боюсь скомпрометировать лиц, которые, впрочем, не доверили мне никаких
тайн. Не стану также жаловаться на виновников моего несчастья. Мне ка-
жется, что если я дам волю упрекам и чувству досады, то потеряю силу ду-
ха, которая поддерживает меня. Здесь я хочу думать лишь о тех, кого люб-
лю, и о том, кого любила.
ды моей темницы только вторят мне - они не слышат меня... Но бог меня
слышит, и, когда я пою ему гимн, который сочинила, вложив в него весь
жар сердца, на меня нисходит райское спокойствие, и я засыпаю почти
счастливой. А во сне мне чудится, что небо отвечает мне и чей-то таинст-
венный голос поет мне другой гимн, еще более прекрасный, который я пыта-
юсь вспомнить на следующий день и тоже пропеть его. Теперь у меня есть
карандаш, и на остатке линованной бумаги я могу записывать свои сочине-
ния. Быть может, когда-нибудь вы их исполните, дорогие друзья, и я не
совсем исчезну из жизни.
больше четверти часа. Вот уже две недели, как я прошу ее оказать мне эту
честь, и наконец сегодня она решилась. Она живет в старом плюще, который
доходит до моего окна; мои тюремщики пощадили его, потому что благодаря
ему они видят хоть немного зелени у своих дверей, расположенных нес-
колькими футами ниже. Хорошенькая птичка долго наблюдала за мной с любо-
пытством и недоверием. Привлекаемая хлебным мякишем - я леплю из него
маленьких червячков и кручу их в пальцах, чтобы подманить ее живой добы-
чей, - она легко, словно гонимая ветром, долетала до прутьев моей решет-
ки, но, обнаружив обман, сразу же улетала прочь, всем своим видом выра-
жая укоризну и издавая слабые хриплые звуки, похожие на сердитые слова.
К тому же эта противная железная решетка, сквозь прутья которой мы поз-
накомились, частая, черная, так напоминает клетку, что она боялась ее.
Но вот сегодня, когда я совсем о ней не думала, она вдруг решилась и,
очевидно тоже не думая обо мне, влетела в комнату и уселась на спинку
стула. Я старалась не шевелиться, чтобы не испугать ее, и она начала с
удивленным видом озираться по сторонам. Она напоминала путешественника,
который открыл неведомую страну и делает наблюдения, чтобы потом расска-
зать все эти чудеса своим друзьям. Больше всего ее удивляла моя особа, и
пока я не шевелилась, она, видимо, очень забавлялась, глядя на меня.
Большие круглые глазки, клюв, похожий на вздернутый носик, легкомыслен-
ная, дерзкая и очень умная мордашка... Чтобы завязать разговор, я кашля-
нула, и она вспорхнула, страшно перепугавшись. Но, торопясь улететь, она
никак не могла найти окно. Она взлетела к потолку и с минуту кружилась
по комнате, видимо, совсем потеряв голову. Наконец, видя, что я не соби-
раюсь ее ловить и устав от страха еще больше, чем от полета, она села на
печку. По всей видимости, тепло приятно поразило ее - ведь это очень
зябкая птичка, - и, сделав еще несколько кругов по комнате, она нес-
колько раз присаживалась на печку, с тайным наслаждением грея свои кро-
хотные лапки. Она до того расхрабрилась, что поклевала на столе моих
хлебных червячков, с презрением расшвыряла их вокруг себя и в конце кон-
цов, очевидно побуждаемая голодом, проглотила одного из них, видимо соч-
тя его вполне съедобным. В эту минуту вошел господин Шварц (мой тюрем-
щик), и милая маленькая гостья спаслась бегством, наконец отыскав окно.
Но надеюсь, она вернется, потому что в течение всего дня она не улетала
далеко и все время посматривала на меня, словно обещая повторить свое
посещение и говоря, что у нее осталось не слишком плохое впечатление от
меня и моего хлеба.
ребенком. Уж не приводит ли тюрьма к слабоумию? А быть может, существует
тайная симпатия и любовь между всеми, кто живет и дышит? В течение нес-
кольких дней у меня был здесь мой клавесин, я могла работать, зани-
маться, сочинять, петь... но ничто не растрогало меня так сильно, как
посещение этой птички, этого крошечного живого существа! Да, да, это жи-
вое существо, и мое сердце радостно забилось, когда оно оказалось возле
меня. Но ведь и мой тюремщик - тоже живое существо, существо, подобное
мне. Его жена, его сын, которых я вижу по нескольку раз в день, часовой,
который шагает день и ночь по крепостному валу и не спускает с меня
глаз, - все это существа высшей организации, это мои друзья и братья пе-
ред лицом бога. Однако, видя их, я испытываю не приятное, а тягостное
чувство. Этот тюремщик напоминает мне темницу, его жена - замок, сын -
замурованный в стене камень. В солдате, который сторожит меня, я вижу
лишь нацеленное на меня ружье. Мне кажется, что в этих людях нет ничего
человеческого, ничего живого, что это машины, орудия пытки и смерти. Ес-
ли бы не страх оказаться нечестивой, я бы возненавидела их... О моя ма-
линовка! Тебя я люблю, для этого не нужны слова, я чувствую это. Пусть
объяснит, кто может, такую любовь.
Она написана неразборчивым почерком на грязном клочке бумаги:
уверен. Я твой друг и слуга. Располагай мною и прикажи все, что пожела-
ешь, своему брату".
сегодня утром, когда открывала его, чтобы поздороваться с малиновкой. Уж
не принесла ли ее птичка? Мне хочется думать, что это она сама и написа-
ла ее. Так или иначе, но оно уже знает меня, дорогое крошечное создание,
и начинает меня любить. Оно почти никогда не подлетает к кухне Шварцев,
хотя из их окошечка исходит запах растопленного сала, который доходит до
меня и представляет собою одну из самых неприятных особенностей моего
жилья. Однако с тех пор, как к нему привыкла моя птичка, мне уже не хо-
чется никуда переезжать. У малиновки чересчур хороший вкус, чтобы сбли-
жаться с этим тюремщиком-дельцом, с его злющей женой и с их уродливым
чадом. Нет, это мне она подарила свое доверие и дружбу. Сегодня она сно-
ва прилетела ко мне в комнату. Она с аппетитом позавтракала, и в пол-
день, когда я гуляла по эспланаде, спустилась со своего плюща и начала
летать вокруг меня. При этом она издавала какие-то хриплые звуки, как бы
желая поддразнить меня и привлечь мое внимание. Противный Готлиб стоял
на пороге своей двери и ухмылялся, уставившись на меня бессмысленным
взглядом. Его постоянно сопровождает отвратительный рыжий кот, который
поглядывает на мою птичку, и глаза у него еще более неприятны, чем у его
хозяина. Я трепещу. Я еще больше ненавижу этого кота, чем госпожу Шварц,
ту, что обыскивает меня.
остренный, корявый, неряшливый почерк, та же толстая оберточная бумага.
Мой Линдор не знатен, но он нежен и восторжен: "Дорогая сестра, душа
избранная и отмеченная перстом божьим, ты не доверяешь мне. Ты не хочешь
со мной говорить. Не прикажешь ли ты мне что-нибудь? Не могу ли я чемни-
будь тебе услужить? Моя жизнь принадлежит тебе. Располагай своим бра-
том". Я смотрю на часового. Это придурковатый солдат, который разгулива-
ет взад и вперед с ружьем на плече. Он тоже смотрит на меня и, кажется,
скорее расположен послать мне пулю, чем нежную записку. В какую бы сто-
рону я ни взглянула, передо мной огромные серые стены, поросшие крапи-
вой, окруженные рвом, который, в свою очередь, окружен еще одним внешним
укреплением. Мне неизвестно ни название его, ни назначение, но оно меша-
ет мне увидеть пруд. А на верхушке этого укрепления расхаживает другой
часовой. Мне видны лишь его кивер и кончик ружья, и я слышу, как он
громко кричит всякий раз, как какая-нибудь лодка проходит слишком близко
от крепостной стены: "Держи дальше". Ах, если бы я могла видеть хоть эти
лодки, хоть немного бегущей воды и зеленый ландшафт. Но я слышу только
шум весел, плеск волны, иной раз песню рыбака, а издали, когда ветер ду-
ет с той стороны, журчанье двух рек, которые соединяются неподалеку от
крепости. Так откуда же приходят ко мне эти таинственные записки и эта
прекрасная преданность, которой я не могу воспользоваться? Быть может,
моей малиновке известно это, но плутовка не желает мне сказать.
глаза и заметила в боковой стене той башни, где живу сама, футах в деся-
ти выше моего окна, маленькое узкое отверстие, почти совершенно закрытое
последними, самыми высокими ветками плюща. "Не может быть, чтобы такое
крошечное оконце освещало комнату живого человека", - содрогаясь, поду-
мала я. Однако мне захотелось что-нибудь разузнать, и я решила подозвать
Готлиба. Для этого я попыталась польстить его несчастной мании или",
вернее, страсти шить обувь. Я спросила, не может ли он сшить мне пару
туфель, и он впервые подошел ко мне без принуждения и ответил без заме-
шательства. Но его манера говорить так же нелепа, как его физиономия, и
я начинаю думать, что он не дурачок, а помешанный.
не осмелюсь. Ведь написано: "Я недостоин развязать ремни на его башма-
ках".
разговор. У меня поэтому не было времени заставить Готлиба объяснить мне
причину такого смирения или почитания с его стороны, и я поспешила
только спросить у него, живет ли кто-нибудь на верхнем этаже, над моей
комнатой. Впрочем, я не надеялась получить разумный ответ.
могут жить - ведь на площадку выходит только одна лестница.
сообщается?
с тобой, Готлиб, чтобы убедиться, так ли ты умен, как говорят.
тоном, сильно противоречившим комизму его слов.
дая минута), - куда выходит этот двор.
Березин Федор
Нортон Андрэ
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк