Чтение 42–й страницы книги ~Угол атаки~

страна была на грани гражданской войны. Чеченская катастрофа. Президентские
выборы 96-го, стоившие Ельцину трех инфарктов, а его сподвижникам - седых
волос. И хоть бы одна блядь вспомнила теперь, кто вывел корабль России из
этих бурь. Воистину истории чужда благодарность. Вечерами он смотрел
телевизор, и у него портилось настроение. По всем каналам порхали молодые
реформаторы, пространно разъясняли свои программы. Показывали, какие они
умные. Острили с журналистами, выпендривались на тусовках. Мотыльки,
однодневки в красных штанах. Валютный коридор. Макро-фуякро. Приписывали
себе то, что было достигнуто им, его нервами и бычьими трудами, его пахотой.
Порхайте, порхайте. Недолго вам порхать.

Схема его отставки и последующего возвращения во власть была тщательно
просчитана, но экс-премьер был опытным политиком и понимал, что любые схемы
корректируются жизнью, всего не предусмотришь. Вариант, когда его судьба
полностью зависит от воли президента, не давал никаких гарантий на будущее.
Президент непредсказуем, его поступки определяются не прихотью, как казалось
многим, а потрясающей политической интуицией, поистине звериным чутьем. Если
он увидит более выигрышный для себя вариант, пиши пропало, ничем его не
остановить. Да и чем можно остановить человека, который развалил великий и
могучий Советский Союз, чтобы перехватить власть у Горбачева, и приказал
расстрелять из танков Белый дом с законно избранным парламентом, когда тот
попытался встать у него на пути. И потому Экс (как называли его журналисты и
как даже сам себя он стал называть) очень внимательно следил за ситуацией,
чтобы в самом зародыше предупредить возможные осложнения.

Ситуация ему не нравилась. И больше всего - то, как идут переговоры с
Международным валютным фондом. До него доходила информация, что речь идет
уже не о восьми миллиардах долларов, а чуть ли не о двадцати. Если такое
соглашение будет заключено, экономика на какое-то время стабилизируется и
вопрос об отставке правительства Кириенко соответственно снимется с повестки
дня. Рано или поздно она обязательно произойдет, но для него, Экса, это
может оказаться слишком поздно.

Да, самая большая и постоянно возрастающая опасность таилась в его
выключенности из реальной политики. Чем дольше он находится в простое, тем
яснее становится, что не так-то уж он и нужен, не такой уж незаменимый. Пост
лидера общероссийского политического движения создавал лишь иллюзию участия
в жизни. Он понимал, что это только иллюзия. По-настоящему к жизни его
привязывало другое - вовлеченность в самые важные и тайные государственные
дела. Этого вместе с должностью не отнимешь.

Одним из таких дел была программа "Феникс".

* * *

Достигнув Москвы, сообщение о взрыве "Мрии" неизвестными диверсантами
вызвало шок у людей, причастных к делу. Экс был единственным, кто воспринял
это сообщение без паники, даже с некоторым удовлетворением. Еще не зная
никаких подробностей, он понял, что у него появился хороший шанс напомнить о
себе, показать, что даже сейчас, в отставке, он продолжает держать в своих
руках важнейшие, хоть и скрытые от общественности, государственные дела.

О ЧП на забайкальском аэродроме ему сообщил представитель президента в
"Госвооружении" генерал армии Г.

Он позвонил по "вертушке", сказал, что нужно срочно встретиться. Уже из
одного этого мелкого, вполне житейского факта Экс сделал два важных для себя
вывода. Во-первых, ситуация чрезвычайная. А во-вторых: в этой ситуации Г.
заранее признает себя стороной подчиненной.

После отставки это был его первый деловой контакт с Г. Хотя они всегда
были в одной команде, между ними тлела скрытая конкуренция, как в волчьей
стае между матерыми самцами, выжидающими ослабления вожака. Но пока вожак в
силе, союз выгоден им обоим, поэтому никто не влезает в компетенцию другого,
чтобы не нарушать установившееся равновесие.

Когда Экс услышал по радио о покушении на генерального директора ЗАО
"Феникс" Ермакова, у него возникло желание позвонить Г. и узнать, в чем там
дело. Но он сдержался. "Госвооружение" и фирма "Феникс" были чужой епархией.
Г. мог послать, и Эксу пришлось бы утереться. А он был не в том положении,
чтобы проигрывать даже в мелочах. Он не позвонил. Г. тоже не позвонил. Экс
решил, что все утряслось. Но оказалось, что не только не утряслось, но и
превратилось в серьезнейшую проблему.

Слушая рассказ Г. о событиях, которые произошли на аэродроме Потапово, он
машинально отметил, что недаром его в свое время встревожило поручение
президента расследовать все обстоятельства гибели самолетов "Руслан" и
"Антей". Это могло привлечь внимание к деятельности фирмы "Феникс" и, что
самое нежелательное, - к программе "Феникс". Любая утечка информации об этой
программе ставила ее на грань срыва, а огласка вообще была равна катастрофе.

То, что к расследованию было привлечено Управление по планированию
специальных мероприятий, встревожило Экса еще больше. Там работали люди, с
которыми трудно договориться. Управление подчинялось президенту, он ревниво
пресекал все попытки переподчинить его ФСБ или ФСК. В УПСМ это знали,
держались независимо. И работали там серьезные профессионалы.

Экс и генерал армии Г. хорошо понимали друг друга. Они были людьми одной
генерации и знали правила игры. Поэтому Экс даже спрашивать не стал, почему
Г. приказал отправить очередную партию истребителей, несмотря на
предупреждение ЦРУ. Он знал почему. Угроза для жизни Ермакова не; играла в
этом решении никакой роли. По этому контракту уже было проплачено двести
миллионов долларов. О том, чтобы вернуть предоплату, и заикаться было
нельзя. Этот кулак не разжимается. И даже помыслить было невозможно об
отказе от контракта. Президенту было доложено, что разработана программа,
которая позволит получить дополнительные миллиарды долларов от торговли
оружием. Он дал добро. Не вникая в детали. Вникать в детали таких программ -
не президентское дело. А теперь что? Прийти и сказать, что мы малость
погорячились? Чистое самоубийство.

Поэтому Г. поступил так, как на его месте поступил бы и сам Экс: он
отправляет "Мрию", а если поставку действительно перехватят цэрэушники - это
проблемы тех, кому поручено обеспечивать секретность и безопасность торговли
вооружениями. Не справились - с них и спрос. Это была нормальная логика
чиновника, отвечающего только за свой участок работы. И любой другой
чиновник, даже самого высокого ранга, ее поймет.

Но главная причина была в другом. Ее знал Экс. Ее знал Г. Они не говорили
об этом. О таких вещах не говорят. Оба знали, и этого было достаточно. О
таких вещах стараются даже поменьше думать. Чтобы не сглазить. И чтобы
случайно не выдать своих мыслей.

Появление в Потапове неизвестного диверсионного отряда и его чрезвычайно
агрессивные действия спутали все карты. И самое непонятное было - от кого
исходит это противодействие.

Г. попытался навести справки через своих людей в Министерстве обороны.
Никто ничего не знал. Ничего не знали и в ФСБ. Помощник президента,
курирующий спецслужбы, попытался получить информацию у начальника УПСМ. Но и
для генерал-лейтенанта Нифонтова, судя по его реакции, сообщение о взрыве
"Мрии" оказалось полнейшей неожиданностью.

Возможности Г. были исчерпаны. Это и заставило его обратиться к Эксу,
хотя он и понимал, что тем самым признает свою подчиненность. Но ситуация
была слишком острой, чтобы думать о таких тонкостях.

...Экс сразу вычленил из проблемы главное. Главное было не в том, чтобы
узнать, чьи люди устроили диверсию в Потапове, а в том, чтобы исключить
возможность новых диверсий. Кто и для чего взорвал "Мрию" - этим можно будет
заняться позже.

По всему выходило, что источником противодействия может быть только
Управление по планированию специальных мероприятий. Было совершенно
непонятно, каким образом они могли проникнуть в эту сверхсекретную систему,
прорвать информационную защиту. Еще более непонятно, откуда у них
диверсионный отряд. УПСМ было аналитической службой, в его подчинении не
было силовых подразделений, а собственный оперативный отдел был слишком
малочисленным, чтобы осуществлять такие операции своими силами. При
необходимости они могли привлекать спецподразделения ФСБ или Минобороны, но
этого нельзя было скрыть - согласования всегда оставляют след. Сейчас этого
следа не было.

И все-таки УПСМ. Больше некому.

Экс решился. Он поедет к начальнику УПСМ и поговорит с ним. Да вот так.
Просто поедет и просто поговорит. Он не смог бы этого сделать в качестве
председателя правительства. А сейчас - почему нет? В положении отставника
были и свои преимущества.

Въезжая во двор старого дворянского особняка, на проходной которого
красовалась вывеска "Информационно-аналитическое агентство "Контур", он
вновь почувствовал себя аль-Рашидом. Хотя, возможно, для генерал-лейтенанта
Нифонтова, который спустился в холл, чтобы встретить необычного гостя, его
инкогнито не было секретом. В УПСМ работали сильные аналитики, они вполне
могли просчитать ситуацию. Ну, тем лучше, это упрощало задачу.

- Спасибо, Александр Николаевич, что нашел для меня время, - проговорил
бывший премьер, отдавая плащ порученцу и пожимая руку начальнику управления.

- Было бы очень странно, если бы я его не нашел, - любезно ответил
Нифонтов. - Прошу.

Он был в штатском. До этого Экс видел его только в генеральском мундире и
не выделял среди маршалов и генералов армии, с которыми ему приходилось
иметь дело. Он давно заметил, что все военачальники, переодеваясь в
цивильные костюмы, становились словно бы мельче, невзрачнее, теряли вместе с
мундиром свою значительность. Про Нифонтова сказать этого было нельзя.
Прекрасный темно-серый костюм сидел на нем как на дипломате. Впрочем,
немудрено. Прослужи полжизни военным советником и руководителем резидентур в
Африке и на Ближнем Востоке - поневоле научишься носить и костюмы и
смокинги.

- Симпатичный у вас особнячок, симпатичный, - оценил Экс, поднимаясь по
мраморной лестнице и проходя в кабинет. - И кабинет у тебя симпатичный. Ты
говоришь - странно, - продолжал он, разыгрывая из себя политического