неровно и жарко, как после игры в горелки... Что содеять и что сказать? Как
бы лучше было им и вовсе никогда не встречаться!
за руки взять. Варфоломей, Стефан - оба они сейчас сплелись, перемешались,
перепутались у нее в голове.
него сохнет во рту и ноги наливает мутная слабость.
потупилась снова и вновь подняла (да не молчи ты, не молчи, когда кричать в
пору!). Он же - только смотрел на нее, словно бы издалека-издалека, с
дальнего берега.
пойдешь? И не женисси никогда?
знаю, Нюша. И желаю тебе счастья.
я... я... я боюсь! - наконец выговорила она и вдруг, сорвавшись с места,
стрелой побежала с плачем по заулку.
движение, зло и резко отмахнула рукой, и он остался на месте, словно
пришитый, лишь глазами следя за удаляющейся фигуркой в хлещущем по ногам
долгом сарафане... Верно, так и надо! Так и должно было стать. И Стефан,
наверное, прав. И Нюша тоже права. У него, у Варфоломея, своя стезя, и идти
по ней он должен только один. Как древние старцы египетские! И не должна
Нюша становиться схимницей. Какие у нее грехи? Росла, играла в горелки,
хороводы водила по весне, вместе с подружками гадала о женихах...
слезах, а другую, далекую, прежнюю.
склоне трава. Нюша, привалясь к его плечу, заплетает венок.
повисают, словно трепещущие синие стрекозы над бегучей водой... Мне тоже
хорошо... Сказал, или только подумал тогда? Прошло, миновало...
пасут овец. Когда это было? Давно уже! Но он помнит и место то, за деревнею,
на той стороне, и большую бабочку с глазчатым узором на крыльях, что тихо
вынырнула из леса и, ослепленная солнцем, вцепилась в Нюшин платок, да так и
застыла, расправив крылья, дорогим небывалым украшением.
Варфоломей. - Погляди, как красиво!
Нюше недвижную, распростертую бабочку. И они долго, голова к голове,
разглядывали лесное чудо... Когда это было? Туман. - "Мне было очень хорошо
с тобой!" - шепчет Варфоломей в пустоту...
Варфоломей очень любил этот рассказ и очень живо представлял себе все: и
жару, и сухие камни пустыни, и тень человека, убегающую от путника все
дальше и дальше в пески... И будто сам слышал звук ее ломкого тоненького
голоса, звук речи отшельницы, отвыкшей от людей, почернелой и иссохшей,
словно живые мощи, с долгими седыми волосами, выгоревшими на солнце, как
кость. И эти ее первые слова, о том, что она женщина и стесняется своей
наготы. А потом строгий рассказ о греховной молодости, с юности, с
двенадцати лет бескорыстное служение только одной плотской любви, а в
двадцать восемь - обращение, и столь же безоглядный, сразу, безо всего, уход
в пустыню, и далее - сорок лет одиночества в жаре и холоде песков, сорок лет
ни одного лица человечьего; и сперва - грешные мысли по ночам, а потом - все
легче и легче... Тело иссохло, одежда, какая была, истлела и свалилась с
плеч. Сорок лет безоглядной любви к Господу и пречестной Матери его.
молиться, на целую пядь вознеслась от земли...
и клонила голову, а потом вопросила вдруг:
Стефану, ни даже себе самому не сказал в иную пору... И вот Нюша уходит.
Ушла. И можно открыть глаза и долго глядеть в пустой заулок вдоль серых от
дождей и непогод жердевых изгород, обросших лопухами, чертополохом и
кашкой...
***
Марией решили отпраздновать шумно. Пекли и стряпали сразу на полгородка.
поросячьи и медвежьи, птица и дичь, пироги, пряженцы, загибушки и шаньги,
медовые коржи, многоразличные каши и кисели, бычачий студень и разварная уха
из отборных окуней и налимов, - не считая грибов, капусты, редьки, ягод
лесных и лесных орехов, сваренных в меду... И хоть мисы и тарели были
деревянные и глиняные, а не из серебра и ордынской глазури, - не хуже
прежнего боярского получился стол! Мария, выходя в клеть, удовлетворенно
озирала приготовленное изобилие, и двадцать бочонков янтарного пива,
сваренного к свадьбе из отборного ржаного солода, тоже не должны были
опозорить своих хозяев!
перевязанный через плечо узорным полотенцем, чуял то же, что и у всех,
лихорадочное возбуждение, хоть и отказался опружить по ковшу пива, как
предложил Тормосов перед тем, как ехать за невестой.
всему Радонежу из конца в конец со свистом и улюлюканьем и уж потом, лихо
заворотив, сгрудился у невестина дома, под смех, крики и возгласы конных
поезжан выплачивая пивом и калачами воротнюю дань загородившим въезд парням
и девкам.
гаме, среди мелькающих лиц подружек, стряпей, вывожальщиц, родственниц и
просто гостей и гостий, в колеблемом свете свечей, ее было трудно и
рассмотреть. Ни за невестиным столом, ни в церкви ему так и не довелось
увидеть Нюшиного лица близко-поблизку. И только уже когда молодых привезли в
дом и сват ржаными пирогами, предварительно скусив кончики (не выколоть бы
глаз молодой!), снял плат с Нюшиной склоненной головы, увидал Варфоломей ее
разгоряченное, с пятнами яркого румянца, с широко распахнутыми глазами,
счастливо-испуганное и растерянное лицо. Она едва ли кого видела, едва ли
слышала что-либо отчетливо. Крики, песни, шум и возгласы пирующих - все
летело мимо нее. Она вставала, деревянно подставляла лицо под поцелуи
Стефана (и Варфоломей был рад тогда, что ему надобно подавать и разносить
блюда, а не сидеть против молодых, глядя на эти, стыдные перед чужими,
обрядовые ласки, за которыми как бы означивалось то, о чем ему и думать даже
не хотелось).
разболелась голова, и, улучив миг, когда молодых наконец со смехом и
озорными шутками повели в холодную горницу укладывать на ржаные снопы.
окружавших терем, и, увильнув на зады, оставшись один, вдруг, неожиданно для
самого себя и непонятно о чем, заплакал так, как не часто плакал и в
детстве. Рыдал, уцепившись руками за выступ амбарного бревна, вздрагивая,
трясясь, теряя силы и обвисая, трогая зачем-то поминутно ладонями колючие,
подсыхающие репьи, шмыгая носом, слыша, как горячие слезы с частым шорохом
опадают на подсохший осенний лист...
вытер полотенцем лицо, подумав, что нельзя оставлять следов слез, постоял,
приходя в себя, покрутил головою. От только что испытанного и вызвавшего
жаркие слезы острого приступа одиночества все еще оставалось сухое жжение в
груди.
ложку, кормя Стефана за свадебным столом, и, верно, очень боялась не
замарать ему лицо обрядовой кашей. А сама, когда ложка перешла в руки
Стефана, решительно зажмурила глаза и рот открыла широко, словно галчонок...
Он улыбнулся в темноте, еще раз решительно вытер слезы и пошел в терем...
выбирая дареные деньги из сора. На третий день всею свадьбой ходили к теще,
на блины...
Глядя на него сияющими, ослепленными глазами, прижимая ладони к вискам,
протараторила:
слышишь?
прочь...
склеивал и никак не мог склеить образ той, прежней Нюши, и этой, нынешней...
Глава 11
пополнившееся семейство Кириллово помещалось за одним столом, и только
ночевать молодые уходили в клеть. Поэтому весь "медовый месяц" вся трудная
притирка молодых друг к другу происходила на глазах у Варфоломея, рождая в
нем то глухую боль, то недоумение. Неволею приходилось наблюдать капризы и
ссоры молодых, перемежаемые вспышками едва прикрытой чувственности,
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Роллинс Джеймс
Жюль Верн
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия