Чтение 42–й страницы книги ~Вернусь не я~

- Пентесилая-я-я! Месть! Месть! Ме-е-е-есть! Многоголосый женский крик по
всему полю. Коренастые широкоплечие всадницы, забыв обо всем, неслись на наши
фаланги, на стену копий.

- Пентесилая-я-я-я-я!

Пентесилая - царица, убитая Лигероном в ночном бою.

Та, чей шлем приглянулся дядюшке Терситу...

Они мстили. Не думая, не рассуждая, по-звериному. Пчела-матка погибла, и
остальным осталось только одно: умереть, захлебнувшись кровью - вражеской и
своей.

На какой-то миг мне даже стало их жалко.

Били копыта в истоптанную землю, тоскливо кричали кони, отчаянно выли
женщины-пчелы, мчась навстречу смерти. Дрогнули копья, дернулись, вонзились в
мясо...

Война сходила с ума. И мы сходили с ума.

* * *

В последние дни я совсем перестал бывать на берегу, у наших чернобоких
дельфинов-кораблей. И не я один. Раньше, бывало, даже после боя, даже когда еле
ноги волочишь (если, конечно, осталось что волочить), выползали мужи ахейские
на серый песок, смотрели, дыхание затаив, на равнодушную блистающую гладь
Лилового моря. Плакали - вначале тайком, прячась, сморкаясь для виду. А после-и
крыться перестали. Ведь там, за жемчужно-алой каймой морского заката, - Эллада!
Некоторые даже корабли гладили. Сядут на песок, упрутся лбом в просмоленное
дерево...

А вот теперь - отрезало. Только стража песок эмбата-ми ворошит. Ворошит,
равнодушно по сторонам поглядывает. Не на закат, а так, службы ради.

...То ли поняли мы, что для большинства Троада и есть Последний Дом, то ли
просто сил не осталось. Замкнулся наш маленький Номос, Номос Гекатомбы, Номос
Арма-геддона, покрепче всякого Кронова Котла. И действительно, к чему
вспоминать, рвать душу, гадать, что будет ПОСЛЕ? Листьям в дубравах древесных
подобны сыны челове-ков...

Все так, но в этот вечер я почему-то никак не мог покинуть Сигей. Уже и
все наши корабли обошел, и с дядюшкой Антигеном всласть потолковал (ох и
скучает коряга старая!), и тайком от прочих обсудил с кормчими Идоме-неевых
сторожевых кимб, насколько далеко можно уйти из нашей ловушки. Уйти - и
вернуться.

...Пока только до Лемноса, дальше - стена. Тает Котел, но медленно,
слишком медленно. Перестарался Крон-мертвец, слишком прочен оказался черный лед
Времени! Когда мы с дядюшкой Психопомпом перемирие заключали, понял я: ОНИ тоже
в ужасе. Легко вызвать тень из Тартара, а вот обратно загнать - поди попробуй!

А после и дело искать себе перестал. Сел прямо на песок, на горизонт
уставился. Не уйду! Так и буду смотреть, чаек считать. Все привычно, все
знакомо. Справа острые скалы Ройтейона, впереди - винноцветное море с черными
пятнышками кораблей-сторожей. Слева три, справа три... Нет, не три! Больше!

Дрогнуло сердце. Не зря ждал, не зря чуял! Ветер (капризный Нот) дул прямо
в лицо, от недальнего фракийского берега. Дул, раздувал паруса пентекон-тер.
Почему-то мне они показались черными - от бортов до "вороньих гнезд" на мачтах.
Словно два корабля-ксена, мчавшиеся на всех парусах к нашему (нашему, ха!)
берегу, и вправду плыли из Темного Эреба.

Бредовая, нелепая мысль белокрылой чайкой коснулась сердца. Эреб шел за
мной. ТАМ устали ждать заблудившуюся Дурную Собаку.

И И вот уже весла видать - лихо гребут, на полную вы-fl кладываются, и
черные борта, и паруса (черные!)... Я встал, дернул ворот хитона, горько
улыбнулся. Заждались, видать, там, в Эребе?

Пентеконтеры неслись, перегоняя друг друга. Вот левая впереди, вот правая
обгоняет, теперь обе вровень. Увлеклись, того и гляди на песок выскочат, к
самым троянским стенам погребут! Засуетились дозорные, прибежал кто-то из
гекветов, на всякий случай ведя подмогу. Я не слушал, не оглядывался.

Смотрел.

Черные корабли, черные паруса. Эреб-Прошлое вспомнил обо мне...

Золотой лик Геры Анфии смотрел на меня с паруса левой пентеконтеры. Золото
на черном... Я помнил эти цвета с детства, с первых шагов по Глубокой улице.
Золотая Гера Анфия, покровительница Аргоса Неприступного, сияла нащите моего
деда, ванакта Адраста, прозывавшегося среди людей Злосчастным. С этим щитом дед
ушел на Фивы. Там и остался щит...

...И черным, без единого проблеска, был парус корабля, что темнел справа.
Черным, как щит Амфиарая Вещего...

Прошлое шло ко мне. Мчалось. Разбрызгивало покорную воду. И вот уже резные
корабельные носы видать, и воинов, что стоят на палубах. И двух высоких
плечистых парней - тоже таких знакомых...

Ткнулись черные носы в серый песок - в единый миг, в единую каплю воды из
клепсидры. Двое спрыгнули вниз, на меня поглядели, друг на друга.

Шагнули... Да. Прошлое шло за мной. Прошлое в сером эфебском плаще,
прошлое в плаще черном, траурном...

В сером эфебском плаще шел ко мне погибший под Фивами дядя Эгиалей -
знакомыми широкими шагами шел. Молодой, моложе, чем даже я его помнил. Шел,
улыбался.

И темен, под стать плащу, был лик сгинувшего невесть где Алкмеона Заячья
Губа. Тоже молодого, чуть старше, чем мой вечный враг был в тот день, когда мы
подрались с "пеласгами" на Глубокой. И не было больше у Алкмеона его губы
заячьей. Исчезло уродство. Красивый сильный парень в траурном плаще...

Ударили в песок сандалии. Переглянулись те, что пришли за мной из черной
пасти Эреба.

- Басилей Киантипп Эгиалид...

- Басилей АмфилохАлкмеонид...

- ...Радуйся, ванакт!

В один голос выдохнули. И улыбнулся я Прошлому.

- Радуйтесь, мальчики! Здесь нечему радоваться, но вы-радуйтесь!..

- Отец погиб, его убили в спину, - тихо рассказывал сын Алкмеона. - Перед
смертью он велел передать тебе, ванакт: "Пусть наша вражда на этом кончится!" И
еще он просил прощения за то, что сжег твой дом... Наша семья сейчас живет в
Акарнании, у дальних родичей, на чужих хлебах. Что мне там было делать?.. Дядя
Диомед, что вы не поделили с папой? Неужели этот проклятый венец?

И что тут ответишь? Мы стали с Алкмеоном врагами из-за того, что его стая
пеласгийская играла в бабки на нашей Глубокой? Что он когда-то обзывал меня
этолийской собакой?

Прощай, Алкмеон, мой родич, мой вечный враг! Жаль, не поговорили
напоследок. Хайре!

- А мне велел плыть сюда басилей Промах, - негромко добавил маленький
Киантипп. - Велел спешить. В Аргосе... Не очень хорошо в Аргосе, дядя!

Это я уже понял. Как и многое другое - тоже плохое...

Заставил себя улыбнуться... рассмеяться.

- О делах потом, богоравные басилей! Бой будет завтра, а пока... идемте-ка
в гости. Сфенел Капанид, басилей Аргоса, нас, поди, заждался. У него для вас
такие новости есть, такие интересные!..

И действительно: забился Капанид со своею Астартой в шатер, носу не кажет,
повоюет - и обратно. Хоть бы разок пригласил!

...А мы и без спросу зайдем.

- Вот хорошо! - обрадовался наивный Киантипп. - Его жена как раз просила
кланяться, привет передавать, письмо ему написала...

...В Аргосе плохо. Я решил не возвращаться, забыть, но для всех Диомед
Тидид по-прежнему - аргивянский ванакт. Прав Алкмеонид - проклят этот венец!

Проклят!

- Э-э, ванакт Диомед! Какая радость, ванакт Диомед! Родичи приехали, пить
будем, гулять будем, всю ночь радоваться будем, весь день радоваться будем!
Твои родичи - наши родичи, твоя радость - наша радость! Ва-а-ах!

- Дому этому и хозяину с хозяйкой - всех богов Олимпийских благоволение!
Зевс, Гера, Гестия, хай!

Пою я соловьем (не хуже Любимчика!), вино из чаши на пол проливаю - для
НИХ! - по обычаю...

Была бы воля да желание, не смеялся бы я - хохотал. А так - только
улыбаюсь. Ох и вид был у богоравного Ка-панида, когда мы всем войском в его
шатер ввалились! А Киантипп и вправду первым делом принялся приветы-поклоны
передавать. И даже письмо "дяде Сфенелу" поспешил сунуть - от его богоравной
супружницы письмо. Старалась, бедная, два папирусных свитка надиктовала.

А теперь сидит Киантипп-басилей, челюсть до пояса свесил... И чему это мы
молодежь учим?

В общем, похохотать бы, но я только улыбаюсь. И то через силу.

...Плохо в Аргосе, совсем плохо! Успел мне Эгиалид кое-что на ухо шепнуть.
Похолодели у меня руки...

Но это потом. А пока нужно здравицы провозглашать, улыбаться... на Астарту
поглядывать. Конечно, никакая она не Астарта. Иное у нее имя, да только я его
даже запоминать не стал. Успеется! Другое интересно. Ни разу не взглянула на
меня беззаконная Капанидова супруга. Ни на меня, ни на Эвриала, ни на
остальных. Сидит возле Сфенела-репконосого, в полог шатра уставилась, даже
ликом своим набеленным-нарумяненным не дрогнула. Словно и вправду идол золотой,
не женщина. Но почудилось почему-то - уже знакомы мы с нею. Почудилось -
перечудилось. Откуда?

А отчего это мой друг эту Астарту никуда не выпускает? Боится, что
украдут, - как Елену?

- Аргосу нашему Неприступному, всему отечеству нашему - богов Олимпийских
благоволение! Да стоит земля наша вечно-вековечно! Гера Анфия! Гера Анфия! Гера
Анфия! Хай!

Молодец, Смуглый, выше чашу тяни! А сейчас Фоаса-родича очередь, пусть про
братство этолийско-аргивянское завернет...

Даже не смотрит Астарта. Даже бровью не ведет. Где же я мог ее видеть?

...А в Аргосе плохо. Я догадывался, но только не знал - насколько...

- Радуйся, родина наша далекая!

Хей-я! Хей-я!

Радуйся, Аргос, богами хранимый!

Хей-я! Хей-я!