зала не было. Высился гигантский аквариум без стенок и дна, параллелепипед
зеленой воды, вырезанный из океанской толщи, пространство, сплетенное из
цветных молний, в котором замерли в изумлении три маленьких человечка.
Величественная и унижающая картина!
стали сливаться, расширяться, принимать странную форму - лент не лент, а
каких-то цветных поясов. На поясах появилось множество черных точек, как
дырочек в перфоленте. И начался новый самостоятельный танец точек. Они
менялись местами, группировались, пропадали в темноте и возникали вновь,
словно кто-то пытался сложить из черных стеклянных шариков строгий
мозаичный рисунок. Он странно повторялся, этот зародыш рисунка: точки
группировались через равные промежутки в одинаковые скопления.
из ведра, краски смешались и растеклись, а потом из бесформицы цвета
вырвались уже знакомые пояса и замелькали перед глазами, вытягиваясь в
строго выверенные ряды. И тут я совсем уже перестал понимать: мимо нас
текли цветными струями ленты рекламных этикеток. "Молоко сгущенное",
"пастеризованное", "повышенной жирности", "сладкое" и "порошковое". Головы
рыжих и черных коров, глазастые и рогатые, поворачивались к нам и фас и в
профиль. Я сам покупал молоко с такими этикетками в лавчонке напротив
нашего "Фото Фляш". И тушенку с веселым поросячьим пятачком, и вермут с
пунцовым бокалом на этикетке, и сигареты с привычными земными названиями и
примелькавшимися рисунками на пачках. Почти у моего лица будто выстрелила
и развернулась, устремляясь в глубину зала, лента с повторяющимися, как
припев, словами: "кока-кола", "пепси-кола", "оранжад", "лимонад", и тут же
нагнали ее, сформировавшись из линий и пятен, ленты, такие же
многоцветные, рекламирующие конфеты и сыр, вина и колбасу, шоколад и
мясные консервы.
никуда ленты содержали не только рисованные этикетки. Реклама сыра
материализовалась в сырные брикетики в цветной обертке, реклама конфет - в
гран-рон конфетных коробок, ленточки этикеток с серебряными рыбками - в
жестяные струи коробок с сардинами. Танец красок с каждой минутой открывал
нам свои тайны. Я протянул руку к параду желтых консервных банок с черной
надписью "Пиво": тайна их зарождения заинтриговала меня. И вдруг эта тайна
обернулась прямым вызовом второму закону Ньютона. На протянутую руку
тотчас же легла одна из этих летящих банок. Я повернул руку ладонью вниз,
но банка не упала - она по-прежнему давила на ладонь своей
трехсотграммовой тяжестью. Я вопросительно взглянул на Зернова, а тот
только рукой махнул: сам, мол, не понимаю. Я легонько подтолкнул банку,
чтобы проверить, не прилипла ли. Она так же легко сорвалась и полетела
догонять свою ленту.
красок и лент. Из глубины зала, ритмично подпрыгивая, как танцоры в
летке-енке, быстро-быстро прямо на нас полз в воздухе розово-серый червяк.
Кто и для чего вдохнул жизнь в эту бесконечную связку сосисок, не знаю, но
она была живой и агрессивной. Изогнувшись подобием логарифмической кривой,
она наступала на Мартина. Тот стоял разинув рот, как завороженный, а я,
испугавшись за него, схватил ее и дернул. И тут же выпустил, вскрикнув от
боли в плечевом суставе. Связка рванула, как автомобиль, несущийся с
превышенной скоростью.
опухла, но боль уже утихала.
движением гирлянды: скачок - полметра, скачок - полметра. - Ухватись ты за
ленту конвейера, да еще так натянутую, как эта связка, - не слабее дернет.
сосискам, а они уже исчезали в стене из струящегося сурика. Какие-нибудь
четверть часа назад эта "стена" была дверью, ведущей на кухню, набитую
всякой снедью, в которой я, впрочем, не видел сосисок, а сейчас они
чудовищным червяком устремлялись на ту же кухню. Только на ту ли? В этом
дьявольском луна-парке можно было сделать два шага, переместившись на
километр. Или совсем пропасть, как Мартин в соседстве с прыгающими
"мешками".
опять исчез. Человека не было: в красноватом воздухе висела только голова,
увенчивающая вместо тела тонкую огненную спираль. Внутри спирали что-то
вспыхивало и переливалось, освещая голову без тела, а потом снова гасло, и
спираль казалась уже обыкновенной красной ниткой, которую можно было
дернуть и оборвать. Памятуя свой опыт с сосисками, я этого не сделал, а
только растерянно спросил Зернова:
и ухватились, рискуя вывихнуть сустав и ему. Что-то крепко держало его в
невидимом нам пространстве. А голова морщилась и ругалась:
выигрывая. Так "давали", что минуту спустя Мартин выкатился из пустоты,
чуть не свалив нас на землю или, вернее, на такой же красный, как и
"стены", но по крайней мере твердый пол. Что с ним случилось, он так и не
понял. Повернулся неловко и попал в какой-то капкан, одновременно исчезнув
из трех измерений. Даже всезнающий Зернов молчал, ошарашенный этим вихрем
загадок.
линии, уплывали в темноту пестрые ленты этикеток, зал суживался,
превращаясь в коридор, ровно очерченный горизонтальными рядами трубок.
Сначала они просто казались окрашенными в разные цвета, потом,
приглядевшись, мы заметили, что внутри их струится не то жидкость, не то
газ, то и дело меняющий цвет. Красные, желтые, оранжевые и лиловые струи
как бы указывали нам новое направление.
удивляться и познавать. От нас хотели, чтобы мы во всем разобрались, и нам
верили, что мы разберемся и поймем. В конце концов, все здешние чудеса
служили определенной цели - поддержать созданную на этой планете жизнь.
Следовательно, нам ничто не угрожало здесь, кроме собственной
неосторожности.
красноватом тумане, следуя разноцветным ариадниным нитям, которые кто-то
развесил, может быть, и для нас.
29. ЛОВУШКА ДЛЯ ЗОЛУШКИ
коллекторе: энергопитание, подача реагентов или даже готовой продукции.
Может быть, в этих цветных трубках течет вино или молоко? А винные бочки и
коров мы уже видели.
видимо, он пытался объяснить это себе. - Да и кто может поручиться, что
такой общий коллектор не идет вокруг каждого цеха, каждой камеры,
разветвляясь на сотни ходов, по которым протянуты необходимые производству
инженерные сети.
парке в Майами, - вспомнил Мартин. - Меня нашли только к вечеру, когда я
уже охрип от крика.
научно-популярных журналах. К смекалистым я себя не причислял и никогда не
мог увести мышь от кошки или козу от волка - фантазия журнальных смехачей
не шла дальше курса начальной зоологии. Слыхал от кого-то, что в
лабиринтах следует всегда поворачивать только направо: путь, правда,
длиннее, зато наверняка доберешься до выхода.
разветвлялся на три узких отростка, совсем как в старой сказке: три пути
от придорожного камня, перед которым стоит растерянный витязь. Но я не
растерялся, решительно повернув вправо. Мартин и Зернов нерешительно, но
все же не споря последовали за мной.
исчезновение зеленых трубок. Красные, синие, желтые по-прежнему тянулись
вдоль стен, подмигивая нам золотистыми искрами, а зеленых не было. Я