как-то раз начинает прогулку не в десять, а аж в три четверти
одиннадцатого, ибо друг проспал и не заехал за ним вовремя. Этот
потрясающий факт отметила в своем дневнике юная Герта Бюхнер, жившая
напротив гостиницы Рашке, и наблюдавшая его ежеутренние выходы, сидя у
своего окошка.
Альвиц.
силовую политику и, в частности, за участие в неминуемом, по его мнению,
столкновении Австрии и Пруссии, делает в кабинете министров, в присутствии
короля, многозначительную оговорку: "Да, это будет еще старая война. Но
ведь это не последняя война. И даю вам слово, в новых войнах у нас будут
новые солдаты. Солдаты врага станут нашими солдатами".
Германии прибывают какие-то странные грузы: тяжелые металлоконструкции,
мощные помпы, паросиловые установки и динамо-машины, бесчисленные
химикаты...
явно не ведая былого недостатка в средствах, колесит по коммунистическим
адресам Европы. Пытается договориться с Энгельсом, но терпит неудачу; в
его бумагах обнаруживается отрывок черновика письма неизвестно кому:
"Фридрих туп и пассивен. Человек, собирающийся писать "Диалектику
природы", ничего в природе не смыслит. Человек, призывающий к
насильственному ниспровержению реакционного строя, ничего не смыслит в
насилии. С "Интернационалкой" нам не по дороге".
встречаются и мгновенно становятся лучшими друзьями. Нечаев неделями позже
пишет Бакунину: "Петенька меня просто очаровал. Какая воля, какой ум,
какой размах! Он рассказывал мне много такого, что я принял бы за
прекрасную сказку, если бы он не привел доказательств. Скоро, скоро по
всему миру, неожиданно-негаданно для врагов наших то тут, то там, ровно
грибочки после дождя, начнут прорастать бесстрашные, неумолимые,
беспощадные и не сдерживаемые никаким Христом воители! Петенька обещал мне
большую статью для "Народной расправы", где, ничего, разумеется,
определенного не говоря, постарается вдохновить этой перспективою
слабеющие ряды нашего воинства". Вот этого-то, похоже, Петеньке не
следовало обещать. Когда писалось это письмо, Петенька уже исчез бесследно
по дороге из Лозанны в Мюнхен.
сына и наследника, Карла Хаусхоффера, счастливый отец на глазах у двух
десятков ничего не понимающих гостей вложил в ладошки годовалого
малышатика, спокойно таращившего глазенки на праздничный стол,
благосклонно гукавшего и пускавшего пузырики на радость роившимся вокруг
него дамам, нелепый, ни на какую игрушку-то не похожий железный ящичек. И
малышатик сжал его пухлыми ангельскими пальчиками, и потащил в рот, но
ящичек не пролезал, пришлось ограничиться угрызением углов. С бокалом
шампанского стоя над отпрыском, гордый и сияющий магнат, так ничего и не
пояснив гостям ни тогда, ни в последствии, заявил: "Сын мой! Ты младенец,
и ты неоспоримый властелин этого сундучка. Ты подрастешь, и станешь
неоспоримым властелином сундучка побольше и посложнее. А когда ты станешь
совсем взрослым, ты, я вверю, будешь неоспоримым властелином всего мира.
Пью за это!"
и понял. Слово "поценнее" здесь просто напрашивалось. Но в письме одной из
присутствовавших на церемонии дам, отправленном ею в Вену, сестре, было
написано именно "посложнее". Так не перепутаешь и не придумаешь. Даму это
выражение, судя по письму, удивило не меньше, чем меня.
покидал Альвиц ни на день. Гости, бывавшие у него в поместье - с годами их
становилось все меньше и меньше - в один голос утверждали, что у пожилого
политика усталый, издерганный вид, и он как бы все время ждет чего-то.
Меларен играло каучуковыми отражениями огней. По ту сторону темной,
блестящей глади, на самом берегу Кунгсхольмена, темной тяжелой тенью
громоздился бастион ратуши, вытянувшей к небу мощный стебель главной
башни. Казалось, мимо вот-вот должен, потешно тарахтя, проковылять
"Соларис Рекс". Казалось, я пока не знаком со Стасей, и сидящий рядом еще
только должен меня познакомить с нею через целых тринадцать лет; и даже с
Лизою мы только-только начали обниматься-целоваться, и все чудесное еще
предстоит. Казалось, разговор должен идти о российской словесности, о том,
что она неизмеримо духовнее любой иной, поэтому европейский рынок и
принимает ее в час по чайной ложке. "Ты посмотри, - должен был говорить
молодой и глупый я, - они даже не знают, что такое, например, любовь. Есть
секс и есть брак. В первом главное размеры гениталий, объем бюста,
техничность исполнения и все такое. Во втором главное - урегулирование
имущественных отношений, особенно на случай смерти или развода. И так
постоянно! Вы пишете о неизвестных им вещах!
в первый раз. - Билет у меня в кармане, утром я вылетаю в Мюнхен. Не нужно
мне подстраховки, не нужно прикрытия. Я прошу вас лишь передать эти
материалы Ламсдорфу.
устало, возражал атташе. - Безо всякой подготовки и проработки - в
пекло...
большим, если мы без согласования с германским правительством затеем
какую-то серьезную операцию на германской земле. Это варварство, и я этого
не допущу. А начни согласовывать - сколько времени уйдет! Даже если мне
удастся уговорить государя по-родственному снестись с кайзером - все равно
не менее недели потеряем. Это в идеальном варианте. Многое может случиться
за это время - от утечки информации до новых убийств. К тому же при
совместных действиях придется со всем этим, - я поболтал в воздухе гибкой
дискетой, - знакомить германских коллег. А я пока не знаю, насколько
Альвиц может скомпрометировать учение, которое распространяет моя газета -
на такое ознакомление я не могу пойти. Нет, все решено.
одного из исторических очерков выбрал анархиста Ступака. Выяснилось, что в
последние годы жизни Ступак много бывал в Альвице. Не осталось ли у вас
писем, воспоминаний, фотографий...
убрал, вас там...
устойчивую вибрацию между нынешним словом и грядущим событием и, таким
образом, резко увеличиваете вероятность нежелательного исхода. Надо
говорить: все будет хорошо, все будет хорошо - и тогда все будет хорошо, -
я промолчал. - На этот случай, собственно, я и прошу вас передать всю
собранную мной информацию в центр.
- помолчал. - Вернусь. Вы не представляете, сколько у меня еще долгов по
отношению к двум очень хорошим взрослым и двум совершенно замечательным
маленьким людям!
неуверенно улыбается мне в ответ.
донеслось приближающееся, натужно покряхтывающее тарахтение. Я оглянулся.
Между нами и ратушей, мерцая тусклыми огнями, медленно смещался кургузый
катерок. Я присмотрелся - и глазам не поверил. Демонстративно не скрывая
ни радости, ни национальности, по-мальчишески подпрыгнул и заорал на
пол-острова:
короткий аппендикс к загородной резиденции Виттельсбахов, я почувствовал
"хвост". Поглядывая в зеркальце заднего вида, я мягко притормозил свою
взятую в порту на прокат "бээмвэшку" - местные патриоты вот уже третий год
покупали исключительно продукцию "Баварских машиностроительных", и
приезжим сдавали исключительно ее же; шедший за мной "опель" приблизился
было, затем тоже стал сбрасывать скорость. Я съехал на обочину и, чуть
накренившись, заскрипев правыми протекторами по песку, остановился. Вышел
из авто, шевеля плечами и локтями, будто разминаясь после долгого сидения
за рулем, и встал столбом в трех шагах от "БМВ", с блаженно туристическим
видом любуясь пожухлым ноябрьским ландшафтом Баварского плоскогорья,