Чтение 42–й страницы книги ~Рубеж~

ловить нельзя. Мало ли? А вдруг мой чувствительный пан Григорий в
последний миг душу решил спасти и послал гонца к панне Ярине? Ничего,
пусть! Рушницы наготове, да и шабли под рукой...

- Михал! Ждать здесь, никого не подпускать!

Я поправил шапку, стряхнул снег с плеча. Все-таки на свадьбу
идем!

- Первый десяток - со мной!

Те, что толпились у дверей, сразу догадались - отбежали в
сторону, пытаясь спрятаться в промозглой ночной темноте. Я усмехнулся
- пусть! Кто-то должен остаться, чтобы поведать остальным...

Я обернулся, махнул рукой:

- Всех, кто выскочит - рубить в пень! И найдите соломы...

- А девки, пан сотник? - послышался чей-то обиженный голос.
Вэй, кому что, а курци просо! Конечно, хлопцы рады развлечься, но
задерживаться нельзя. Того и гляди, иные гости на свадьбу пожалуют.

- С собой захватим, - решил я. - Все одно привал делать.
Михал, отберешь двух, посмазливей, для пана.

- Ну, это как водится!

Итак, сегодня в замке у моего славного пана будут новые
гостьи. А заодно Гринь Чумак порадуется. Тоже доброе дело!

Я вынул шаблю и шагнул на порог. В лицо пахнуло теплом и
запахом браги. На миг стало не по себе. Какими бы ни были те, что
сейчас погибнут, они все-таки люди, созданья Б-жьи! И свадьба - Б-жье
дело!

Но тут вспомнилось.

Нет, не вспомнилось!

Я никогда этого не забывал!

Никогда!

...Рахиль, старшая сестра, высокая, черноглазая, первая
красавица в семье. У нее тоже должна была быть свадьба - всего через
неделю. И жених славный - Лев Акаем, отцов ученик. Добрый парень, он
как раз из Кракова вернулся, хотел стать меламедом в нашем хедере.

Его зарубили на глазах у сестры. А ее насиловали - долго,
целой толпой. Сначала она кричала, потом затихла...

Я поправил шапку и горько усмехнулся. Горе вам, дщери
Вавилонские!

Девка плясала на снегу - голая, в одном венке с яркими
лентами. На шее звенело монисто с тяжелыми дукатами, босые ноги
проваливались в снег.

- Давай, давай, сучонка! Пока пляшешь - жива будешь! Хлопцы
разошлись не на шутку. Кто-то свистел в такт, кто-то об заклад бился -
долго ли еще пропляшет. Остальные ее подруги лежали рядом - нагие,
бесстыдно раскинув ноги. Им уже не плясать.

Я отвернулся. Иногда самому становится тошно. Но делать
нечего - вырастил волков. В ушах до сих пор стоял вой, отчаянный вой
сгоравших заживо. И дух - знакомый дух горящей плоти.

- Жги, жги, стерва! Пан сотник, может, с собой возьмем?
Крепкая, одной на всех хватит!

Я не удержался - обернулся. Девка (кажется, подруга невесты,
не упомню уже) не кричала, не выла - тоненько повизгивала. В глазах не
было ничего - даже страха. Но она продолжала плясать, истово, не
останавливаясь ни на миг. Да, жажда жизни сильнее всего - боли,
страха, стыда. Даже сейчас, избитая, опозоренная, она все еще хочет
жить... А красивая девка!

Жалко? Нет, не жалко. И брать с собой ее нельзя. Пану она -
такая - уже не нужна, в маетке посторонним не место.

Ну что ж... Кони отдохнули, пора и домой. Но сначала...

- Михал!

Хлопец подбежал, широко ухмыляясь. В руке звенело монисто -
такое же, как на девке, с тяжелыми старинными дукатами.

- Пан сотник?

- Невесту сюда! Оксану!

- Гы!

- И не "гы!" - оборвал я. - Обходиться вежливо! Понял?

Михал почесал затылок, но спорить, ясное дело, не стал.

- А вы, хлопцы, собирайтесь! И эту... Побыстрее! Девка словно
догадалась - пошатнулась, упала в снег, с трудом приподняла голову.
Крик - хриплый, страшный.

- Пан сотник! А может, отпустим? Пусть бегит! Доберется - ее
счастье!

Доберется! Десять верст - голой, по морозу!

- Быстрее! - повторил я и, не оглядываясь, пошел к лошадям. В
уши вновь ударил крик - ударил, оборвался. Все!

Отплясала! У лошадей скучал постовой, не иначе, проклиная
свой удел; неподалеку кулями лежали связанные гостьи. Эти еще попляшут
в замке, жаль, мы не увидим...

- Вот она, пан сотник!

Тогда, в хате, я не успел толком рассмотреть невесту. До того
ли было? Теперь... Теперь смотреть на нее не хотелось. Девка как
девка, только на голове не венок - очипок с завязанной лентой. Как раз
завязывали, когда мы вошли.

- Ты Оксана? Невеста Гриня Кириченко?

Она не ответила. В глазах была пустота - такая же, как у той
девки.

- Сомлела она, пан сотник!

Я пригляделся. Не сомлела - хуже. Ее вытащили из хаты прежде,
чем мы взялись за шабли, но и того, что она видела, хватило.

- Да ничего, пан сотник! Чумак не в обиде будет!

Михал вновь ухмылялся. И вправду, забава - невесту из-под
венца увезти! Невесту увезти, жениха под потолком на собственном
кушаке подвесить...

Белые губы шевельнулись, в глазах промелькнуло что-то
осмысленное, ясное.

- Ироды! Ироды...

Ее разум уходил - в темную глубину, в пропасть, откуда нет
возврата. Да, не порадуется Гринь! И она не простит. Ведь там, в Хате,
вся ее родня осталась!..

- Отойдите! Все! На двадцать шагов! Живо! Хлопцы удивленно
переглянулись, Михал хмыкнул. Нетерпеливо заржали кони - застоялись,
пора ехать... Я подождал, прикрыл веки. Прочь, Тени!

Теперь перед глазами была белизна и неясный размытый силуэт с
темным пятном возле сердца.

Ее душа - и ее безумие.

Страх можно прогнать, но это не страх, это хуже. Значит,
обычные средства не годятся. Остается одно - Имя Тосефет, Великое
Добавление. Клочья чужой души прогонят безумие, станут частью ее
самой...

Да, станут. И больше не будет Оксаны, чумаковой невесты.
Будет кто-то другой... и Оксана.

Теперь - не спутать, правильно подобрать слова. Когда-то
раввин Лев из Праги пошутил: наклеил бумажку с Именем на обычную
глиняную кадку - и получил голема. И мой хозяин тоже пошутил -
сотворил пана Пшеключицкого. До сих пор не знаю, из чего - из кадки,
из бревна или из свежего трупа. Удобно - за креслом стоит и золота не
просит!

Пора!

Слова проступали на белизне - угловатые черные буквы. Справа
налево, одна за другой. Чернота исчезала, сменяясь серостью. Словно
кокон охватывал душу.

Есть!

Теперь последнее, но очень важное.

Я открыл глаза. Белизна исчезла, исчезли черные буквы. Передо
мной стояла кукла - живой голем с пустыми глазами. Нижняя губа
отвисла, в уголке рта скопилась слюна...

- Панночка Оксана!

В глазах что-то блеснуло. Она вспомнила свое имя.

Пока - только имя...

- Ты - Оксана, невеста Гриня Чумака. Ты его очень любишь.
Скоро твоя свадьба. Поняла? Если поняла - кивни!

Голова дернулась - деревянно, мертво; и я вновь вспомнил пана
Пшеключицкого. Такое и пан Станислав может. Но что толку от голема?

- Пани Оксана! Сейчас я досчитаю до трех, и ты проснешься -
веселой, радостной. Скоро ты встретишься с женихом, но слушаться
будешь только меня. Поняла? Если поняла - кивни.

Голова снова дернулась. Посмотрел бы сейчас пан Григорий на
свою невесту!

Теперь - последняя часть Имени. Та, что неведома пану
Мацапуре. Его надо читать, глядя прямо в глаза. В пустые, широко
раскрытые глаза новорожденного ребенка.

- А теперь... Один... Два...

- Где? Где я?

Голос звучал растерянно, но в нем не было страха. Я
улыбнулся, любуясь делом рук своих. Та, что была Оксаной, снова стала
ею. Почти прежней...

- Гратулюю вас, пани Оксана! Меня зовут Юдка, я - друг вашего
жениха...

Она неуверенно улыбнулась, поглядела вокруг. Удивленно, не
узнавая.

- Вечер добрый, пан Юдка. А где Гринь? Я хочу к нему!..

Ярина Загаржецка, сотникова дочка