скрипучие звуки. Виктор с трудом перевел дыхание и вдруг почувствовал
злость. Да что им здесь - цирк, что ли? За кого они меня принимают?..
Квадрига все скрипел.
Живописец дерьмовый! Холуй!
Квадрига повалился на пол и замер.
С меня хватит.
кинулся вон. Виктор снова посмотрел в окно. В глубине души он надеялся,
что ему привиделось, но все оставалось по-прежнему, и он даже разглядел в
правом нижнем углу квадрата крошечную звездочку. Прекрасно были видны
мокрые кусты сирени и бездействующий фонтан с аллегорической рыбой из
мрамора, и узорные ворота, а за воротами - черная лента шоссе. Виктор сел
на подоконник и, следя за тем, чтобы не дрожали пальцы, закурил. Мельком
он заметил, что солдатика в холле нет - то ли удрал солдатик, то ли
спрятался под диван и помер от страха. Автомат, во всяком случае, лежал на
прежнем месте, и Виктор истерически хихикнул сопоставляя эту несчастную
железяку с силами, которые проделали квадратный колодец в тучах. Ну и
фокусники. Не-ет, если новый мир и погибнет, то старому тоже достанется на
орехи... А все-таки хорошо, что под рукой автомат. Глупо, но с ним как-то
спокойнее. И подумавши - не глупо вовсе. Ведь ясно же - ожидается великий
драп, это же в воздухе висит, а когда идет великий драп, всегда лучше
держаться в сторонке и иметь при себе оружие...
длинный лимузин Квадриги (личный подарок господина Президента за
бескорыстную службу преданной кистью), не разбирая дороги устремился к
воротам, вышиб их с треском, вылетел на шоссе, повернулся и скрылся из
виду.
с подоконника, повесил на плечо автомат, сверху накинул плащ и окликнул
солдатика. Солдатик не откликнулся. Виктор заглянул под диван, но там был
только серый узел с обмундированием. Виктор закурил еще одну сигарету и
вышел во двор. В кустах сирени рядом с выбитыми воротами он нашел скамейку
странной формы, но очень удобную, а главное - с хорошим видом на шоссе,
уселся, положив ногу на ногу, и поплотнее закутался в плащ. Сначала на
шоссе было пусто, но потом прошла машина, другая, третья - и он понял, что
драп начался.
магистратура и полиция, драпали промышленность и торговля, драпали суд и
акциз, финансы и народное просвещение, почта и телеграф, драпали золотые
рубашки - все, все в облаках бензиновой вони, в трескотне выхлопов,
встрепанные, агрессивные, злобные, тупые, лихоимцы, стяжатели, слуги
народа, в вое автомобильных сирен, в истерическом стоне сигналов - рев
стоял на шоссе, а гигантский фурункул все выдавливался и выдавливался, и
когда схлынул гной, потекла кровь: собственно народ - на битком набитых
грузовиках, в перекошенных автобусах, в навьюченных малолитражках, на
мотоциклах, на велосипедах, на повозках, пешком, толкая ручные тележки,
пешком, сгибаясь под тяжестью узлов, пешком с пустыми руками, угрюмые,
молчаливые, потерявшиеся, оставляя позади себя дома, своих клопов, свое
нехитрое счастье, налаженную жизнь, свое прошлое и свое будущее. За
народом отступала армия. Медленно прополз вездеход с офицерами,
бронетранспортер, проехали два грузовика с солдатами и наши лучшие в мире
походные кухни, а последним двигался полугусеничный броневик с пулеметами,
развернутыми назад.
наступало утро. Виктор подождал минут пятнадцать, никого больше не
дождался и вышел за ворота. На асфальте валялись грязные тряпки, чей-то
раздавленный чемодан - хороший чемодан, по всему видно - начальство
обронило, колесо от телеги, на обочине, немного поодаль, и сама телега, со
старым продранным диваном и фикусом. На середине шоссе прямо напротив
ворот - одинокая голова. Вокруг было пусто. Виктор посмотрел в сторону
автостанции. Там тоже больше не было ни одной машины, ни одного человека.
В садах засвистели птицы, поднималось солнце, которого Виктор не видел уже
полмесяца, а город - несколько лет. Но теперь на него здесь некому было
смотреть. Снова раздалось жужжание мотора и из-за поворота вынырнул
автобус. Виктор сошел на обочину. Это были "Братья по разуму" - они
проплыли мимо, одинаково повернув к нему равнодушные бессмысленные лица.
Вот и все, подумал Виктор. Выпить бы. Где же Диана?
выглядывало в промежутках, то брызгало теплым светом сквозь ветви
полусгнивших деревьев. Тучи исчезли, и небо было удивительно чистое. От
земли поднимался легкий туман. Было совершенно тихо, и Виктор обратил
внимание на странные, едва слышные звуки, доносившиеся словно бы из-под
земли. Но потом он привык и забыл о них. Удивительное чувство покоя и
безопасности охватило его. Он шел, как пьяный, и почти все время смотрел
на небо. На проспекте Президента возле него остановился джип.
сидела Диана, тоже усталая, но все равно красивая, самая красивая из всех
уставших женщин.
торопиться?
пустую улицу. Все было залито солнцем. Где-то в поле тащились беженцы,
отступающая армия, драпало начальство, там были пробки, там висела ругань,
орали бессмысленные команды и угрозы, а с севера на город надвигались
победители, и здесь была пустая полоса покоя и безопасности, несколько
километров пустоты, и в пустоте машина и три человека.
отвернулась.
Виктору показалось, что он вот-вот заплачет. - Можете считать, что их и не
было. И не будет.
гостиницу, забрать рукопись... и вообще посмотреть. Вы знаете, Голем, мне
здесь нравится.
мне там делать?
этого человека.
уехать, не посмотрев...
посмотрю? Это же моя обязанность - смотреть.
Виктор, вам же говорили: оставайтесь на своей стороне, если хотите, чтобы
от вас была польза. На своей!
нужно же немножко думать головой! Нужно же разбираться, черт побери, что
хочется и что должно... - Он словно убеждал самого себя. - Эх вы... Ну и
оставайтесь. Желаю вам приятно провести время. - Он включил скорость. -
Где тетрадь, Диана? А, вот она. Так я беру ее себе. Вам она не
понадобится.
мир.
нужен, туда, где я еще нужен. Не в пример вам. Прощайте.
господина Президента в пустой город, навстречу наступающему победителю.
Они не разговаривали, они полной грудью вдыхали непривычно чистый свежий
воздух, жмурились на солнце, улыбались друг другу и ничего не боялись.
Город смотрел на них пустыми окнами, он был удивителен, этот город -
покрытый плесенью, скользкий, трухлявый, весь в каких-то злокачественных
пятнах, словно изъеденный экземой, словно он пробыл много лет на дне моря,
и вот, наконец, его вытащили на поверхность на посмешище солнцу, и солнце,
насмеявшись вдоволь, принялось его разрушать.
исчезали на глазах. В стенах росли проталины, расползались, открывая
обшарпанные обои, облупленные кровати, колченогую мебель и выцветшие
фотографии. Мягко подламывались уличные фонари, растворялись в воздухе
киоски и рекламные тумбы - все вокруг потрескивало, тихонько шипело,
шелестело, делалось пористым, прозрачным, превращалось в сугробы грязи и
Семенова Мария
Земляной Андрей
Самойлова Елена
Каменистый Артем
Флинт Эрик
Буркатовский Сергей