ударницы, общественницы и ветерана труда.
надругательство над храмами, распространение еретических измышлений, кражу
священных таинств, вскрытие могил, отцеубийство, людоедство, содомию и
лжесвидетельство. Спиннинги их, признанные орудием для ловли христианских душ,
были изрублены на мелкие кусочки и сожжены.
побывавший в еврейском плену. Однако его запирательство ни к чему хорошему
привести не могло, ведь многие видели, как он опустился с неба на дьявольской
птице с колесами вместо лап и мельничным крылом вместо клюва. Вдобавок при
попытке сжечь ее эта птица взорвалась, покалечив немалое число солдат и
монахов. Летчика зачислили в редкий разряд летающих прислужников нечистого и
неоднократно принуждали продемонстрировать свое греховное искусство, сбрасывая
вниз со специально возведенного помоста.
хитрый летун обманул своих тюремщиков: построив для нужд кастильского войска
монгольфьер из промасленного шелка, он сбежал при первом же испытательном
полете да еще прихватил с собой жену коменданта замка.
следствия, публично покаявшись и признав над собой примат католической церкви,
были тем не менее осуждены на пожизненное заключение с конфискацией имущества.
да еще имевший возможность видеть кухню следствия изнутри, выбрал для себя
совершенно иную тактику защиты.
есть с верующими, отступившими от общепринятых догматов религии. Можно ли было
обвинять в чем-то подобном человека, под покровительством церкви никогда не
состоявшего, святых таинств не принявшего и об истинном боге ничего не
ведающего? Юридически нельзя, точно так же, как нельзя обвинить в дезертирстве
солдата, не принявшего присягу. На это Смыков и упирал: ничего не знаю, ничего
не ведаю, жил в глуши, о христианском учении слышать не довелось, миссионеры в
наши края не забредали, до сих пор пребываю в первобытной наивности, а что
наговаривает на меня эта ведьма Анхела - сплошной вымысел.
церкви - он отвечал уклончиво: сделать это можно не раньше, чем позовет душа, а
та еще дремлет, как невинный ребенок.
Смыкова доставали с разных сторон - не только увещевали, вразумляли и пугали,
но и пытали потихоньку, следуя принципу, что телесные страдания очень
просветляют душу. Он же твердо стоял на своем, понимая, что лучше лишний раз
получить плеткой по заду, чем подняться на костер или до окончания века гнить в
одиночке. Впрочем, к тому времени он уже лично знал всех палачей, а те, хоть и
были большими формалистами, относились к необычному узнику с определенным
пиететом.
где на жаровнях калились клещи, в котлах кипела вода, скрипела под потолком
дыба, а служитель торопливо засыпал песком свежие кровавые лужи.
левой руке уже рвали... Да еще в присутствии кардинала. Тогда будем рвать на
правой.
болезненный... Рвать?
костер? Рви!
зарабатываем.
Передохните немного и перейдем к пытке водой.
Извольте пройти к этой бочке. Будем держать вашу голову под водой до первых
признаков утопления. Потом вернем в чувство. И так до пяти раз.
иногда еще более диких, чем они, негров, иногда земляков Смыкова. Общаясь с
ними в качестве переводчика, он был в курсе всех последних событий. Ни разу не
покинув свой каземат, Смыков знал и о распрях, раздиравших бывший Талашевский
район, теперь называемый по-разному - то Отчиной, то Отчаиной, - и об эпидемиях
неведомых болезней, косивших всех подряд, и о бедственном положении Кастилии,
сражающейся на два фронта, и о многом другом.
внутри своей тюрьмы, Смыков освоил язык негров и степняков. Последние вскоре
покинули замок. После очередного поражения кастильцев их пришлось обменять на
знатных пленников, которым грозила участь стать в чужом краю пастухами и
табунщиками.
свалился замертво, случайно выяснилось, что Смыков владеет не только испанской
речью, но и письмом. Ему доверили вести протокол, потом поручили начисто
переписывать законченные дела, а после соответствующего экзамена назначили на
должность квалификатора - ученого-юриста, следящего за тем, чтобы церковное
судопроизводство не противоречило гражданскому законодательству. Сделано это
было, конечно, не от хорошей жизни - лучшие кастильские мужи пачками гибли от
стрел степняков, от пуль и гранат талашевцев, от неизвестного им доселе
сифилиса, от оспы и дифтерии, от непривычно крепких спиртных напитков и от
черной хандры.
хитрых уловок, изобретенных юристами-крючкотворами за последние четыре
столетия, вкупе с многолетней милицейской практикой сразу выделили Смыкова из
общей массы твердых в вере, но слабых головой местных следователей. На волю его
по-прежнему не выпускали, однако принять крещение больше не принуждали.
Естественно, пытки прекратились. Вскоре ему даже положили государственное
жалованье в серебряных реалах.
был переброшен на то, что при советской власти называлось
организационно-кадровой работой. Кастильцы, всегда питавшие нездоровое
пристрастие ко всяким бюрократическим вывертам, по достоинству оценили
нововведения Смыкова: личные дела, карточки по учету кадров, анкеты и
регистрационные журналы.
стряпал на глазах, на основании одних только архивов инквизиции, кстати
сказать, весьма обширных. Вот так выглядел, к примеру, один из его шедевров:
В достаточном объеме владеет рыцарским искусством. Постоянно работает над
совершенствованием своих морально-боевых качеств. Здоров, форму одежды
соблюдает.
уважением.
раз пробыл в таком состоянии 10 лет. В Кордовском калифате имеет родственников
- 6 жен и 18 детей.
допущен к участию в крестовом походе против неверных".
покоях замка, хотя ступать за его порог права не имел), Смыков считал себя
кем-то вроде Штирлица, внедренного в логово врага. Со всех важных документов,
проходящих через его руки, он аккуратно снимал копии. Оставалось только найти
надежного связника.
свергнута не только в Кастилии и Отчине, но даже в степи. Замученные войной,
мором и голодом люди посчитали первопричиной всех несчастий своих собственных
вождей. Может, в этом и был резон, но уж больно радикальные меры применялись
для исправления допущенных ошибок. Вместе с гнойным нарывом отрезали и голову.
По всей Кастилии вновь запылали костры, только жгли на них уже не еретиков, а
инквизиторов и их многочисленных пособников.
камеру и сам на себя надел кандалы.