Чтение 42–й страницы книги ~Похищение Тесея~

Гигантская волна в мгновение ока покрыла берег зеленым бутылочным
стеклом, замерла, словно ожидая приказа, и так же беззвучно откатилась
обратно. Берег был пуст. Исчез корабль "Арго". Исчез его капитан.

Но на поверхности воды не было видно ни единой щепки или иного
предмета, напоминавшего о корабле. Море успокоилось.

-- Его взял Посейдон, -- сказал кентавр. -- По воле богов. Потому что
теперь не нам судить, в чем прав, а в чем виноват этот человек.

Все расступались, опасаясь прикоснуться к ней. Но Медею это не
задевало. Она никого не видела, не узнавала и ни на кого не глядела.

Только когда Медея подошла к лежащему Ясону, Кора поняла, что в руке у
нее боевой шлем, который она несла, держа за подбородочный ремень. Шлем был
медный, некогда позолоченный, но позолота с него стерлась, вычеканенные по
бокам сцены боевых схваток от частых ударов казались просто неровностями,
гребень, сделанный из лошадиного волоса, вытерся и поредел. Забрало было
утеряно.

Медея присела на корточки возле тела своего возлюбленного, которому
доставила столько горя, нежно приподняла его голову и надела на него шлем.

Она не вставала, глядела на Ясона, и Кора поняла, что сходство ее с
Клариссой весьма поверхностно и могло таковым показаться лишь с первого
взгляда. В Медее, еще далеко не старой женщине, была некая бессмертная
древность прекрасной ведьмы, каждая морщинка на ее лице, будто специально
высвеченная и подчеркнутая лучом заходящего солнца, казалась шрамом, и глаза
были глубже и чернее ночи, в которой царит Аид. Нет, это не Кларисса, а само
олицетворение трагедии.

Наконец Медея поднялась и пошла обратно, туда, где, как оказалось, ее
ждала колесница, которой раньше Кора не заметила. Коре не надо было ничего
объяснять, ибо она уже прониклась знанием, которым обладали древние эллины,
-- узнавать героев и богов. Хоть солнце, поднявшееся высоко, било в глаза,
Кора увидела, что место возничего на золотой колеснице занимал царь Эгей.

Медея легко взошла на маленькую колесницу, которой правил ее
чернобородый муж, обняла его сзади за пояс, и Эгей взмахнул длинным бичом.
Кони легко тронули, и колесница исчезла, словно растворилась в воздухе. Кора
вновь обернулась к Ясону. Это было последнее мгновение.

Пока они возвращались к Истму и Кора, уже освоившись на широкой спине
Хирона, вертела головой, любуясь пейзажами, Хирон рассказал ей еще об одном
подвиге Тесея. Оказывается, пастухи поведали кентавру о том, что Тесей
добрался до разбойника Скирона. Впрочем, этого и следовало ожидать, потому
что тот сидел точно на пути Тесея и миновать его он мог, лишь свернув с
дороги. Но Тесей, как Коре уже было известно, отличался тем, что никогда не
сворачивал с дороги.

У Скирона была скверная привычка. Он сидел на скале, которая нависала
над морем, и всем путникам предлагал не больше, не меньше, как вымыть ему
ноги. Ноги у него и на самом деле были такие грязные, мозолистые и
противные, что, говорят, из-за этого его в свое время выгнали из Коринфа. И
жена от него ушла.

Сидел Скирон над скалой и приказывал мыть себе ноги. Разумеется, свое
предложение он подкреплял острым мечом, которым размахивал, как
тростиночкой. Те путники, что знали, чем это кончается, вообще делали в том
месте большой крюк, чтобы Скирон их не приметил, а вот мужей наивных и
неосведомленных Скирон вылавливал.

Рядом со Скироном из скалы выбивался родник и пробил за века углубление
вроде ванны. Путник начинал мыть правую ногу разбойнику, полагая, что ему
еще повезло, и в этот момент Скирон левой ногой изо всей силы ударял путника
в спину, и тот, перевалившись через край обрыва, падал в воду с высоты в сто
локтей. А там уже дежурила гигантская морская черепаха, таких больше в
других местах не водится, может, только где-нибудь на Галапагосских
островах. Черепаха тут же пожирала оглушенного человека, а Скирон,
посмеиваясь, подбирал его добро и потом сдавал перекупщикам или сам
употреблял в пищу.

Разумеется, как рассказывают очевидцы, завидев, юношу, Скирон
потребовал, чтобы тот вымыл ему ноги. Тесей спросил его, а хорошо ли
разбойник обдумал свои - слова, ведь принуждать свободного человека мыть
себе ноги -- это значит нанести ему оскорбление.

Разбойник нагло расхохотался, схватил Тесея за край хитона и потащил к
своей ванне.

Тесей сказал тогда разбойнику: -- Учти, я тебя предупреждал.

Он взял его за ногу, поднял в воздух, раскрутил, будто это был не
разбойник весом в двух быков, а зайчик, и закинул его так далеко в море, что
черепаха еле его отыскала. Отыскав, она его сожрала -- ей-то, черепахе, все
люди на одно лицо.

-- Куда же направится Тесей дальше? -- спросила Кора.

-- Я думаю, что к самому Прокрусту. И это уже настоящий подвиг, не то
что мелкие провинциальные разбойники.

-- Это к тому самому, который на своем ложе кого вытягивает, а кого
укорачивает?

-- Вот именно, -- согласился кентавр. -- И должен сказать, что это
самая подлая пытка из тех, что придумана человечеством. Ты в самом деле
хочешь поглядеть на Прокруста?

Надо постараться. Правда, я теперь не тот скакун, что раньше, но
обыкновенного коня всегда обгоню. Так что устраивайся поудобнее и держись за
мои плечи. Тебя будет трясти, а ты терпи.

-- Ни в коем случае. Ведь если ты будешь крутиться вокруг Коринфа, мы
не только до Афин, до Мегары неделю не доберемся. Зато Медея до Тесея
доберется куда раньше нас. И уж она-то щадить его не будет.

-- Тогда поскакали! -- Кентавр перешел на рысь, но не замолчал. -- Чем
больше я узнаю Медею, -- говорил он, -- тем меньше понимаю. Вроде бы она --
жертва любви. Ведь по прихоти богинь шалун Эрос вонзил в нее стрелу. Разве
простой смертный может воспротивиться этому? Никто. Даже кентавр не может.
Если сказать честно, для меня самый главный авторитет в истории -- Плутарх.

-- Какой еще Плутарх?! -- тут даже Кориного школьного образования
хватило, чтобы возмутиться. -- Этот Плутарх еще не родился и неизвестно,
когда родится!

-- Кора, научись наконец простой вещи, -- возразил Хирон. -- Время
относительно, и уж тем более относительно положение в нем людей. Если ты
попытаешься создать какую-нибудь таблицу, в которой разместишь деяния и
жизнеописания людей, богов и героев, то получится сплошная чепуха. Даже мои
ученики, которых я катал на этой вот самой лошадиной спине, порой умерли
раньше, чем я родился, а другие переживут меня на столетие. Троянская война
еще не началась, а кое-кто из моих современников уже погиб, сражаясь под
стенами Трои. Да что Тещ говорить, мальчишкой Тесей не испугался шкуры
Немейского льва, которую Геракл, его дядя, бросил, придя к ним в гости на
спинку стула. Но ведь в те годы Геракл еще и не помышлял о своих подвигах.
Да что там говорить, в большинстве греческих мифов ты прочтешь о том, что
Тесей был одним из аргонавтов. Да каким он мог быть аргонавтом, если Ясон
уже погиб, а Тесей еще лишь движется к своим подвигам. Так что не спорь со
мной, девочка, и смирись с порядком, который навел в истории мудрый Плутарх,
хотя Сократ пишет, что ему не хватает глубины выводов и умозаключений. Но
Плутарх велик тем, что в эпоху, когда все верят в любую мистическую чепуху,
когда любой демагог и популист может сманить на свою сторону греческий
народ, если пообещает каждому по бутылке самогона и тысяче драхм, да еще
пять рабынь, которых отнимет неизвестно у кого, то весь народ кинется за ним
с криками "Слава!". И прольется кровь. Так вот, в этот критический для моей
родины период Приходит Плутарх и находит любой чепухе рациональное
объяснение. И если ты начнешь утверждать с горящими глазами, что видела, как
из груди Медеи торчало оперение стрелы, посланной Эросом, то Плутарх
объяснит тебе ситуацию разумно, просто и без всяких. стрел. Что было на
самом деле? На самом деле невероятно тщеславная, красивая, помирающая от
скуки и безвыходности колхидская принцесса узнала о прибытии аргонавтов из
великой Западной Европы! На что .ирна могла рассчитывать до этого? На
мингрельского князька? На абхазского дикаря? На свана, живущего в вечных
снегах? И Медея тут же дает себе слово -- любой ценой она заполучит
облеченного доверием богов Ясона и вырвется с его помощью из колхидского
заточения.

Что и происходит. А ведь тщеславие Медеи не имеет границ. Если ради
своей карьеры, которая в тот момент выражалась в завоевании Ясона, надо
предать отца, она сделает это не задумываясь. Эрос ей выгоден для оправдания
всех своих подлостей. Ему вообще предстоит в истории грустная роль -- быть в
ответе за все. "Я сделал это во имя любви!" А что ты сделал во имя любви? "Я
завоевал империю! Я перебил сто тысяч поселян! Я ограбил храмы! Я убил
родителей -- и все во имя любви!" Разве это любовь? Уж лучше мой грех с
коровой, то есть с Герой, принявшей облик коровы. -- Кентавр заливисто
захохотал. Хотя ему было невесело. Коре тоже. Ведь из уст Ясона она слышала
другую правду! -- Медея увидела Ясона и поняла: она его добьется, --
продолжал Хирон. -- И не только красотой, но и необходимостью. Она должна
была внушить ему, что без нее он -- ничто, он беспомощен. Зачем она
разрезала на куски своего брата? Да потому что после этого Ясон привязан к
ней как сообщник. Зачем она заставила девочек резать на куски собственного
отца? Потому что это было ее общее преступление с Ясоном. Но кто погиб в
конце концов? Кто был виноват в том, что сгорела живьем прекрасная Главка,
ты думаешь -- Медея?

-- Да, я думаю, что Медея, -- сказала Кора, зная иной ответ.

-- Чепуха, виноват больше всего не тот, кто убивает, а тот, кто дает на
это согласие! И как сказал когда-то мудрый человек: "Не бойся своих врагов,
худшее, что они могут сделать, это убить тебя. Не бойся друзей, худшее, на
что они способны, это предать тебя. Бойся равнодушных. Это с их молчаливого
согласия на Земле совершаются все подлости и преступления". Может, я цитирую
неточно. Но смысл передаю верно.

-- Ты думаешь, что Ясон погиб... по справедливости?

-- Это была для него лучшая смерть. Он мог погибнуть хуже. И я казнил