продолжаться. А он, Фесс, смотрел бы на это с высот своего
печального теневого бытия и радовался бы... или печалился, но, по крайней мере,
ему было бы чему радоваться или отчего печалиться.
была заполнена народом. Такое Фессу уже приходилось видеть - когда он вернулся
в Арвест, спасать угодивших в руки инквизиторов орка и гнома... мир их праху.
Но тогда толпа собралась поглазеть просто на обычную казнь, одно из немногих
острых развлечений, доступных простонародью; здесь же Фесс каждый миг
чувствовал сочащуюся из тысяч душ тёмную, истинную ненависть. Хорошо поработали
господа серые... внушили всем, что именно здесь и именно сейчас будет предан
огню корень всего эвиальского зла. Интересно, что они скажут, если выяснится:
дела после этого пошли ещё хуже? Впрочем, ему это уже будет безразлично...
каменный помост. Некромант ожидал увидеть сваленные вокруг вязанки хвороста,
однако их там не оказалось. Вместо этого были четыре столба, по углам
квадратного возвышения, лобного места. И на них, на этих столбах, пятеро
знакомых палачей вместе с подпалачиком, позвякивая инструментами, сейчас
крепили какие-то вызывающие смутный ужас инструменты - с зубчатыми колесами,
червячными передачами и тому подобными ухищрениями. Делали они это с истинным
профессионализмом.
кафедры Архипрелатов. Собор беспрестанно достраивался и надстраивался,
поскольку каждый Архипрелат, вступая на престол, стремился увековечить свое имя
в веках, добавив что-нибудь к и без того исполинскому строению. Впрочем, места
вокруг собора ещё оставалось много. Хватит ещё не на одного Архипрелата... "Но
этого, - решил Фесс, - я, к сожалению, тоже не увижу".
сыгравшие фанфары. Скосив глаза, Фесс увидел - врата собора медленно
распахиваются, и из глубины начинают одна за другой выныривать одетые в белое и
золотое фигурки, кажущиеся лилипутами рядом с поистине гигантскими вратами.
присутствием.
глазеть на его кончину - что это может изменить? Едва ли стоит рассчитывать на
драматическое помилование прямо на эшафоте - некоторые особо утончённые натуры
королевской крови любили подобные представления, но тут, с рассчётливой скрягой
Церковью... - они, наверное, каждое помилование считают немыслимой растратой.
Зачем миловать, когда можно так роскошно казнить?
пятью кольцами закованных в железо латников. "Эх, мне бы глефу, и не спасли бы
тебя никакие стражи", - подумал некромант, забыв в тот момент о едва не
одержавшей над ним верх бреннерской четвёрке.
висел вязкий мглистый пар, словно сливавшийся с серой марью в небесах. Серым
трауром Эвиал провожал некроманта, так и не успевшего выбраться из этого
проклятого города, а теперь обречённого умереть здесь.
ряду, на одном колене, стояли щитоносцы, во втором - готовые к стрельбе
арбалетчики вперемежку с меченосцами и в третьем - пикинеры с длинными,
двенадцатифутовыми пиками, наклонив их так, что на толпу смотрел настоящий
стальной частокол. Шагах в двадцати от щитоносцев напор многолюдства сдерживала
цепь обычных стражников, не столько, впрочем, сдерживая, сколько отмечая
границу запретного для всех прочих пространства.
краю помоста, все пятеро заплечных дел мастеров дружно поклонились Его
святейшеству. Наверх поднялась группа инквизиторов, среди которых некромант без
удивления заметил отца Этлау.
стараясь, чтобы это прозвучало бы спокойно) спросил Фесс.
отличие от многих я по себе знаю, как могущественна Тьма и как изощрённо умеет
Она мстить. Но я верю неколебимо, так же, как в ежедневный восход солнца, -
Спаситель защитит своего верного слугу. Жизнь и душа мои - в Его длани.
Спасителя.
исключений ни для кого. Я спрашиваю тебя, согласен ли ты сейчас, перед лицом
самого справедливого и беспристрастного из судей, согласен ли ты отречься от
своего зла? Согласен ли раскаяться в деяниях своих, согласен ли обратиться к
Свету? Никогда не поздно сделать это, даже стоя на эшафоте.
Спасителем, поэтому не трать даром времени. Ты обещал мне какую-то уж очень
необычную кончину, ну так я просто сгораю от любопытства...
так просто ты не умрёшь. Не дадим. Итак, все формальности выполнены, осуждённый
отказался от раскаяния и последней возможности спасти свою душу... Пора
приступать. Братья, вы помните, что надо делать, - обратился он к окружавшим
его инквизиторам. - Мы не просто уничтожим тебя, некромант. Мы уничтожим ту
злую силу, что поселилась в тебе, что свила себе гнездо в твоей душе. Смерть
души - такое не в силах простого смертного, один лишь Спаситель властен над
подобным, но если душа сама отдалась Злу, мы, скромные служители Добра и Света,
поможем ей свернуть с неправильного пути. - Он зловеще ухмыльнулся.
инквизитора. Этлау пожал плечами, рукавом стёр плевок.
страха ещё и не такое сделаешь. Многие еретики и малефики обретали у нас на
эшафоте бесноватую храбрость. Я привык.
места.
всем видом своим являя крайнюю степень усердия. Этлау почтительно поклонился
Архипрелату, дождался взмаха руки первосвященника с белым платком и в свою
очередь скомандовал своим:
неспешно давящая, она прокладывала себе путь сквозь кости черепа к мозгу.
Ледяная - и одновременно обжигающая, она заставила весь мир перед глазами
некроманта исчезнуть в одной ослепительной вспышке боли. Боль волнами катилась
вниз, по шее, плечам, рукам, пальцы словно набухали ею, готовые в любой миг
лопнуть, словно перезрелые виноградины. Мускулы скрутило судорогой, тело слепо
рванулось в оковах - и тяжело ударилось вновь о железную решётку.
забушевавшей толпы. Всё, что Фесс видел сейчас, было лишь образом медленно
вдвигающегося в мозг сверкающего ледяного острия.
молитвенном экстазе. Не видел, как палачи по команде принялись крутить рукоятки
своей пыточной машинерии и как от четырёх столбов к распростёртому на решётке
телу потянулись четыре уродливых железных подобия рук. Толпа взвыла ещё громче,
в диком кровожадном исступлении; подпалачик повернул какую-то рукоятку, и
громадные железки хищно защёлкали, словно живые, вызвав настоящий экстаз в
рядах пришедших поглазеть на казнь.
спасения уже нет. Это было как мгновенное озарение - ведь разум отказывается
верить в свою гибель, даже когда палаческий топор уже летит к шее
распростёртого на плахе. И губы Фесса невольно, сами собой, стали шептать
ритуальную формулу заклинания из Общей теории малефицистики, призывая все силы
земные, подземные и небесные отомстить за него. Наверное, он не успел бы этого
сделать, окажись его смерть быстрой и безболезненной... Собственно говоря, он и
сейчас не слишком понимал, что делает.
невероятно сильные прутья-пальцы крепко сжимали руки Севера и Эйтери, словно
малолетних детей. Гном всё время порывался пустить в ход свой фальчион и просто
начать рубить всех вокруг, поскольку, согласно его мнению, "все они тут зомбей
диких хузее"; бледная как смерть Эйтери стояла, запустив обе дрожащие руки в
сумку с эликсирами, тоже готовая сеять вокруг себя кровь и гибель.
единого на площади. Даже стоявшие в оцеплении лобного места солдаты поддались
всеобщему кровавому экстазу. Пар клубами поднимался над беснующейся толпой, и
казалось - площадь сама рождает сейчас
Эвиалу...
какому-то флакону. Она рассчитывала использовать совсем другие эликсиры, но
один из них она откупорила много раньше намеченного. Соприкоснувшись с
воздухом, он медленно, но верно терял силы, и гнома не рискнула пустить его в
ход сейчас.
на разгорячённые лица людей вокруг. Север, не таясь, поднял фальчион. Ему
предстояло самое трудное.
капли ещё не все успели упасть,а стоящие вокруг вдруг ни с того ни с сего