Чтение 42–й страницы книги ~Волчья стая~

прищуром - в точности как тот немец в финале незабвенных "Тихих зорь". Потом
поглядывал через плечо уже автоматически. Когда однажды Вадим споткнулся и
полетел наземь, чувствительно стукнувшись, в глазах Эмиля определенно
вспыхнул охотничий огонек. Ну конечно, прикончить сломавшего ногу в данной
ситуации гораздо проще, это уже выглядит и не убийством вовсе - скорее актом
милосердия, как с Доцентом. И Вадим таращился под ноги с удвоенным
вниманием, чтобы ненароком самому не подставиться.

Поначалу он чувствовал себя, словно на минном поле, однако время шло, а
Эмиль и не думал нападать. И понемногу Вадим расслабился, однако
бдительности не терял. В одном он уже был уверен: бывший друг, человек
обстоятельный и прагматичный, всадит в него ножик не раньше, чем просчитает
все на десять ходов вперед. Как ни смешно, но Вадима еще более приободрил
этот самый колодец-шурф, поскольку на лице Эмиля удалось засечь несомненную,
усиленную работу мысли, вроде бы совершенно ненужную при лицезрении столь
примитивного следа цивилизации. Но ежели постоянно помнить о подтексте,
разгадка проста: менжуется друже Эмиль, взвешивает и прикидывает. Похоже,
его таежный опыт против него же и обернулся. Убить прямо здесь не столь уж
трудно - а если за ближайшей сопкой деревня? Куда оставшиеся в живых вскоре
и выйдут? И труп очень быстро найдут, мало того - сопоставят со странными
пришельцами? Или - лагерь тех самых геологов где-то поблизости? Никогда не
был телепатом, но сейчас легко читал по лицу Эмиля - нет, дружище, эти
тягостные раздумья имеют определенную подоплеку...

Людей бы встретить, людей, пусть и не особенных сапиенсов, лишь бы
увидели троих. Тогда все Эмилевы планы поневоле пойдут прахом...

Но люди-то как раз и не попадались - как и следы присутствия человека.
Шурф, оставшийся далеко позади, остался единственным напоминанием о
человечестве.

А в общем, было даже интересно - разнообразная таежная живность, ручейки
с прохладной вкуснейшей водой, заросли малины. Если бы не ежеминутный страх
за свою жизнь, если бы не жуткое напряжение...

...На избушку наткнулись ближе к вечеру, когда солнце уже касалось
верхушек деревьев, но было еще довольно тепло. Она стояла в удобном месте, у
широкого ручья, образовавшего совсем рядом с крылечком крохотную заводь.
Неказистая, с единственным застекленным окном, но крепко сбитая. Через ручей
перекинуто широкое бревно, к нему с одной стороны даже приколочены грубо
сработанные перильца.

- Все,- сказала Ника, присев на крылечко и блаженно вытянув ноги.- Я
сегодня уже никуда не иду. Ночь скоро, а тут такие хоромы...

Эмиль после некоторого раздумья хмуро кивнул, прошел в избушку. Недолго
повозился там, стукнул чем-то тяжелым, вышел, присел рядом с Никой и достал
сигареты:

- Обеднел народ. Раньше в таких избушечках и крупа лежала, и прочие
макароны. Можно было супчик изобрести - печка там есть,- да вот заправить
нечем...

- Всухомятку проживем,- легкомысленно сказала Ника.- Как ты думаешь,
долго нам еще брести?

- До самой смерти, Марковна, до самой смерти...- ухмыльнулся Эмиль.

- Ну, ин еще побредем...

И оба вполне весело рассмеялись. На Вадима, как и прежде, никакого
внимания. Ни взгляда в его сторону, ни словечка. Ну и прекрасно, мысленно
порадовался он. Делайте все, что можете, дорогие мои, чтобы и вы для меня,
когда придет время, стали некими абстрактными мишенями...

Ника вдруг вскочила, подошла к маленькой заводи - довольно глубокой яме с
чистейшей водой - осторожно попробовала ее пальцем:

- Слушай, а вода-то теплая!

- Ничего странного, за день прогрелась.

- Давай купаться?

- Вс„ равно одежда грязная...

- Зато мы будем чистыми. Нет, давай купаться?

И, не дожидаясь ответа, сбросила одежду, соскользнула в воду. Отчаянно
взвизгнула, притихла, стала плескаться. Невольно Вадим уставился на нее со
вполне определенными мыслями - она была сейчас чертовски красива,
развеселившаяся, в прозрачнейшей воде, сибирская русалочка, гурия - и
наткнулся на хмурый, враждебный взгляд Эмиля, смотревшего так, словно он и
был законным собственником, а Вадим - наглым сторонним посягателем,
вожделевшим без всякой взаимности. Если и были все же сомнения насчет планов
Эмиля на его счет, сейчас, после т_а_к_о_г_о взгляда исподлобья, сомнения
растаяли. Он стал для них лишним. И Эмиль твердо решил его прикончить...

- Иди сюда! - позвала Ника.

Покосившись на Вадима, Эмиль принялся раздеваться. Однако оба ножа забрал
с собой, воткнул их в бережок под водой. Встал на кромке, голый, аки Адам -
эта сучка без малейшего смущения пялилась на него снизу - бросил Вадиму:

- Ты бы погулял в окрестностях? А то двигай в Шантарск своим ходом?

- Куда ему...- звонко рассмеялась Ника.- Вадик, погулял бы ты, в самом
деле... Пялишься, даже неудобно...

Никак она не могла оказаться в курсе Эмилевых планов, не было у них
времени такое обсуждать, но вслед за Эмилем стала относиться к "третьему
лишнему", как к дерьму последнему. Это уже и не злило - но заставило трезво,
холодно подумать: еще пара дней, и дозреет, стерва, спокойно будет смотреть,
как Эмиль его режет...

Он встал, побрел в избушку, где не оказалось ничего интересного -
неказистые прочные нары, где могут вольготно разместиться человек с
полдюжины, такой же стол, нехитрая утварь, печка.

Сторожко косясь на дверь, прислушиваясь, извлек наган, проверил. Точно,
Синий стрелял трижды. Три гильзы пахнут пороховой тухлятиной, капсюли
пробиты. Четыре патрона в его распоряжении - хватит с лихвой, может, еще и
останется... Нет, после наган нужно выкинуть, останутся патроны или нет...

Вышел на крылечко, глянул в ту сторону. Двое самозабвенно целовались,
стоя по пояс в прозрачной воде, так вкусно, так отрешенно вцепились друг в
друга, что скулы сводило от лютой ненависти.

Вылезли из воды, когда уже ощутимо потемнело. Ничуть не стесняясь
свидетеля, стояли на бережку, как Адам и Ева до грехопадения, держась за
руки, смахивая воду свободными ладонями.

- Пошел бы ополоснулся. Воняешь, как не знаю кто,- бросил Эмиль.

- Не вижу смысла,- лениво отозвался Вадим.- Все равно потом в грязные
штаны влезать...

- А давай в грязное только завтра влезем? - повернулась Ника к Эмилю,
накинула на голое тело новехонький пятнистый бушлат и, отставив локти,
пробежала к избушке.

Эмиль пошел следом, мимоходом кинув Вадиму:

- Чтобы я тебя в избе не видел. В сенях сиди, козел. Уяснил?

- А если охотники придут? - с равнодушным видом поинтересовался Вадим.-
Те, чья избушка?

- Тогда гавкай вместо собаки,- отмахнулся Эмиль и скрылся в избушке.

Вадим откровенно ухмыльнулся. Удалось мягко и ненавязчиво заронить в
сознание Эмиля незатейливую истину... Иными словами - выторговать себе жизнь
на сегодняшнюю ночь. Не решится убивать этой ночью, тварь. Будет помнить о
фразочке насчет охотников - а вдруг и в самом деле придут хозяева избушки,
наткнутся на свеженький труп? Кто может предугадать заранее, придут они или
нет? Есть еще извилины в башке...

Он не стал входить в единственную здешнюю комнатушку, сел в углу, в
крохотных сенях, стараясь не производить шума. Еще выставят под открытое
небо, ночью там будет неуютно...

Зато супружница с бывшим другом нисколько не стеснялись. Эмиль,
оказалось, во время кухонного грабежа успел запихать в карман плоскую
бутылку "Реми Мартин", и сейчас они там старались расположить на столе свои
нехитрые припасы так, чтобы получился красивый достархан. До Вадима долетало
каждое слово, каждый смешок- расположились-то в трех шагах от него. Он замер
в своем углу, временами курил, пряча сигарету в ладони - никогда еще не
оказывался в столь глупом и унизительном положении, но на рожон не попрешь.

Вскоре, после нескольких изрядных глотков, приглушенных смешков и
откровенной возни, скрипнули нары. Бесшумно встав, Вадим заглянул в
комнатушку, залитую белым лунным сиянием. Тела переплелись на подстеленных
бушлатах, в уши, в мозг прямо-таки ввинчивались удовлетворенные стоны,
оханье, все сопутствующие звуки, он узнавал каждое движение Ники, каждый
поцелуй, каждый стон и перемену позы. Все это было знакомо настолько, что
появилось дурацкое ощущение, будто он вдруг раздвоился и теперь их двое,
один лежит на распростертой Нике, впившись в ее губы, глубоко проникая
резкими толчками, другой таращится, не узнавая двойника...

Он отпрянул, когда Ника простонала особенно громко, тягуче, расслабленно
замерла. Достал наган, прижавшись к стене, положил указательный палец на
спусковой крючок. "Оргазм, говоришь, сучка несчастная?" - ярко вспыхнуло во
взбудораженном мозгу.

Все было в ажуре, он старательно установил барабан так, чтобы против
ударника оказался нестреляный патрон. Только нажать на спуск...

Послышался жаркий, задыхающийся шепот Ники:

- Еще...

Вадим нечеловеческим усилием воли снял палец со спуска. И спрятал наган.
Как ни кипел от ярости, следовало взять себя в руки. Охотники и в самом деле
могут появиться как нельзя более некстати. Еще не вечер, капитан, еще не
вечер...

Подстелил под голову армейский бушлат, улегся на левый бок - так, чтобы
при необходимости вырвать наган из кармана одним движением. Мало ли что
придет Эмилю в голову...

Там, в комнатушке, продолжался развеселый блуд - судя по звукам, снова
отпробовали коньячок из горла, потом заскрипели нары, понеслись охи-вздохи,
уже почти в полный голос, ничуть не стесняясь, несли обычную в таких случаях
чушь - и насчет желаемой смены позиций, и насчет обуревавших их чувств.

Спать хотелось адски, но он боялся. Ткнут сонного под ребро - и конец...