сердитому виду, сам убил бы пакостную птицу, что засушила такой красавец
дуб, высокий и не по-дубьи стройный.
жабы это чтобы петь громче, Таргитаю бы такой, мы бы совсем с ума спятили,
а у дятла в нем какая-то гадость... Осторожно!
волхв, похоже, не сообразил, что мог сострить даже нечаянно. Рассматривал,
щупал перья, растопыривал мертвые крылья, дул на брюхо, распушивая мягкий
пух.
Интересно бы попробовать. Только не на ком. Разве что зайца изловишь
живым...
у бобров, всю жизнь растут... может быть, а у нас с Мраком только раз
дадены. Мрак, не лови ему зайца. А если поймаешь, лучше я его зажарю. А
он, если хочет, пусть этот дуб погрызет, бобер противный.
тогда листья еще неделю держатся, только вянут, а осыпаются еще через
недельку.
дерево... ну, там, внутри. Пережимает все каналы, по которым прет сок.
Человек же может с перепугу поседеть за один миг? Вот и дерево... если
просто срубить, то это просто убить. Умрет, как говорится, с теми
волосами, какие были. А если убить перепугом...
кусты:
птицу.
тьмы и тьмы. К тому же дятел разве виноват? Это человек виноват, если не
так живет, а дятел -- как ему велено... Мрак, а как узнают, что мы сделали
упырям услугу?
так завтра.
для них нет времени. А нам осталось восемь дней.
Вскоре изгои уже привычно бежали вслед, Олег горько подумал, что с тех пор
как вышли из Леса, все бегут и бегут, остановиться и осмотреться
некогда...
Таргитай тут же перешел на шаг, сразу погрузился в свои особые думы, явно
божеские, пока Олег не дернул сзади за пояс.
женские голоса, визг. Ползком пробрались через заросли, залегли. Мрак
осторожно раздвинул папоротники.
круглое и чистое. Деревья обступили со всех сторон, только слева был
песок, оранжевый, как солнце, и на этом песке рядом с платьями белели
крупные белоснежные крылья с длинными перьями. А в самом озере плескались
три женщины, молодые и ослепительно красивые, брызгали водой, дурачились,
топили друг друга, вода вокруг них ходила ходуном.
мать купает первый раз, но слух у них не то, что у некоторых безухих...
Оставайтесь здесь.
трех красавиц, а Олег посматривал на них тревожно и гадал, куда это исчез
оборотень, ибо с вилами шутки плохи. Эти, рожденные от росы, так говорят,
людей не трогают, пока те их не тронут. Но если человек заденет ее хоть
пальцем, хоть словом, вила может сжечь его одним взглядом.
огромная волчья морда. В пасти белое платье и слегка помятые крылья.
Бросив, почти выплюнув добычу, волк попятился, исчез, там глухо бухнуло
оземь, трава снова шевельнулась, на этот раз показалось довольное лицо
Мрака.
повредил, то третья...
крыльях не разбираешься!.. Правда, у тебя не крылья, а черт-те что.
Глазами смотри, глазами! Одно правое, другое левое. Так что не двух, а
одну обезвредил.
брызгами начала выбираться на берег. Ее попробовали задержать, но она
ловко прыгала из стороны в сторону, одну перехватила за руку и бросила в
воду, перескочила и выбежала на золотой песок.
грациозно изгибаясь из стороны в сторону, по-детски попрыгала на одной
ноге, вытряхивая воду из ушей, потом без спешки набросила на себя платье,
короткое и полупрозрачное, подхватила крылья.
заскучали и начали выбираться на берег. Одна сразу ухватила платье, а
вторая растерянно озиралась, подошла к кустам, осмотрела, вернулась к воде
и, присев на корточки, долго и внимательно всматривалась вглубь.
заглядывать по кустам, делая круги все шире и шире.
могут оказаться бесполезными сила и умение Мрака, а его умение волхва
вовсе не пригодится, ибо он не знает за что хвататься.
сможешь. Лежи тихо!
и, мощно ударяя крыльями по воздуху, взвились над озером, сделали круг,
невры судорожно вжимались в мох, стараясь, чтобы сверху не заметили, но
вилы быстро унеслись в сторону заходящего солнца.
чтоб догоняла, когда крылья отыщет... Видать, батя у них строгий!
явится?
на небо, не вернулись бы опасные подруги этой, которой не повезло.
кустов. Вила замерла, взгляд в испуге заметался по сторонам, но в руке
незнакомца было именно ее платье, и она обреченно стояла, смотрела, как
приближается, огромный и сильный, пахнущий потом, хотя рядом озеро с
чистейшей водой, лохматый, с всклокоченной головой и широкой грудью,
заросшей густыми волосами так плотно, что кожи не видно.
головой и сунул добычу в мешок. Вила побледнела, в глазах мелькнули страх
и отчаяние. Она не горбилась, стояла так же ровно, ничуть не стесняясь
наготы, широкая в бедрах и удивительно тонкая в поясе, высокогрудая, с
чистой, без единого изъяна кожей. Мокрые волосы тяжело падали чуть ниже
поясницы, и она не делала ни малейшей попытки закрыться ими.
погасли.
выражение словно уже примирилась и даже примерялась к новой роли. Спросила
осевшим голосом: