Чтение 42–й страницы книги ~Сын Сумерек и Света~

можешь вызвать только меня. Тебе достаточно будет сосредоточиться на нём и
подумать обо мне.

- А ты сможешь со мной связаться?

- Ясное дело. Причём я смогу связаться не только с тобой, но и с
кем-либо, у кого в данный момент будет это зеркальце, например, с Дэйрой.
При вызове слой серебра помутнеет, а кроме того, я встроил звуковой
сигнал, чтобы привлечь твоё внимание. Опять же, тебе достаточно будет
сосредоточиться...

- И подумать о тебе, - с кислой миной произнёс Морган. - Всего лишь
сосредоточиться и немного подумать. С этим справится и любой неодарённый
балбес.

Ты мне, как ребёнку малому, всё разжевал и в рот положил.

Он был так по-детски огорчён, что я уступил и, хоть времени было в
обрез, детально разъяснил ему механизм функционирования зеркальной связи -
пусть он немного попрактикуется со своими коллегами-магистрами, пока я
буду отсутствовать.

Потом мы попрощались, Морган пожелал мне удачи и скорейшего
возвращения, и я переместился в спальню Дэйры.

Она всё ещё спала, беспокойно ворочаясь в постели. Первым делом я
углубил её сон, сняв тревогу и напряжение. Она затихла, на лице её
появилось выражение спокойствия и безмятежности, губы тронула счастливая
улыбка. Очевидно, ей начало сниться что-то приятное. Она ласково
прошептала моё имя.

"Я тоже люблю тебя", - с нежностью подумал я, и на глаза мне
навернулись слёзы.

Ну, ладно, встрепенулся я, пора приступать к делу. Я без труда
обнаружил наложенное на Дэйру заклятие. Моя догадка оказалась верна: это
были противозачаточные чары, весьма похожие на те, которые используют
женщины-Властелины во избежание нежелательной беременности. Эти чары были
чисто психологического свойства, совершенно безвредные; они действовали
очень тонко и мягко, предотвращая оплодотворение яйцеклетки, и не влекли
за собой никаких необратимых нарушений функционального или органического
характера.

Тщательно изучив заклятие, я установил, что оно основательно "увязло",
вторгнувшись глубоко в подсознание, в область инстинктов и безусловных
реакций.

Да, Эриксон потрудился на славу, отваживая от Дэйры парней. Не скажу,
что я осуждал его за это; нет, только не за это - но за ним водились
другие грехи, и он не уйдёт от возмездия.

Ещё я обнаружил, что кто-то уже пытался снять заклятие, но потерпел
полное фиаско. Бронвен, догадался я. Вот видишь, дорогуша, искусство и
мощь - две большие разницы; в такой тонкой и деликатной сфере, как
человеческий организм, главное мастерство, а не голая сила. Но всё равно я
благодарен тебе за попытку, пусть она и не увенчалась успехом.

Также я мысленно поблагодарил мою тётю Помону из Сумерек, которая
обучала меня премудростям медицины. Снятие заговора и устранение его
последствий оказалось довольно хлопотным делом. Я провозился более
получаса и под конец даже взмок от напряжения - зато теперь Дэйра была
свободна от чар и могла рожать мне сынов и дочек. Я был счастлив, как
ребёнок.

Дэйра продолжала спать, безмятежно улыбаясь во сне. Её лицо было так
прекрасно, так трогательно-невинно, что у меня раз за разом перехватывало
дыхание. Мысли о Диане больше не беспокоили меня - в присутствии Дэйры это
было невозможно. Она и только она способна излечить меня от боли и тоски
по утраченной любви, только с ней я обрету покой и счастье...

Я смотрел на Дэйру и никак не мог заставить себя уйти не попрощавшись.
Я терпеть не могу душераздирающих сцен расставания, но это было выше моих
сил - покинуть её, не унося на своих губах вкус её губ, не согретый
теплотой и лаской её тела... Я торопливо снял с себя одежду и забрался под
одеяло. Ещё не проснувшись окончательно, Дэйра инстинктивно прильнула ко
мне и ответила нежностью на мою страсть.

Потом мы лежали рядом. Время от времени я целовал её в губы и с грустью
думал о неизбежной разлуке и предстоящей мне дальней дороге.

- Любимая, - сказал я. - Помнишь, ты просила, чтобы при любых
обстоятельствах я оставался всё тем же милым и хорошим парнем.

- А что?

- Я такой же, как прежде, Дэйра. И всегда буду таким.

Её глаза широко распахнулись:

- Ты... Ты вспомнил?

- Да, я всё вспомнил. И я люблю тебя.

Дэйра крепче прижалась ко мне. Я зарылся лицом в её густых душистых
волосах.

- Расскажи о себе, - попросила она. - Кто ты, откуда.

Я поведал ей о Царстве Света и о Солнечном Граде, о Рассветных мирах,
которыми правит наш Дом, о мирах молодых, неспокойных, бурлящих жизнью,
переполненных энергией. Я рассказал о Стране Вечных Сумерек, родине моей
матери, которую любил больше отчего Дома, о мире, где постоянно царит
осень, где огромное красное солнце неподвижно висит над горизонтом, одевая
в багрянец облака в дневной части неба, о молчаливых оранжевых рощах, где
я любил бродить в одиночестве, о величественном и прекрасном городе Олимпе
на вершине одноимённой горы, о дедовом Замке-на-Закате, громадном и
немного мрачноватом, о самом деде Янусе, который уже давно потерял счёт
прожитым векам и пережитым жёнам и исчислял своё потомство сотнями душ...

- А тебе сколько лет? - спросила Дэйра.

Я ждал этого вопроса, и ответ на него был у меня готов. Я сказал чистую
правду:

- Я ещё очень молод. Когда меня угораздило попасть в эту переделку, мне
лишь недавно исполнилось тридцать четыре стандартных года, хотя по
собственному времени мне было лет на пять-шесть больше.

- Значит, сейчас тебе около шестидесяти?

- Да. Но точно сказать не могу, потому что время - весьма относительное
понятие.

Кое-кто из Властелинов постоянно носит при себе специальный таймер, но
я всегда считал это излишним. Какой прок от того, что будешь знать,
сколько точно оттикали твои биологические часы.

- Да уж, - горько вздохнула Дэйра, - Тебе незачем это знать. Пять или
шесть лет - какая разница для тебя, бессмертного. Ты вечно будешь молодым,
а я... В твои годы я превращусь в старую развалину.

Я рассмеялся и перевернулся на спину, сжимая её в своих объятиях.

- Ошибаешься, малышка! - радостно сообщил я. - Ты навсегда останешься
такой же юной и прекрасной, как сейчас. Клянусь Митрой и Зевсом-Юпитером!

Глава 3

Я снова шёл вдоль спокойного ручья, ступая по густой оранжевой траве.
Справа от меня начинался лес, слева, в дневной части неба, затянутой
облаками, горело зарево вечного заката; между сизо-багряными тучами
пробивался свет огромного красного солнца. Ветер, дувший с дневной
стороны, принёс с собой жару и духоту, моросил тёплый дождь. Градусах в
тридцати-сорока справа от направления в день над самым горизонтом
клубились тяжёлые свинцовые тучи, с каждой минутой поднимаясь всё выше и
выше, застилая бледно-голубое небо тёмным покровом.

Приближалась гроза с горячим ливнем - характерное, но весьма редкое
явление в спокойных, уравновешенных Сумеречных мирах. Я очень любил грозы
в Сумерках и горячие ливни, когда с неба низвергались потоки воды при
температуре свыше 50° по Цельсию, однако сейчас я был далёк от радостного
предвкушения встречи с неистовством стихии...

Сам не знаю, зачем я пришёл в этот дикий, необитаемый мир, где много
лет назад мы с Дианой прятались от посторонних глаз, чтобы сполна
насладиться нашим горьким счастьем, где была обитель нашей любви, где мы
могли побыть наедине друг с другом, не боясь, что нас потревожат... Это
было так давно, но мне казалось, что совсем недавно - ведь субъективно я
воспринимал прошлое без учёта тех двадцати лет, которые провёл в
беспамятстве. Вернее, так воспринимала прошлое часть моей личности,
которая суть Артур...

Что я ожидал здесь увидеть после стольких лет отсутствия? Пустынную,
заросшую густой травой поляну без каких-либо следов нашего пребывания на
ней?

Сохранившийся в целости, но заброшенный и обветшавший шатёр?
Разбросанные вокруг клочья красного и голубого шёлка, разодранные подушки
и одеяла, побитые бабочками ковры, испорченные сыростью книги?.. Трудно
сказать. Я просто шёл знакомой дорогой, глядя себе под ноги, и предавался
воспоминаниям.

Когда деревья передо мной расступились, я робко поднял взгляд и тут же
замер, не веря своим глазам. Посреди широкой прогалины, там, где некогда
был шатёр Дианы, теперь стоял опрятный двухэтажный дом из красного
кирпича, повёрнутый фасадом ко мне. Не будь я погружён в собственные
мысли, я бы давно заметил его черепичную крышу, возвышавшуюся над кронами
деревьев.

Моё секундное замешательство сменилось праведным негодованием. Какое
кощунство!

Кто посмел осквернить своим присутствием это святое место? Чей
извращённый ум отважился на такое вопиющее оскорбление светлой памяти
Дианы?

Вскипая от ярости, я громко выругался и бегом бросился к дому с твёрдым
намерением проучить святотатца. Златошёрстые зверушки с длинными пушистыми
хвостами и кисточкообразными ушами, те самые, которых любила Диана,
испуганно шипели на меня из густой травы.

Когда я пробегал между двумя клумбами, где росли любимые Дианины