Чтение 42–й страницы книги ~Кольцо великого магистра~

кланялись, целовали ему руку. От руки епископа пахло сладко и приятно.

А посол был в превосходном настроении. Он с интересом разглядывал
висевшее на стенах оружие, щиты, знамена и хоругви, отобранные литовцами у
врагов в разное время. Он заметил на стенах хоругви крестоносцев, знамена
князя Мазовецкого и польские знамена. Посол указывал пальцем то на щит, то
на знамя и спрашивал, кому они принадлежали.

Неожиданно папский посланник замолчал и задумался.

Он вспомнил о тайных целях римской церкви, тщательно скрываемых от
непосвященных. Римская церковь боялась славян и считала их опасными
врагами. Русские стояли непоколебимым заслоном, не давая распространиться
на восток латинской вере. Святейшие папы поучали земных владык навсегда
покончить с русскими, расчлененными и ослабленными татарским нашествием.
Пусть польские католики тешат себя, считая, что стараются на благо
отчизны. Славяне против славян! Пусть они душат и убивают друг друга,
пусть помогают другим народам уничтожать славянское семя.

Посол был твердо уверен, что соединить Польшу и Литву под одним
королем - благословенное богом дело. Это ослабит Русь, думал он, и ослабит
Польшу, поставит ее еще в большую зависимость от римского двора. Но
подвести к польскому трону языческого князя Ягайлу - не простое дело.
Папский посол понимал, что только большие выгоды могут заставить польских
панов и шляхту согласиться на брак Ядвиги и Ягайла. С другой стороны,
разве уговоришь великого литовского князя просить руки польской королевы
без пользы для себя?..

Монахи терпеливо ждали, когда епископ снова заговорит, не смея
напомнить о своем присутствии.

- Орденские рыцари глупой жестокостью отпугнули литовцев от святого
учения Христа, - неожиданно заговорил посол. - Кто же захочет принимать
новую веру из окровавленных рук убийц! Дошло до того, что литовские матери
пугают детей святым распятием. Вот и прикиньте: не сегодня завтра литовцы
могут принять православие. Спелый плод язычества выпадет у нас из рук. Да,
да, пока вы ссоритесь с немецким орденом, святая церковь потеряет
множество человеческих душ.

- Горе, горе нам, если так будет! - опять в один голос сказали
монахи.

- Его святейшество папа всегда заботился о Польше, своей любимой
дочери, - раздумчиво продолжал посол. - Его святейшество хотел бы видеть
литовское великое княжество под управлением польского короля.

Францисканцы оживились. Такая мысль не приходила им в голову, но была
приятна.

- Но как это сделать? Язычников в литовском княжестве только десятая
часть, остальные - русские, ваша эксцеленца, - удивился отец Бенедикт. -
Много литовских бояр давно живет в русской вере.

- В Польше есть пословица, - поддержал Андреус Василе, - <Славна
Польша латизною, а Литва русизною>.

- Если великий литовский князь Ягайла станет католиком, - сказал
посол, - и королем Польши, он сумеет...

- Русские не послушают Ягайлу, ваша эксцеленца, - взглянув на своих
братьев, сказал настоятель.

- Заставим, - произнес, нахмурив брови, Иоанн, - а не послушают - во
имя святой матери церкви, во имя Христа нашего Спасителя мы благословим
меч и огонь, уничтожим упрямых.

Францисканские монахи удивились твердости, появившейся в голосе
посла.

- И тогда литовские и русские земли станут польскими? - спросил
Андреус Василе.

- Так хочет апостольская церковь.

Монахи наклонили головы.

- Его святейшество папа поручил все решить мне. А мое мнение - меньше
крови и больше мудрости, обещать и не исполнять, взять и не отдать,
заключить любой договор и нарушить его, когда настанет время и будет
выгодно... Нет бесчестных поступков, когда дело идет о славе святой
церкви. Ложь - великое оружие мудрых.

Монахи, не подымая глаз, молчали.

Епископ прошелся по мягкому пушистому ковру, устилавшему каменные
плиты комнаты. Длинная пеньковая веревка смешно болталась у него между
короткими ногами. Он подошел к камину, пошевелил бронзовой кочергой
прогоревшие дрова, бросил в огонь несколько поленьев. Усевшись снова на
свое место, епископ с удовольствием прислушивался к потрескиванию и
шипению из камина.

- Готова ли Литва к столь серьезным переменам жизни, братья мои? -
спросил он, взглянув на отца Бенедикта.

- Да будет известно, ваша эксцеленца, - поклонившись, сказал монах, -
время наступило, Ягайла умертвил своего дядю, князя Кейстута, почитаемого
литовским народом и жрецами. Великий князь не умен, не тверд духом, зато
любит слушать приближенных и выполнять их советы.

- Идеальная фигура для короля Польши, - усмехнулся папский посол и
снова умолк, собираясь с мыслями.

- Старый князь Кейстут, ваша эксцеленца, - почтительно нарушил
молчание отец Бенедикт, - как бешеный бык, бросался на святой крест, и его
жена Бирута ненавидела католиков... Бог убрал эту нечистую пару с нашей
дороги.

- Так, так, - сказали монахи, - Кейстут был поистине бешеным быком.
Он преследовал святую веру.

Папский посол поднял голову:

- Вы правы, братья. Здесь виден перст божий. Но довольно о мертвых.
Кто из вас доподлинно знает, что за человек литовский князь? Вот ты
сказал, - кивнул он настоятелю, - что Ягайла не умен и не тверд духом. Что
еще известно тебе?

- Ваша эксцеленца, я знаю многое о великом князе, - сказал Андреус
Василе.

- Откуда ты почерпнул свои знания, брат мой? - спросил посол.

- Великий князь страстный охотник, - помедлив, отозвался монах. -
Выше охоты для него нет ничего. Лучшие друзья князя - в охотничьей
дружине, он их любит и верит им. Один из княжеских ловчих - тайный
католик, наш человек.

- Понимаю, - усмехнулся посол.

- Ягайла не знает грамоты, на вид невзрачен, среднего роста, худой, с
маленькой головой. Почти лыс. Маленькие бегающие глазки. Что сказать еще?
Большие уши и длинная шея.

- Да, красавец, - неопределенно протянул епископ.

- Голос хриплый, - продолжал Андреус Василе, - речь отрывистая и
быстрая. Подозрителен, очень боится, что его отравят. Долго не замечает
сделанной ошибки, а заметив, упорно не сознается. Горд и самолюбив...

- Это важно, брат мой, очень важно. - Епископ поднял палец с огромным
золотым перстнем. - Не сознается в своих ошибках... Продолжай, брат мой, -
добавил он.

- В минуту гнева, - рассказывал монах, - он может зарубить
человека... Ленив, спит до полудня, любит выпить и сладко поесть. Слушает
и боится свою мать.

Епископ сложил на животе руки и улыбнулся.

- Довольно, - сказал он, поигрывая большими пальцами.

В коридоре послышался топот ног и звон оружия. В дверь громко
постучали.

- Кто там? - изменившись в лице, отозвался епископ. - Время
позднее...

- Гонец великого князя Литовского и Русского, - послышался из-за
двери громкий голос, - отворите.

Длинноносый францисканец взглянул на епископа.

- Отвори, сын мой, - сказал папский посол. - Делать нечего, отдадим
себя в руки пречистой деве.

Андреус Василе повернул ключ в замке и отворил дверь. Три вооруженных
воина переступили порог и почтительно склонили головы. На одном из них был
золоченый шлем.

- Ваше священство, - сказал воин в золоченом шлеме, - великая княгиня
Улиана повелела передать, что дела не дают ей встретиться с вами и
насладиться беседой. Она повелела с почетом и безопасно проводить вас до
самой границы. Завтра с восходом солнца мы начнем свой путь.

Воины попрощались и покинули комнату.

<Что теперь делать? - лихорадочно соображал посол. - Мои планы
рухнули. Я не увижу великого князя. Придется продолжить дело через вторые
руки. Да, остается одно - довериться францисканцам>.

Он испытующим взглядом обвел монахов.

- А что, братья, не поговорить ли с Ягайлой о наших делах во время
охоты? - вкрадчиво начал епископ. - Я надеюсь, он не возит с собой старую
княгиню? Надо предложить ему польскую корону наедине, без свидетелей! Вы
поняли меня, братья? Если великий князь захочет сделаться королем, он
добьется своего, а те, кто встанет ему поперек дороги, превратятся во
врагов. Честолюбец никогда не откажется от королевской короны. Ягайла убог
разумом и жаден к славе, так я понял, братья?.. Только бы заронить ему в
голову эту мысль.

- Трудно, очень трудно, ваша эксцеленца...

- Что трудно?

- Уединиться с великим князем. - Отец Бенедикт скривил рот, обнажив
большие желтые зубы. - Вокруг него наушники и соглядатаи. Великая княгиня
Улиана крепко держит сына в руках.

- Постой, брат, - раздумывая, медленно сказал посол. - А если заранее
спрятаться в охотничий дворец и, когда князь останется один, сказать ему о
короне?

Монахи переглянулись.

- Ваша эксцеленца, - опять сказал отец Бенедикт, - это очень опасно.