нельзя было сказать то же словами простого языка...
краснолицым Малашонком, матросом с застрявшего у лесоперевалочной пристани
буксира, все в одинаковых белых бязевых рубахах и кальсонах, означали:
бесконечность имеет размер - нет лишь способа измерения ее; с появлением
же способа бесконечность обратится в свою противоположность, в ноль; точно
так же нет способа определить, полон наш мир или недостаточен - и если
появится способ, исчезнет мир... Как узнать, с какой стороны зеркала
находимся мы?
и движение. Ртутными ручейками текли они по стенам, и из-под истекших
выступали другие - древние и жуткие.
значит - новое все. Тысячелетие - мрак. Три тысячелетия - бесконечность.
Шесть - возврат. Соприкосновение. Муки рождения и смерти. Возобновление
царств.
светом.
имя свое.
ибо ни белого, ни черного не останется в том мире из этого, а то, что
останется, назовут другими словами.
поднимается ветер. Небо темнеет от стрел. Дым полей застилает солнце.
Враг, вышедший на брань, горд собой, и нет ему равного в схватке. Не
увидят ушедших плачущие, и много сирот пойдет по дорогам, не в силах
забыть тепло. Лишь к живущим жестока судьба...
крестовидных копий. Похожая на желоб дорога уходила в седловину меж двух
холмов, а за холмами лежало то, что Аннабель недавно видела сверху,
посылая на разведку дымок, генерал и улан - в прежней службе, и только
Берт еще не видел. Может быть, стоило бы это обойти, но нужны были лошади
- а лошади там были. Лошади, упряжь, повозки. И лишь два солдата в белом.
пустошью Эуглека - сюда их вынесло из изнаночного мира - лишь начинали
собираться плоские еще, похожие на шляпки от Кроллиана, облака на вершинах
термиков. После полудня они набухнут, как грозди, прольются - или не
прольются - дождем, прибивая тонкую пыль когда-то цветущей долины... Нежна
была дорога под ногами.
Берт и улан лишь страховали его. Даже ранец он не отдал, как ни просили.
движешься.
котлован.
знала и не относилась к нему слишком нервно. И ее доля бывала в том, так
стоило ли морщить нос? Нет, этот смрад напоминал почему-то о тех уровнях в
логове Дракона, ниже которых их не пускали; или о дымных осенних вечерах
на ферме Зага Маннерса, ее первого антрепренера. Или даже о парфюмерных
фабриках Дэнниусов, там ей приходилось бывать...
бродили меж других таких же тел; ни осмысленности, ни тоски не было в этих
перемещениях. Взявшись за руки - попарно, по трое, по четверо - исполняли
медленные движения, как на репетициях танцкласса. И где-то в глубине этого
моря, как остров, чернело пустое пространство, и в центре этого
пространства, этого голого острова поднималась, похожая на росток бамбука,
коленчатая башня. Ревматические сочленения ее светились красным, видимым
даже днем светом.
Берта катились крупные капли.
Бернард, завяжите глаза. Я думаю, нам тоже стоило бы завязать...
глазами...
проблему. Пойдем с закрытыми глазами, надо будет - откроем...
плечу и молча покачал головой.
перемены в поведении людского теста. Там, ближе к башне, вдруг начались
непонятные мелькания, рябь, обозначился такой вот рябящий круг - с два
футбольных поля, не меньше - и в круге этом рябь все усиливалась, все
убыстрялась, а потом вдруг кажущееся сплошным полотно тел лопнуло,
разошлось на отдельные полосы, и полосы эти побежали от границ круга к
центру, пересекаясь под углом и образуя острый клин, все увеличивающийся и
темнеющий, и вдруг стало понятно, что в этом клине люди стоят, или лежат,
или что еще делают? - не в один, а в два, в три, в четыре слоя, и все
новые волны набегают на него, увеличивая, увеличивая, увеличивая толщину
этого страшного месива... А через миг клин задрожал, как желе, расплылся -
и распался на мельчайшие пылинки, и там, где следовало ожидать увидеть
груды раздавленных, изувеченных тел, не оказалось ничего... Серая земля.
такую давильню...
развоплощенном полете, но все ее новые знания и инстинкты буквально
кричали: не подходить! Не трогать! Даже не смотреть пристально на это!..
воплотилась в мертвых почерневших деревьях, низких каменных лабиринтах,
стелах из красного кирпича и выдавленных в земле, как в сургуче, печатях с
неразборчивыми письменами.
выверенным, бесстрастным, мертвым - мертвым и обращающим в мертвое просто
по природе своей. Аннабель с высоты смотрела вниз, видела черные деревья,
стелы из красного кирпича и выдавленные в земле печати, но сквозь все это
проступало и исчезало тут же то бронзовое сочленение, то стальные жвалы,
то ажурный скелет крыла, то фасетчатый глаз...
вмешиваться...
как светлое вино, и отнимал часть веса, как вода. Идти было легко, труднее
- держать равновесие. Край людской толпы был близок, но приближался как-то
слишком медленно - медленнее, чем они шли. Будто кто-то невидимый
подбрасывал на дорогу лишние футы.
полоса. Аннабель подошла к ней и остановилась. Справа и слева подошли и
остановились спутники. Полоса - точно такая же - появилась бы, если бы
сквозь щель на землю падал резкий и яркий чистый красный свет. В ней было
около шести футов ширины. Можно было тронуть ее ногой или острием меча или
присесть и протянуть руку - но Аннабель знала уже, что не будет этого
делать. Прыгнуть - пожалуйста. А дотрагиваться... Пусть пьяные ежики
дотрагиваются.
ошеломленная. Будто вихрь горящих бабочек налетел на нее. Нет, глазам
здесь делать нечего...
долгие секунды, и можно было успеть посмотреть по сторонам, и вперед - и
выбрать место приземления, и вниз - просто из любопытства...
ней. Никогда еще не-зрение не обманывало ее, может быть, не обманывало и
на этот раз. Она, не отрываясь, смотрела на утесы внизу, на скальные
обломки, на далекие тонкие пики, на уходящие все ниже и ниже ступени
террас и карнизов, на багровое зарево, подсвечивающее оттуда, снизу,