текст типа: "Пусть все мы разных лиц, но цель у нас одна - приблизить дни
всеобщего блаженства". Эльфы уже бегут вперед, а я за ними. У дверей
возникает пробка, я пробиваюсь и вижу картину в духе лучших традиций
Великого Маршала. На полу - несколько вскрытых корзин, в миске - размазня
из желтой муки, два открытых черных кувшина, один зеленый, один красный, и
еще осколки второго красного разбросаны по полу. Около красной посудины
сидят оба орка, при нашем появлении песня обрывается. Паханенок просто
глядит узкими глазками, а Пахан проявляет инициативу.
зазубренными краями, и наливает в него чего-то, желтоватого цвета, оно
распространяет запах спирта в смеси с розовой водой и мясным бульоном.
красный случайно разбил, а что упало - то пропало. Не будешь? Ну и не
надо!
проливает половину. Затем залихватски бьет импровизированный стакан об
пол, орет как взрезанный - просто так, от полноты ощущений - и валится на
спину. Паханенок тоже тянется к кувшину, но тут уже вмешиваюсь я.
уже не добраться. В дело вступают светлые, они волокут обоих пьяниц к
стене у выхода, а я пока занимаюсь провизией. В зеленом кувшине
растительное масло, не подсолнечное, конечно, а какое-то хитрое. Потом
всласть напиваюсь и наполняю свою, еще со времен налета на деревню,
баклажку водой, а потом и рядом лежащую пахановскую, только уже не водой,
а пойлом алкогольным - пригодится. Барон усмиряет гуляк, ругается на
всеобщем и ирчисленге, поминая всевозможных животных и насекомых, большей
частью вредных. Паханенок пытается вновь запеть, Барон это пресекает,
потом Пахан принимается изливать душу, не реагируя на тычки и пинки.
Впрочем, его монолог никому особо не мешает, и Барон просто приглядывает,
чтобы оратор с места не сдвигался. Пахан жалуется на трудности в
сколачивании организации - и недоверчивы орки здешние, и за грош продать
готовы, и от остальных наций надо прятаться, и оружия путевого не достать.
А сейчас еще с Запада беженцы-переселенцы идут косяками. Там, видать,
главного хозяина убрали, который силой всех в своих руках держал, а у
оставшихся мелких никто служить не желает, бегут кто куда. Они - беженцы -
к дисциплине, конечно, привычны и опыт боевой имеют, но в общины вступают
неохотно и хотят своими мозгами жить.
голосом. - Думают, без хозяев рай наступит, солдафоны стоеросовые!
утих, мерно издает самые неожиданные звуки. Барон считает свою миссию
исчерпанной и идет к своим - они улеглись между рядами полок, и я тоже
прикладываюсь через полку от орков - вдруг чего. Эльфы, похоже, и вправду
спят - уж столько ночей глаз не смыкали; наверняка, когда Хворый меня
щупал, они только притворялись.
вполголоса ругаться во сне - длинно, визгливо и противно. Я поднимаюсь
заткнуть ему рот и замираю на месте: в проеме показываются два белых урха,
они входят не сторожась и с любопытством озираются по сторонам. Один из
них довольно громко говорит:
прошли - тупик, два прошли - тупик, а сейчас идем - ход в новые системы.
новые, на навозной куче их замеси, и вновь отходит ко сну. Один из урхов:
вроде их не брали с собой, здесь они все одно дохнут!
ногах, стоят в полной готовности, почти на самом виду, да тут и спрятаться
негде. В тоннеле появляется еще один урх, он тащит на волокуше какой-то
ящик. Услыхав мычание Паханенка, он бросает веревку и идет сюда. Один из
первых двух говорит:
твои уже нализаться успели.
поднимает глаза и наконец-то замечает эльфов. Среагировать на новость он
не успевает, я швыряю ему в голову тяжелый зеленый кувшин, который громко
разбивается об скулу. Следующий, красный, летит в нового, но я, наверное,
растянул себе что-то в руке, и кувшине не долетает до цели. Тогда я
выскакиваю из-за полки, прыжком бросаюсь на пол, рядом с залитым маслом
противником и бью его ножом в грудь, а над головой слышен посвист стрел.
Один из урхов медленно валится на пол, а другой остается стоять с
удивленным видом, и потом отпрыгивает в проход. Барон кидается за ним,
теньканье тетивы, грохот и тишина, только разбуженный Паханенок что-то
бормочет. Хворый очень тихо командует:
загораживает ящик и рядом - труп урха. Приходится дать Пахану штук пять
оплеух, после которых он становится способен двигаться сам - хотя и с моей
поддержкой. Мы почти добираемся до стыка с основным тоннелем, когда выход
заслоняет еще одна фигура с явным намерением помешать движению. Я с
разбега тараню препятствие Паханом, и оба - и противник, и таран -
влепешиваются в стенку напротив, а сзади слышен шорох волокомого
Паханенка, он так и не пришел в себя. Из боковых выходов начинают выбегать
урхи и не тратя времени направляются к нам. Эльфы пуляются из своего и из
трофейного луков, но толку мало, а Пахан вцепился в незадачливую
баррикаду, и пока я пытаюсь его отодрать от нее, уходят секунды, Паханенка
уже втащили в боковой отросток, и Хворый ныряет туда же. Я ору: "ну и хрен
с тобой, вожак иметый!" - и бросаю Пахана на произвол судьбы. Рядом Граф,
держится за голову, видимо, камень из пращи попал. Протягиваю руку - он
хватается за нее, как слепой, и вместе мы бежим в тот же боковой проход.
Он сначала раздваивается, потом перекрещивается с узким коридорчиком, я
виляю туда и сюда и наконец окончательно путаюсь в этих переходах. Пару
раз мы наткнулись на урхов, которые гонятся то ли за нами, то ли за
группой Хворого, но тут же теряем врагов из виду, как в лабиринте, да это
и есть лабиринт, с Графа толку мало - бежит, постанывает, одна рука на
глазу, другая за меня уцепилась. Несладко ему, ладно, сейчас передохнем. Я
выбираю короткий переходик с двумя выходами и пристраиваюсь в нем. Итак,
что с Графом? Плохо. Камень ему вдарил между виском и лбом, на месте удара
жуткого вида шишка и кровоподтек. К ней уже присохла прядка волос, а
остальная шевелюра всклокочена и перепутана. Укладываю беднягу на спину и
принимаюсь за врачевание, как умею. Для начала поливаю синяк давешним
алкоголем, а потом, отклеив волосы, завязываю голову куском рубахи,
ничего, она у Графа длинная, ей не убудет. Затем, наложив на его голову
руки, принимаюсь за целительство. Не знаю, то ли у меня получается, то ли
сам пациент оправляться начал, тем не менее результат налицо: дыхание
поровнее стало, руку от лица убрал, а потом и вовсе засыпает Граф. Это
хорошо, а я пока разберусь, что у нас есть. Так - оружия у меня топор да
кинжал старый, у Графа лук, восемь стрел и пустые ножны на поясе. Зато у
него на спине узел, в котором две корзинки и черный кувшин, а у меня
только две баклажки, одна уже наполовину пустая. Выглядываю в оба проема
по бокам - те же огоньки, несколько выходов в туннели подальше, и никакого
движения, поэтому можно вернуться к болящему сотоварищу и обдумать
положение. Хотя чего думать? Если Граф дорогу знает - выведет, а если нет,
то будем плутать, пока есть еда. Кончится - снова плутать, но уже на
голодное брюхо. Ну и потом лечь где-нибудь у теплой стенки и тихо
помереть, мучаясь совестью, что такое чистое и культурное место будет
теперь захламлено безымянными останками. Вдоволь натешившись такой
перспективой, я решаю отвлечься от мрачных мыслей и принимаюсь старательно
вспоминать всякие дурные и веселые эпизоды из биографии. Особого подъема
настроения это не вызывает, но отвлекает все же. Часа через три Граф
начинает подавать признаки жизни - открылись глаза и помещение обводят.
Затем он с явным недоверием к своим силам садится и приваливается к
стенке.
пробует повернуть голову, шевелит руками. Затем спрашивает:
что ответственности нести я не собираюсь. Группа из двух эльфов и одного
орка отбыла в неизвестном направлении. Ваша благородная особа находится на
излечении после контузии камнем неизвестной породы. Ну как, вспоминаешь?
мрачнее тучи, а просто не знаю, с чем сравнить. Такое впечатление, что он
от горя готов завыть на каменные плиты потолка за неимением луны, но
невероятными усилиями сдерживается. Мне это не нравится:
горе, вместе помозгуем, как с ним бороться. А то, знаешь, нам либо вместе
Самойлова Елена
Лондон Джек
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Ибсен Генрик