себя островерхие кровли, башни, ограды, ворота, купола, сады... Мимо него
шли и ехали, чаще шли. Тут и богато одетые люди ходили пешком. На ногах у
них были легкие кожаные поршни из цветных кож - да и не диво! <По тесу, не
по грязи ходить!> - подумал Федор. По необычным коротким одеждам и
круглым, свисающим на бок шапочкам он догадывался, что тот вон, и тот, и
эти - заморские гости; и их обилие, и то, как свободно они ходят, не
привлекая ничьего внимания, тоже удивляло Федора. У нас бы уж мальцы
следом побежали за таким-то! Он двинулся дальше, через мост, и, разом
утонув в стеснившей его толпе, стал подвигаться к торгу.
смеялись, ссорились. Федя уже ничего не понимал и не видел толком. У него,
как в детстве, закружилась голова. Его толкали, он не обижался, не замечал
порой, и все шел куда-то. В глаза бросались то горы воска, то
многоразличные ткани и целые поставы иноземных сукон, то груды точеной,
резной, поливной и кованой посуды... Он сам не знал, как его занесло в
железный ряд, где узорчатые новгородсие замки наполнили его всего
восторженной завистью. Ему о сю пору мало что приходилось запирать, и
замки были ему совершенно не нужны, но бог ты мой! Тут тебе и русалки с
рогом, и змеи какие-то, и скоморохи - руки кренделем, тут и махонькие
золоченые замочки и огромные, что, почитай, и не подымешь одною рукой... А
какие ключики к ним! А какие ларцы, с какою узорною оковкой! Федор
переходил от замка к замку, не чуя, что его пихают, не понимая, что мешает
продавцам и покупателям. Трогал, трепетно брал в руки. Не сразу понял, что
его уже несколько раз окликнули. Подняв ослепленные сияющие глаза, увидел
за прилавком такого же, как он, молодого парня, в соломенных, золотистых
кудрях, бело-румяного, с лукаво-озорным усмешливым взглядом.
- Купляй!
никоторого товару не привез? Ты бы оттоль цего ни то взял, а здесь
торганул, глядь, и какую гривну скопил! Видать, цто не тверской! Звать-то
как?
вон сюда, чать не украдешь!
Федя, которому парень и сразу показался приятен, тут уже влюбился в
новгородца окончательно.
покупателей, спорил с кем-то, принимал серебро и шкурки белок и в то же
время успевал расспрашивать Федора: кто он, каких родителей, почему и как
приехал к Господину Нову Городу, - и скоро знал о Федоре, почитай, все.
ему вощаницы и писало, и Федя, с замиранием сердца приняв то и другое,
стал записывать то, что приказывал ему Онфим: название товара и цену.
Онфим заглядывал через плечо на Федины старательные, прямо поставленные
буквы и, убедясь наконец, что переяславец не сбивается, уже только бросал
ему:
Он взмок от усердия, излишне сильно надавливал на писало, иногда царапая
доску, но писал и писал, изредка вспоминая свое учение и подзатыльники
брата. Тут бы стоять, дак и подгонять не нать было, у их, видать, без
грамоты не проживешь!
Онфим, отпуская очередного покупателя. - Може, там от дома вашего одне
головешки!
пошли!
перемолвишь, може, и насоветует что!
торбу, перемолвил с каким-то мужиком, заступившим его место, и легонько
подпихнул Федора, который от смущения приодержался было.
раз окликали и раза два даже назвали Олексичем. <Словно жениха на
свадьбе!> - подумал Федя. Впрочем, начав привыкать к местной речи, он уже
уловил, что здесь у всех в обычае уважительно именовать друг друга, а не
так, как у них на Низу: Федюхами да Маньками. Это тоже отличало Господин
Великий Новгород.
Творимирича, тут тебе всяк укажет! Батько мой.
по-белому, чисто боярский двор!
редких кудрях, с отеками под глазами, но со все еще быстрым взглядом. И
когда уселись и Федор посмотрел на Онфима рядом с батькой, то понял, что
Олекса Творимирич был в молодости такой же, как сын, - ясноглаз и кудряв.
Матка Онфима, грузная, с двойным подбородком, несколько недовольно
оглядела Федора, и он невольно поежился.
их по-иному. <Девку держат!> - догадался он.
из самой сечи вытащили!
все глаза глядел на человека, который дрался там же, вместе с отцом, быть
может, даже говорил с ним или был рядом в бою. Даже Олексиха, хоть и
глядела сурово, положила молча ему новый кусок в тарель.
Онфима.
Веряже... Дак как ни то ему подмогнуть в ентом дели...
Подвойскому!
истеряетси тута, с нашими-то приставами да позовницами...
Покажи грамотку ту! - Отставив от лица подальше и щурясь, он разбирал
грамотку, покивал головой. - Ето мы обмозгуем. Вот цего, Онфим! Тута
Позвизда нать!
Потолкуй с Якуном!
Федора.
люди!
рать собират?! На корелу?
освобождал, и вырываться для своих дел приходилось чуть не украдом.
Наученный новыми знакомыми он, однако, успел побывать в вечевой избе,
вызнал и то, что отцов дом цел и что живет в нем какой-то Иванко Гюргич;
упросив своего боярина, успел поговорить о доме и с княжьим тиуном,
заручился у него еще одной грамотой и наконец воскресным днем, одолжив,
все по той же боярской милости, коня, с некоторым замиранием сердца выехал
в дорогу.