Чтение 42–й страницы книги ~Пещера~

Сама смерть не заставила бы ее подняться с места; то, что стояло перед ней,
и было, вероятно, самой смертью. Оно не издавало звуков - круглые уши-раковины
напрасно напрягались, пытаясь уловить хотя бы ниточку дыхания. Сарна лежала, не
испытывая ужаса, - не то силы. ее иссякли вместе с желанием жить, не то инстинкт
подсказал ей, что фигура с хлыстом не причинит ей вреда.

Пещера жила. Отдаленные звуки струились, как песок, как вода; сарна лежала,
положив голову на собственное вздрагивающее плечо, а чуть поодаль стоял, как
камень, непостижимый и страшный пришелец.

И потому никто из любителей падали не наведался к ней, чтобы добить.

- ...Павла, подвинься, а?.. Теплые ладони на глазах.

- Павла, просыпайся понемножку... Как ты себя чувствуешь?

Она разлепила веки. Теплые ладони переместились к ней на лоб.

Кажется, она была в Пещере?..

- Я не помню, - сказала она вслух. Сон ускользал, с каждой секундой все
дальше, да, она была в Пещере и хотела пить...

- Хочешь чаю?..

Она с трудом улыбнулась. Деловитое спокойствие Тритана передавалось ей
мгновенно. Как лучшее из лекарств.

Она улыбнулась увереннее:

- Ты останешься... на ночь?

И наконец-то увидела его лицо.

И невольно вздрогнула.

Он остался.

Обессиленная, она не могла ответить на его ласки, - тогда он просто обнял
ее, улегшись рядом. И всю ночь пролежал неподвижно; изредка просыпа-ись, она
слышала, как бьется его сердце. И теплая, спокойная ладонь...

- Ты что, всю ночь не спал?!

Рассвет был ясный. Хороший рассвет солнечного

дня.

- Тритан, что же ты... всю ночь?.. Конечно, не спал, сказали ей его
ввалившиеся зеленые глаза. Зеленые в красной рамочке, как пятно травы среди поля
маков...

- Доброе утро, Павла... сейчас, подожди секундочку.

И по тому, как он пытается пошевелиться, она поняла, что он всю ночь не
менял позы. Не двигался, боясь потревожить спящую.

- У тебя руки затекли?

У него затекло все тело. Руки упали плетьми, когда он ухитрился сесть на
кровати. Дохромал до табурета, виновато усмехнулся, опустился, по обыкновению,
на краешек...

- Тритан... - сказала она шепотом.

- Все в порядке, Павла. Все совершенно в порядке. Ты так хорошо спала...

- Я дура, - сказала она шепотом. - Я здорово тебе... вчера... Ведь если
веришь человеку,- надо верить ему до конца, правда?

- Правда, - сказал он без улыбки.

- Я оскорбила тебя... недоверием, - она вздохнула. - А ты меня простил...
так просто; Когда я с тобой, мне кажется, что все на свете просто и приятно...
Давай-ка я буду верить только тебе. Да?

Тритан опустил воспаленные веки:

- Да...

Теперь он разминал руки. Встряхивал, пытаясь восстановить движение крови,
морщился, снова встряхивал, потом разминал; на его левой руке уже возвращались к
жизни пальцы.

- Ну и ночка у тебя была,- сказала Павла виновато.

Тритан улыбнулся:

- Ну и ночка у меня была... Лучшая из ночей. Самая... Павла, ты знаешь, ты
так крепко... Ночью ты не была в Пещере.

- Нет, - она улыбнулась.

- Когда спящий в Пещере, у него другое лицо... В мире полно людей, готовых
голову продать за рецепт... безопасности. К старости многие люди приобретают...
этот страх. А богачи и администраторы в большинстве своем стары...

Улыбка на Павлиных губах понемногу растаяла:

- Зачем?.. Об этом, мы...

- Если люди получат доступ к этому рецепту, - Тритан разминал кисти, - весь
мир придет на грань катастрофы... Пещера явится на наши улицы. И удержать ее
будет некому.

- Тритан...

- Павла... Я не знаю, как тебе сказать. Я не знаю, как тебе не говорить...
Как мне оправдаться перед тобой, и стоит ли оправдываться.

Она сцепила пальцы. В ужасе от того, что сейчас его поймет.

- Тритан, ты...

- Да, Павла. Да.

Минуту царило молчание. Тритан не опускал взгляда, с болезненным
удовольствием самобичевателя принимая на себя все мысли и догадки, отражающиеся
в Павлиных мгновенно увлажнившихся глазах.

- Да, Павла. Ты уникальное бесценное существо. С момента исследований
Доброго Доктора мир полон пороховых бочек, и вот появился горящий фитиль - ты...

- Тритан, что ты говоришь?!

- Правду. Я обещал тебе за определенной чертой - не врать... Сегодняшняя
ночь была чертой.

- Но я НЕ ХОЧУ этого слышать!!

- А мне больно это говорить, - он наконец отвел взгляд, и она только сейчас
увидела, какое у него непривычно белое лицо. - Потому что теперь ты, возможно,
не захочешь меня видеть... А я тебя не видеть не могу.

Он встал. Подобрал свой пиджак, брошенный на белую ширму, залез во
внутренний карман, вытащил пачку фотографий:

- Вот...

Павла не хотела смотреть- но и удержаться не могла тоже.

Столько фотопортретов у нее не было никогда. У нее были карточки с
выпускного вечера, автоматические снимки для документов, еще несколько
любительских, и почти на всех у ее фотоизображения были перепуганные, не свои
глаза... А здесь была россыпь великолепных, технически вылизанных кадров- Павла
смеющаяся, Павла озабоченная, Павла решительная, Павла испуганная, Павла,
ковыряющая в носу...

Она на мгновение увлеклась. Ее многочисленные лица на матовых
прямоугольниках были столь разными и столь живыми, что казалось, будто перед
глазами прокручивается кинолента...

- Это скрытая камера?

-Да.

- Все это время ты за мной следил?

-Да.

Павла проглотила слюну. Куртка на три размера больше, змея...

- Все специально?! И говорящая... Почему-то "говорящая собака" показалась
ей сейчас самым обидным. Самым... непростительным.

- Я здорова?!

- Да...

Он опять не прятал глаз. Это не вязалось с Па-•влиным представлением о
вине, о его чудовищной вине, которая...

- Вы меня... иссле... пытаетесь... как Добрый Доктор?!

-Да.

- Как же тебе не стыдно? - спросила она тонким, на грани слез голосом.

Он встал на колени.

Жест этот, в другое время показавшийся бы опереточным, был теперь
совершенно естествен - как все, что делал Тритан.

Он стоял перед ней на коленях, но по-прежнему не опускал глаз. Хоть и
смотрел теперь снизу вверх.

- Что же мне делать, Павла? Мы должны понять. Мы обязательно должны знать,
как же именно Добрый Доктор получал свои препараты... Потому что в мире уже есть
люди, которые ЗНАЮТ путь к этому. Ты спичка в пороховой башне. И если до тебя
доберутся чьи-нибудь грязные руки... Я мог бы долго-долго тебя обманывать. Я мог
бы это, поверь... Но я не стал. Знаешь, почему?..

Бесшумно распахнулась белая мягкая дверь. Доктор Барис. И еще один,
незнакомый Павле, оба бледные, со странно сжатыми губами.

Тритан повернул голову. Не поднимаясь с колен.

- Потом.

- Господин Тодин...

- Закройте дверь.

В какую-то минуту Павла думала, что они не послушают.

Но они подчинились.

Спектакль был внесен в документы под нейтральным названием "Песни о любви",
премьера планировалась на осень, Кович привселюдно объявил, что новый спектакль
станет экспериментом, собранием дебютов, что заняты в нем будут только молодые и
невостребованные и, дабы избавить дебютантов от стеснения и зажима, репетиции
будут проводиться закрыто. На стенде вывешено было распределение- под ним сразу
же собралась небольшая толпа. Массовка трепетала, приближаясь к стенду, более
менее состоявшиеся актеры усмехались недоуменно либо покровительственно; тут же
случилось несколько драм, потому что большая часть "мальчиков и девочков" в
распределение не попала. Театр гудел, преисполненный сплетнями, поздравлениями,
упреками и обвинениями в подхалимаже.

Рядом с распределением вскоре оказался график репетиций; ни на одной из них
не собиралось больше двух-трех персонажей. Раман тщательно разъял пьесу,
раздробил ее на сценки и сценочки, и по каждому отдельному диалогу трудно было
что-то понять о целом - чего, собственно, Раману и хотелось. Никто из них почти
наверняка не читал "Первую ночь" - очень долго все они будут верить, что
репетируют какие-то "Песни о любви"...

Кроме главных героев. С ними надо будет работать очень серьезно и очень
отдельно...

Зазвонил телефон; Раман отвлекся от творческих Раздумий. Вероятно, звонили
из Отдела искусств при Совете- сожалеть, что он снова не явился на совещание...

- Добрый день, Раман.