его за плечо.
ничего хорошего, - не знаешь ли ты, что это такое над нами мельтешит?
но, взглянув на строгое лицо провинциала, наскоро перекрестился.
проводник. - Бухруны, и невроде топырей! Смех и только!
язвительной усмешкой.
Вред от них какой-нибудь быть может?
потом вовсе извести... Хотя могут и навести.
этих горах неизвестных ему дотоле существ: Веснянки, Зарницы, Майки,
Полуденницы, а теперь вот еще и бухруны, которых к тому же довелось
увидеть собственными глазами.
наводят.
ставленника Ватикана, епископа Гембицкого, непонятно куда наводят
неведомые бухруны!
воздуха, чтобы выразить свое мнение по поводу проводника, бухрунов и
вообще здешних порядков, то выяснилось, что пастух был абсолютно прав, и
бухруны их-таки навели, причем именно туда, куда надо: впереди из темноты,
на фоне звездного неба, проступили близкие силуэты крестов шафлярского
кладбища.
друга, и епископ не сразу понял, что там происходит. А когда наконец
разглядел, то невольно перекрестился и зашептал молитву: пятеро из
последних сил держали шестого, а этот шестой вырывался, нечеловечески
извиваясь и дергаясь, как припадочный, и было в его конвульсиях нечто
жуткое, противоестественное. Руки-ноги человека изгибались под совершенно
немыслимыми углами, отчаянный стон время от времени прорывался сквозь
плотно стиснутые в судороге губы, на которых выступила пена. И носился
вокруг, подвывая, большой пегий пес, не решаясь приблизиться к сплетенным
в одно целое людям.
Лентовского, истово крестясь и указывая другой рукой на извивающуюся
фигуру в чудом удерживающемся на голове берете с петушиным пером.
другой выскальзывают из круга сцепившихся тел и исчезают в ночи со стоном
облегчения, словно вырвавшиеся наконец на свободу души грешников...
невероятным усилием освободился от державших его рук, рванулся в сторону,
сбив кого-то с ног - и замер, дико озираясь по сторонам. Остальные люди на
холме тоже окаменели в изнеможении - и тут все увидели, как тело существа
в берете, лишь внешне похожего на человека, засветилось изнутри холодным
зеленоватым светом, каким светятся гнилушки в ночном лесу. Свет этот
разгорался, становился ярче, вот уже языки зеленого пламени пляшут вокруг
зловещей фигуры порождения Тьмы, осветив изможденные лица глядевших на
него людей. И, словно отвечая на неслышный зов, таким же зеленым светом
засветился стоявший неподалеку старый тарантас вместе с запряженной в него
лошадью; свет становился нестерпимым, он слепил глаза, словно и человек, и
тарантас, и лошадь постепенно раскалялись изнутри, наливаясь огнем самой
Преисподней - и вдруг с негромким хлопком человек (?!) исчез в облаке
серного дыма, вместе с ним исчез и тарантас, и лошадь, сразу навалилась
темнота, а епископ, старый князь, монахи с гайдуками и мгновенно
протрезвевшим пастухом стояли и смотрели на то место, где только что
находился посланец ада, и точно так же смотрели туда измученные люди на
краю холма...
Он оглянулся, скорее угадал, чем увидел темные фигуры людей у подножия
кладбищенского холма, каким-то шестым чувством узнал епископа и с
запоздалыми словами: "Apage, satanas!" воздел к небу руки.
слова взобравшегося на холм, но не до конца пришедшего в себя епископа.
благочестивыми людьми с врагом рода человеческого, и как с позором бежал в
Геенну посрамленный дьявол, изгнанный вами! Теперь убедился я: клевета,
ложь и клевета все, что мне о вас рассказывали! Только истинно верующий в
Господа нашего и чистый душой человек способен на такое! Теперь я лично
буду писать в Рим и ходатайствовать перед Его Святейшеством, чтоб ваши
заслуги перед Богом и Церковью были оценены по достоинству!..
Лентовского:
вот тынецкий настоятель его туда и отправил!
крест хватался, и молитву читал - а Сатане все нипочем! Не то что аббат -
врукопашную...
шепчутся за его спиной гайдуки, подобные разговоры отнюдь не доставляли
удовольствия. Но поделать он ничего не мог: свидетелей было больше, чем
достаточно, и видели все не только его монахи, но и гайдуки, пьяный пастух
и сам Лентовский, а уж в княжеских словах вряд ли кто станет сомневаться!
Много разного водилось за старым князем, но во лжи его еще никто уличить
не посмел... да и повода не было.
скромно склоняя голову. - Но я всего лишь исполнял свой долг перед
Господом нашим и святой Церковью. И не один я встал на дороге у врага рода
человеческого. Помогла мне искренняя вера этих честных христиан, -
настоятель кивнул на сгрудившихся у него за спиной Михала, Марту, Терезу и
Мардулу, - иначе и не знаю, совладал бы я в одиночку с Нечистым!
заметил Гембицкий. - А теперь давайте возблагодарим Господа нашего за
счастливое избавление и за то, что даровал вам и этим "честным христианам"
силы для борьбы с дьяволом.
колени.
Гембицкий, закончив молитву и поднимаясь с колен.
его могиле до восхода. А я привык исполнять свои обещания, - твердо
ответил отец Ян.
сопровождении доминиканцев.
преосвященством. Старый князь стоял, подбоченясь, и сверлил Михала, в
изнеможении опершегося о могильный крест, ненавидящим взором своего
единственного глаза.
Убийца его сына должен умереть, несмотря ни на что, и ни Бог, ни дьявол не
остановят князя. Солтыс Ясица Кулах сказал: "Вызывай его на честный
бой..." Вот и пришло время для этого самого "честного боя", в котором
Михалу не выстоять и минуты - с обожженными руками, едва живому,
вымотанному до предела схваткой с Сатаной... Но бой будет честным, один на
один, при видоках, и ни солтыс Кулах, ни кто другой не посмеет после
пенять князю за эту смерть и чинить ему препоны в здешних горах. Все будет
честно. И убитый Янош будет отомщен...
того бледная Марта вдруг побледнела еще больше и, схватив за локоть
стоявшую рядом ничего не понимающую Терезу, лихорадочно зашептала ей
что-то в ухо.
Михалу, продолжая жечь того взглядом. Он не видел, как женщины на
мгновение обнялись, глядя друг на друга остановившимися глазами, а потом
Марта змеей скользнула в ноги князю, норовя поцеловать его ладонь.
рубиться! Сына твоего он в честном бою убил - все видели! Не пятнай же
княжеские руки кровью, а княжескую честь - позором!
сумасшедшую бабу, но почему-то передумал, осторожно высвободился и
остановился перед Михалом в раздумье. Что-то происходило сейчас в душе
Лентовского, что-то, невидимое со стороны, но тем не менее отражавшееся на