что помощи от вас не дождется. И стал пробираться в Россию сам. Он вернулся
в Афганистан. Через афгано-таджикскую границу переходил с группой
наркокурьеров. Другого способа не было. Об этом он рассказал моему другу,
руководителю реабилитационного центра. Караван наткнулся на засаду. В ней
были наши солдаты из Двести третьей дивизии. В перестрелке его ранило в
голову. И тут ему повезло. Может быть, единственный раз в жизни. Его узнал
командир роты. Он служил вместе с Калмыковым в Чучковской бригаде. Поэтому
его отправили в наш военный госпиталь. Сначала в Душанбе, а оттуда санрейсом
в Москву. Здесь ему и сделали операцию. Если бы не эта случайность, он так
бы и сдох на границе. Я сказал "повезло"? В этом я уже не уверен. Даже не
знаю, что было бы для него лучше: сдохнуть на афгано-таджикской границе или
провести остаток жизни в российской тюрьме.
декабре восемьдесят четвертого года военный трибунал в Кандагаре приговорил
его к смертной казни, разжаловал и лишил всех наград. Почему не был отменен
приговор трибунала?
операция прикрытия. О трибунале не знает никто.
Калмыкова во всероссийский розыск. Вероятно, он нашел протоколы трибунала в
архиве.
который был вам, как сын. Вы не смогли ему помочь. А я попробую. Не уверен,
что получится, но попробую.
Это мешает бриться.
не доверял никому. А теперь чувствую себя так, будто с моих плеч снимают
рюкзак. Неподъемный. Свинцовый.
документы. Все. Я перекладываю этот груз на тебя. Понимаешь, что я хочу этим
сказать?
Глава десятая. ХОД В ИГРЕ
I
темно-вишневая "Вольво-940". Из низкого, на уровне тротуара окна полуподвала
мы могли видеть только ноги приехавших. Ног было четыре. Две ноги короткие,
в черных брюках, две другие длинные, в темно-синем, в мелкий рубчик,
вельвете. На всех ногах были черные кожаные туфли, выдававшие в их
владельцах людей, которые не часто ступают на пыльный московский асфальт.
хозяина пошел открывать. Вошел Мамаев, а с ним человек, которого мы видели
на многих фото рядом с Мамаевым. Он-то и был в стильном вельвете: рослый
пятидесятилетний господин с высокомерным и словно бы слегка сонным лицом.
Это был начальник службы безопасности компании "Интертраст", бывший опер с
Петровки, подполковник милиции Тюрин.
базировался на тонком понимании психологии. В самом деле, дать человеку
надежду, а затем отнять ее - сильный способ сломать контрагента. Но такой
план хорош только в теории. Когда речь идет о живых людях, остроумие его
начинает попахивать дьявольщиной. С живыми людьми в такие игры играть
нельзя.
когда практически до конца, за исключением не имеющих принципиального
значения частностей, выяснилась его роль в затеянной им же самим интриге, он
не вызывал у меня ни малейшего сочувствия.
программе и заставит уплатить по нему. Но способ достижения этой цели
вызывал у меня очень большие сомнения. И чем больше я о нем думал, тем
меньше он мне нравился. Нельзя лишать человека шанса.
меньше. Я решил дать ему этот шанс.
предложил ему кресло за черным письменным столом и положил перед ним папку с
протоколами военного трибунала, приговорившего Калмыкова к смертной казни.
кейса какую-то старую школьную тетрадку, заполненную мелкими убористыми
строчками, и выборочно сравнил то, что в ней написано, с протоколами
трибунала. Затем еще раз внимательно прочитал приговор и закрыл папку. Это
был правильно предсказанный Буровым момент обретения надежды. Но даже следа
удовлетворения не мелькнуло на хмуром лице Мамаева. Напротив, он еще больше
помрачнел, поднял на начальника службы безопасности тяжелый ненавидящий
взгляд и негромко спросил:
этот простой ответ на простой вопрос произвел неожиданный и очень сильный
эффект.
было и быть не могло? Какого, я тебя спрашиваю, трибунала?!
тишина. Миг, и молния звезданет в стол, от тяжелого грома содрогнется
Москва, в груду развалин превратится старый дом на Неглинке, и весть о новом
теракте ужаснет весь цивилизованный мир: да что же происходит в этой
загадочной, непредсказуемой, жуткой России?
непредсказуемая, слегка жутковатая, но в общем и целом вполне обычная
российская жизнь. Два респектабельных господина, один из которых грузно
сидел в кресле за черным офисным столом, а второй на стуле пристроился
сбоку, держали напряженную паузу, а два других, я и Артист, как зрители
очень камерного театра, с диванчика наблюдали за ними в ожидании, чем
кончится их молчаливое противостояние. Мухе и Боцману билетов на спектакль
не досталось из-за малой вместимости зала. Мамаев и присутствием Артиста был
недоволен, но Артист твердо заявил, что не может оставить друга без
моральной поддержки. А поскольку это была наша территории и правила на ней
устанавливали мы, Мамаеву пришлось смириться.
применил прием, который современные политологи именуют экспортом кризисов, а
в старину называли "с больной головы на здоровую".
бумаги! - с угрожающим видом потребовал он.
документы?
сейчас заткнись! Понял? Заткнись!
высказаться.
человек уже высказался!
понял. Мы невольно оказались в положении зрителей, которые включили
телевизор на середине спектакля, и лишь по реакции действующих лиц
догадываются, что в предыдущем эпизоде что-то такое произошло. Но никакого
желания вникать в отношения Мамаева и его начальника службы безопасности у
меня не было. Поэтому я сказал: