Чтение 42–й страницы книги ~Любимец~

нужны развлечения...

Но тут я вспомнил глаза получеловека-полужабы... и опять не поверил
спонсорам.

Пребывая в таком странном состоянии, я увидел, как на поляну
опускается вертолет спонсора Сийнико. Тот тяжело вывалился из машины и
устало побрел к дому.

Мне захотелось завилять хвостом. Но я стоял прямо, чуть наклонив
голову, как принято стоять у гладиаторов, когда они выстраиваются перед
боем.

Сийнико как будто меня не заметил. Лишь входя в дверь, повернулся ко
мне и спросил:

- Ты уже обедал?

- Еще не было сигнала к обеду, - сказал я.

Сийнико поправил на плече коммуникатор и сказал:

- Говорит спонсор Сийнико. Принесите обед ко мне в комнату Мне и
любимцу Ланселоту.

Не ожидая ответа, он выключил коммуникатор.

- Если любимец, то Тим, - сказал я. - А если гладиатор, рыцарь, то
Ланселот.

- Вот уж не намерен спрашивать о том, как тебя величать, - буркнул
спонсор.

Я прошел за ним в кабинет. И сразу увидел мою одежду, что валялась в
углу.

- Тяжелый день, - сказал спонсор. - И все из-за тебя.

- Из-за меня?

- Из-за вчерашнего инцидента. Только что кончилась большая облава в
метро. Искали тебя.

- Нашли?

- Пока нет, - сказал спонсор. - Но обязательно найдут.

Он подошел к окну и посмотрел на лужайку, по которой бегали малыши.

- Маркизу с Хенриком я успел предупредить, - сказал наконец спонсор.
- Они ушли. Но многие погибли.

- А Ирка? - вырвалось у меня.

- Какая еще Ирка? - удивился спонсор. Не знал он никакой Ирки. Да и
если бы знал - какое ему дело?

- Мы рубим сук, на котором сидим, - сказал спонсор. Я понимал, что он
разговаривает со мной только потому, что других собеседников у него не
было. Он мог бы говорить и со стулом.

В дверь без стука вопила повариха и принесла миску с похлебкой для
меня и большую кастрюлю для спонсора.

Тот отпустил повариху, достал из ниши в стене ложку - такой я так и
не научился управляться. А спонсоры только такими и едят.

Мне ложки не досталось - как всегда, забыли, но я не стал просить. В
конце концов в любимцах я научился хлебать из миски.

- А если будет инспекция? С чего вы решили, что инспекция будет
дружественная? У Федерации давнишний зуб на наши методы.

То, что он говорил, уплетая свой суп, куда более вкусный, чем
похлебка, которой они здесь кормят любимцев, было для меня полной
абракадаброй. Я не знал, что такое инспекция, и почему она может быть
недружественной.

- Эгоизм, а тем более групповой эгоизм, - поучал меня спонсор, -
может роковым образом сказаться на развитии всей цивилизации. Нельзя же
только брать и ничего не давать взамен. И я неоднократно уже поднимал этот
вопрос на региональном совете. Тот факт, что Рейкино находится в плачевном
положении и требует отселения... еще не аргумент для ликвидации иной расы.
Ты согласен?

Вопрос застал меня врасплох. Но я счел за лучшее согласиться и задать
вопрос, чтобы показать, как хорошо и внимательно я слушал господина
спонсора.

- А что такое Рейкино?

- Рейкино - это мой дом, - сказал спонсор. - Это планета, которая
старается отделаться от своих сыновей.

- Понимаю, - сказал я.

- К счастью, ты ничего не понимаешь и поэтому пока остаешься в живых.

- Скажите, пожалуйста, - я решил показать, что тоже неглуп, - а что
было на Земле, пока вы не прилетели?

- Наверное, тебе еще вдалбливали, что мы - братья по разуму?

- Вы опустились на тарелочках и помогли нам очистить реки и воздух.
Иначе бы мы все погубили.

- Кто вас знает, - сказал спонсор рассеянно, - может и выжили бы. Вы
слишком живучие.

- Значит, вы не братья по разуму?

- Братья, братья, - сказал спонсор. - Но от этого никому не легче.
Когда сталкиваются два вида живых существ, которым положено разделить
между собой экологическую нишу, один из видов обречен на уничтожение. Не
потому, что он хуже, а потому, что слабее. Ласковый бред о помощи и заботе
- это, прости, пустые слова для простаков вроде тебя.

- Значит, вы прилетели не для того, чтобы нас спасать?

- Официально, для Федерации, мы вам помогаем. Но сомневаюсь, что хоть
кого-нибудь мы обманули. У кого есть глаза, тот может увидеть, что мы
живем здесь, потому что наша планета перенаселена и нам нужно жизненное
пространство. Сами низведя свой дом до ничтожества, мы нуждаемся в ваших
полезных ископаемых и иных товарах - не для того, чтобы делиться с вами, а
чтобы их увезти. И чем больше мы укрепляемся здесь, тем меньше вы нам
нужны.

- А почему вы нас с самого начала не убили?

- Разумный вопрос. - Спонсор отодвинул кастрюлю с похлебкой и
откинулся в своем кресле. - Но для того, чтобы заняться всерьез поголовным
уничтожением людей, нам пришлось бы слишком очевидно и натужно охотиться
за вами, как за тараканами. Вы же страшно живучие. У нас для этого не было
ни сил, ни возможностей. Разумнее позволить вам вымереть самим по себе.

- И вы об этом так спокойно говорите? - Я рассердился на эту
бесчувственную тушу.

- А почему я должен переживать? Когда вы строите в лесу дом, вас не
волнует судьба птиц, которые жили на ветвях срубленных деревьев, или
жучков, которые питались их листьями.

- Разве можно сравнивать? Мы же разумные!

- Где начинается разум? У нас больше вашего опыт общения с существами
различных миров. И я утверждаю: граница между разумом и неразумностью еще
не определена. Вы же, люди, скорее всего неразумны. У нас бытует такое
мнение. - Он был весь - знак улыбки.

- А если я не соглашусь?

- Кто будет тебя спрашивать, любимец?

- Я убил одного из вас!

- Ах ты, мерзавец! - Тяжелая лапа опустилась мне на голову, и спонсор
резко, чуть не оторвав ее, поднял меня за волосы. От боли из глаз у меня
полились слезы. Но спонсор не думал о том, что мне больно. - Ты противен и
кажешься опасным, - продолжал он. - Лишь любопытство заставляет меня
продлевать твою ничтожную жизнь.

Он отбросил меня, я упал, ударившись головой о ножку стула.

- После тебя надо руки мыть, - сказал он с искренним презрением. - Ты
воняешь, как и все люди!

- Я уйду отсюда, - сказал я, поднимаясь с пола.

- Никуда ты не уйдешь, - сказал спонсор. - Мы с биоинженерами решим,
что сделать с тобой, чтобы ты мог здесь пригодиться. Иди к себе, ты мне
надоел.

Почесав голову - корни волос все еще болели, я наклонился, собирая с
пола мою одежду.

- Это еще что такое? - спросил спонсор.

- Я буду ходить одетым, - сказал я.

- Кто тебе разрешил?

- Я всегда хожу одетым. А здесь мне неудобно ходить голым. Если бы я
был ребенком, то я бы пережил. А я уже взрослый мужчина.

- Какой ты мужчина!

Сийнико приподнял свою слоновью ногу и толкнул меня. Я вылетел из
комнаты, открыв спиной дверь.

Но своей одежды не выпустил из рук.

Дверь в кабинет Сийнико закрылась.

Я отдышался, натянул штаны из грубой кожи, в которых я выходил на бой
с "Белыми Неграми". Рубаха моя была разорвана. Я оторвал рукава и надел
ее. Главная радость ждала меня, когда я провел по боку - узкие потайные
ножны сохранили в себе тонкий нож, доставшийся мне от Гургена. По крайней
мере, если они захотят со мной что-то сделать, я смогу отбиваться и
нанести болезненную рану даже самому большому спонсору.

Одевшись и почувствовав себя человеком, я вышел на газон.

День был прохладным, но мы, любимцы, привыкли к холодам. Дул ветер,
который нес в себе подвальную сырость. С дубов слетали желтые листья.

По лестнице из особняка сбегали малыши. Только что кончился обед. Я
не пошел к главному корпусу. Я решил выяснить, легко ли убежать отсюда.

Я вошел в дубраву, деревья там были старые, стояли они вольно, как
колонны в громадном зале. Земля под дубами была устлана рыжими и бурыми
листьями.

Вдруг я увидел странную паучью фигуру - когда я подошел ближе, то
угадал Леонору. При звуке моих шагов она испуганно выпрямилась и прижала к
маленькой обнаженной груди горстку желудей.

- Кушать хочется? - спросил я как можно мягче.

- Очень хочется, - призналась девушка. - Только нельзя, не разрешают.

- Я никому не скажу, - пообещал я. - Ешь. А на кухне я поговорю.

Девушка вдруг застеснялась - или не поверила мне, но она поспешила
прочь из дубравы, зажав желуди в кулаках.