механический костюм двинуться вперед. Оказалось очень странным, что дверца
в спине броненосного одеяния была приоткрыта. Это объясняло, отчего умер
монтажник, но... Разве могла сама раскрыться дверца, защищенная изнутри
двумя предохранителями противоположного действия, да еще и заблокированная
вакуум-блокером? Разгерметизировать скваммер в пространстве можно было
только намеренно, а значит... Кедрин сморщился: нет, нет... Мысли
рождались и исчезали в тесном ритме, под тяжелый, размеренный топот
скваммеров, и в мире не было никаких других звуков, кроме этого гулкого
думм... думм... думм... думм...
скваммера. Он стоял, не зная, куда и зачем идти. Лицо человека мелькнуло
перед ним, человека, которого везли на носилках, хотя теперь он не
почувствовал бы боли, если бы его даже тащили по полу. Лицо было с резкими
полукружиями скул, с закрытыми глазами и губами, изогнувшимися в такую
знакомую Кедрину усталую и слегка пренебрежительную улыбку. Кедрин как-то
помимо воли удивился сохранности этого лица и механически вспомнил, кому
принадлежал номер на спине этого скваммера.
достигали сознания. Ему вдруг очень захотелось спать, только спать, больше
ничего. Неверными шагами он направился в свою каюту. Только спать - и ни о
чем не думать.
что ты, кажется, сделал, но о том плохом, что ты сделал наверняка.
торжественной и мрачной тишины, которая в старину являлась непременной
спутницей такого рода собраний. Сошлась вся смена и представители
остальных смен; было теснее, чем обычно, и шумнее, чем обычно, и трудно
было подумать, что произошло что-то исключительное. Но это вовсе не
означало, что монтажникам безразлична судьба товарищей.
случившемся.
что произошло с минуты, когда он, услышав призыв Центрального поста, вышел
в пустоту для поисков человека, не вернувшегося при атаке запаха. Это был
бы очень последовательный и связный рассказ, после которого логичным было
бы перейти к походу на катере, в результате которого был найден второй
человек. Но на самом деле рассказ следовало начать раньше, и Кедрин
чувствовал, что не может иначе.
издалека полюбоваться кораблем. Там его застал запах, он устремился прямо
к кораблю, и случайно заметил мелькнувшую возле конуса фигуру в скваммере,
которая не летела к спутнику, а почему-то замешкалась.
всем же, что произошло позже, распространяться не следовало. Наградой за
смелость служит сама смелость, а карой за трусость не может являться сама
трусость. Он закончил свой рассказ объяснением того, что именно
нахлынувший страх помешал ему сделать то, что следовало: проверить, почему
кто-то задержался на рабочем месте Кедрина, вместо того чтобы следовать за
остальными. Все знали, что Кедрин рассказал о событиях именно так, как они
запечатлелись в его памяти. Теперь делом каждого было - внести поправки,
необходимые хотя бы потому, что люди - настоящие люди - бывали в таких
случаях намного строже к себе, чем заслуживали.
раздался, когда Ирэн подлетала к кораблю со стороны спутника. Она позвала,
но Кедрин не ответил на ее вызов. На пути к входу в спутник она его не
встретила, и единственный вывод был - что он находится внутри конуса и не
принял сигналов тревоги. Конус мог и не защитить от атаки запаха - ведь
все предохранительные слои были удалены. Тогда Ирэн, волнуясь за человека,
с которым работала, кратчайшим путем проникла в корабль. Но лаз оказался
слишком узок; запутавшись во вспомогательной арматуре, Ирэн попыталась
вырваться, ударилась головой о фонарь скваммера и потеряла сознание.
запах, пострадал потому, что проверяя защитные устройства Холодовского,
больше поверил им, чем самому себе: приборы не показали запаха, и
монтажник решил, что сам внушил себе мысль о нем. Впрочем, серьезной
травмы он не получил.
он, начальник смены, судить не берется. Это сделают специалисты.
что если бы в пространстве был запах, то приборы сработали бы. Они и
сейчас исправны. Можно проверить.
приборы не ошибаются?
знает? Слава был уверен в себе, может быть - слишком уверен, да и все мы
очень верили в него. Я не знаю, почему он умер, это еще предстоит узнать.
Но до того - не будем делать выводов. Смерть - не доказательство и не
искупление. Да.
Звездолетного пояса: в первую очередь думать о товарище. Мы говорим об
ошибках, чтобы не повторять их. И о Славиных тоже. Это не оскорбляет его
память: наоборот, ее оскорбило бы, не попытайся мы извлечь благо для
оставшихся из самого факта смерти. Это была первая его ошибка - но
ошибиться во второй раз мы иногда просто не успеваем...
Нам дорог сейчас каждый человек, мы теряем часы и теряем людей - и тем
тяжелее будет для Кедрина наказание, если мы отстраним его от работы,
скажем, на месяц. Это очень тяжело, вы знаете...
конце концов, это же он разыскал мастера - Ирэн, он лазил в пронизанное
радиацией пространство за Холодовским... Неужели он должен будет сейчас
уйти отсюда? Сейчас, когда Ирэн лежит в нескольких шагах, в госпитальном
отсеке...
этому. Но сейчас... Сейчас - нет.
чем угодно. Только... не смей работать.
очень тяжело. Просто невыносимо. Уже сейчас становится страшно...
что она должна лежать именно здесь?
кто-то утешил: запрещается работать, думать не запрещается. Кедрин кивнул.
Он уже думал. И придумал.
выгнутом медицинском ложе. Прозрачная перегородка была на месте, но Кедрин
почувствовал взгляд Ирэн на своем лице как прикосновение, которому
переборка не могла помешать.
сделать это...
Потом Кедрин спросил:
здесь. Но...
изменилось. Все равно я нужна ему.
ни было тяжело...