мир-Суздальский к князю Георгию, а что толку? Даже не ответил!
не двинет свои полки на подмогу?
мыслить рязанские земли... Старый князь, сдвинув брови, покачал белой
головой:
ко татары осилят. Будем вместе стоять, тогда им с нами не справиться.
Надо нам соединиться, одной головой думать!..
начал попадем, хуже будет! Я мыслю выйти с моими рязанцами навстречу та-
тарам в Дикое поле, чтобы задержать их там, пока из Владимира не подой-
дет подмога.
народ всей земли русской, призвать всех, и селян и городских...
один воевода.
дой князь.
Всем нам погибель грозит, а вы что делаете?
Юрий Ингваревич.- Бог знает, что с ним случилось! Нет ли беды? До сих
пор нет вестей...
татары?
друга.
терем. Еще тоскливее стало на душе.
затейного узора. Зерно сыпала, воск лила, на тень смотрела...
радость тебе будет дивно хрушкая... Ты о чем все кручинишься? Твое серд-
це далеко, здесь нет его... Взял с собой его добрый молодец... Ты о нем
не спишь ночи долгие? Успокойся: беда не грозит ему. Видишь-путь его
ждет какой дальний. Ну, смотри сама, коль не веришь мне: вон соколик
твой, а вон дорога длинная-предлинная!..
действительно милым обликом мужа. Обрадовалась Евпраксия. Отпустила во-
рожею, щедро одарив ее. Ободрилась и нянька:
путь ему не близкий...
Надо приготовить новое красивое платье для встречи мужа. Князь Феодор
любил рядить ее, часто баловал свою княгинюшку, любовался ее красотой.
Девушки с песнями мелкими стежками сшивали мягкий шелк, а Евпраксия взя-
лась за вышивание, искусным узором покрывала цветными шелками атласную
сорочку-подарок любимому мужу.
уговоры нянюшки, напрасно девушки старались развлечь княгиню. Снова
тоскливо смотрела она на далекую безлюдную дорогу, снова лились из глаз
непослушные слезы. Старая княгиня, скрывая собственную тревогу, утешала
любимую сноху. Даже невестки пытались развеселить ее, но Евпраксия нико-
го не слушала. Бесцельно бродила она по опустевшим горницам и думала все
ту же безрадостную думу:
Кто укроет, кто заступится? Князья все спорят да ссорятся, каждый верхо-
водить хочет... Погубят они землю русскую! Придут татары... Зарежут аль
уволокут к себе".
поднял на нее отцовские глаза. Хоть и мал был, а чувствовало дитя, что у
матери горе. Обняла Евпраксия любимца, с трудом сдержала слезы:
Феодора! Не будет татарской наложницей и жена его Евпраксеюшка!
вопль и рыдания.
опрометью бросилась она вниз, вбежала в горницу... На руках у плачущих
женщин билась старая княгиня Агриппина. Князь Юрий, казалось, потерял
разум. Он рвал на себе одежду и кричал:
рваной н грязной одежде, с запекшимися кровавыми ранами, измученный и
похудевший, он тоже заливался горькими слезами:
вам поведать. На моих руках скончался наш соколик!
вернулась и, прижимая к груди сына, вышла из горницы. Поднялась по витой
лестнице в свой терем, подошла к окну, распахнула его и вместе с ребен-
ком бросилась на черневшие внизу камни.
остановилось боевым лагерем.
ли, как сберечь русскую землю. В шатре, сквозь полотнища, слышалось за-
вывание метели, унылый свист ветра. Лучины в двух поставцах горели тре-
петными огнями. Угольки, шипя, падали в деревянные ковши с водой. Чадь,
сидя на коленях, присматривал за огнем. Нападения не жди в такую ночь,-
буря с ног валит!
няв тяжелый полог, в шатер пролез засыпанный снегом отрок в нагольном
полушубке. Скинув запорошенный колпак, отрок сказал:
до утра не может.
дичами Ратибора.- Не поп и не расстрига! Сидел бы в монастыре и отбивал
усерднее поклоны и молитвы! Бродит по ночам, как леший. Видно, на душе
не мало тяжких грехов, если не спится, не сидится и сон не берет.
голос.- Силком доброго витязя в поруб засадили и постригли в монахи.
едино сердце!
Ратибор, Он снял меховой треух, расстегнул нагольный полушубок. Вытащил
и расправил окладистую седую бороду. Перекрестился трижды на образ в зо-
лоченой ризе, стоявший на кожаном сундучке в углу, и поклонился в пояс
князю Рязанскому.
нами. Трудные думы сейчас у нас. Может, ты что доброе скажешь?
ловить татарина. Надо у них выведать, что они надумали. Метель нас засы-
пала снегом, да обидно было отступать с пустыми руками. На счастье наше,
заметили мы нехристей. Видно, сбились с пути или сами пробирались, чтобы
достать у нас языка. Мы дружно набросились на них. Они пустились наутек.
Двоих удалось стащить с коней. Один, попроще, легко сдался, другой - как
дикий зверь отбивался, визжал, не хотел покориться. Насилу мы его ошара-
шили секирой и перевязали ремнями.
чет,
тянуты ремнями. Один - побогаче, в суконном чекмене, подбитом мерлушкой,
с синими нашивками на левом плече и в замшевых белых сапогах. Лицо су-
хое, точно выкованное из красной меди, напоминало голову рассерженного
сыча. Глаза, надменные и зловещие, на мгновение острым испытующим взгля-
дом остановились на каждом из сидевших в шатре. Это были глаза гордого,
непокорного, но затравленного зверя, готового к прыжку при первой надеж-
де на битву и свободу.
каном чекмене, надетом поверх облезлого, изодранного полушубка. Ноги за-
вернуты обрывками старой овчины. Он смотрел с испуганным любопытством,
впервые видя перед собой урусутов, против которых царь Батый повел свои
полчища.