неслись по полю, исполняя княжеские приказы.
гнало, держало и подстегивало его изнутри, дало сбой в этот миг, и разом
почуялись годы и тяжесть господарских трудов, взваленных им на себя.
Дмитрий учился трудно, особого прилежания к наукам не оказывал. Понимание
людей и событий приходило к нему больше от живого общения с боярами и
дворней, чем от книг. Учить княжича греческому Алексий вовсе не стал.
Понимал: не осилит! И от этого широкого в кости, грубоватого подростка в
юношеских угрях зависит грядущая судьба Руси Великой, судьба всего
прехитрого устроения власти, которое Алексий возводил год за годом, не
ослабевая в трудах.
Алексий, справясь с минутною слабостью. - Пусть Вельяминовы одни сходят в
этот поход, в коем не произойдет ни единого сражения!
отрок.
Татары - не помога, с нижегородским полком противу всей суздальской земли
да наших ратных Борису и часу не устоять! А Василий Василич воевода
опытный!
Володьку-то взяли с собой!
упрямство, раздуваемое гордостью, очень опасно в князе и может с
возростием привести ко многому худому в отроке...
произносит он елико возможно мягче. - Владимиру водить рати, тебе -
править землей! Поверь, управлять княжеством гораздо труднее, чем рубиться
в сечах!
- Коли вы все решили за меня!
князя подпишут грамоту, по коей отрекаются навсегда, сами и в роде своем,
от великого княжения владимирского! Для тебя отрекаются, сыне мой
духовный! Для твоих грядущих детей!.. Мыслю, пора тебя и женить! -
высказал наконец Алексий, откидываясь к спинке кресла. - Садись!
покоях митрополита. Положил руки на подлокотники, стойно Алексию, так же
выпрямил стан. Алексий сдержал чуть заметную улыбку при виде стараний
юного князя.
произнес Алексий торжественно. - И сим навсегда укрепить мир с суздальскою
землей!
митрополит. - А теперь скажи, что ты будешь вершить, когда мы замирим
суздальского князя?
в победе. Думай еще!
воображать себя на коне перед полками, что вопросы Алексия сбивали его с
толку.
Владимирскую! - твердо произнес митрополит.
микулинскому! - договорил Алексий.
отрок, вновь загораясь.
того.
своими поезжанами, с дарами для молодой, честь по чести.
великого князя московского и сразу после венца должен был выступать с
ратью противу Бориса. Однако обряд, хоть и в краткие сроки, учинен был по
полному поряду, начиная со смотрин и до девичника. Так же закрывали
молодую, так же везли к венцу в сопровождении целой свиты верхоконных
поезжан, так же теснился в улицах народ и текло рекой даровое княжеское
пиво. А наличие множества ратных воевод только придало сугубой
торжественности заключительному свадебному пиру.
Маша-Мария, впервые близко-поблизку узрев очи вельяминовского добра
молодца, задохнулась и, прикрывши глаза, вся отдалась первому - под крики
дружины и гостей - прилюдному свадебному поцелую.
ощущению неведомой близости, и Мария благодарно чуяла сдержанную
властность его руки, ощущала его дыхание на своем лице и чла в глазах
строгую мужественность молодого Вельяминова, постигая, что не ошиблась в
выборе и брак этот будет наверняка и благ, и разумен, и муж станет ей
подлинным хозяином, защитой и обороной, а потому не стыдно, не зазорно ни
перед кем и вовсе неважно, что он - не князь.
стариковский завет, вовсе не тронул молодую, отвергнув все намеки свахи,
которой не терпелось вынести гостям брачную рубаху. Под гул голосов
продолжавшей пировать за столами дружины они лежали рядом полуодетые, и
Микула, бережно лаская девушку, вполгласа сказывал о себе, о братьях,
дядьях, о всем вельяминовском роде. И уже только перед тем как пришли
горшками бить о стену повалуши, <будя> молодых, они обнялись
крепко-крепко, и выписные очи суздальской княжны, почуявшей силу молодых
рук Микулы Вельяминова, замглились истомою жданной, но отложенной до
возвращения из похода брачной ночи...
когда Марья, запоздавшая, вышла, смущаясь, проводить супруга. Впервые в
головке замужней женщины, она неловко потянулась к нему, приникла, пряча
лицо, когда Микула обнял ее, наклонясь с седла.
к брату, вопросил:
впереди путь и череду верхоконных, ощетиненную остриями копий.
ей! Мы с тобой ухари посадские, што ль? Вельяминовы ныне стали князьям
равны! Должно к тому и вежество иметь княжеское! Власть христьянину дана
токмо на добро. Иначе - зачем она? Зачем тогда мы с тобой, Москва, великий
стол, поход нонешний? Должно иметь к ближнему, к смерду - любовь по завету
Христа! К земле - рачительность! К семье - береженье и жалость! Я так
понимаю себя. Свой долг! Что же я, разбегусь, как тот кобель, абы на
постелю вспрыгнуть? Пущай привыкнет ко мне. И не с пьяного пира нам с нею
дит° зачинать!
сказать-молвить, и молча поскакал вперед, догоняя родителя-батюшку. Микула
чуть надменно усмехнул вослед Ивану. Сам он гордился собою, своим решением
и намерен был и впредь не изменять гордости своей. Он ехал, с
удовольствием чуя, как ходят под атласною кожей коня мускулы, и,
разгораясь лицом, представлял себе скорую встречу с женою и их первую,
взаправдашнюю брачную ночь. Ликующая радость переполняла его, и он готов
был порою соколом взвиться с седла и лететь аж на крыльях впереди ратных
полков.
встретились и, постоявши полдня друг против друга, смирились. Борис
подписывал грамоты, оставлял Нижний старшему брату; ему, в свою очередь,
возвращали захваченный было суздальскими войсками Городец, и все
возвращалось на своя си. И как-то не почувствовано, не понято осталось
никем, что впервые за полтора столетия большое государственное дело было
решено владимирскими князьями без воли ханской и помимо Орды.
Троицкую обитель, Сергий на пути под Гороховцем основал новую пустынь,
которая, как и все заводы преподобного Сергия, не погибла, а продолжала
жить два или три столетия, ибо о ней еще в 1591 году сообщалось как о