read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



покупал мертвые души. Послушай, Чичиков, ведь тебе, право, стыдно, у тебя,
ты сам знаешь, нет лучшего друга, как я. Вот и его превосходительство
здесь, не правда ли, прокурор? Вы не верите, ваше превосходительство, как
мы друг к другу привязаны, то есть, просто если бы вы сказали, вот, я тут
стою, а вы бы сказали: "Ноздрев! скажи по совести, кто тебе дороже, отец
родной или Чичиков?" - скажу: "Чичиков", ей-богу... Позволь, душа, я тебе
влеплю один безе. Уж вы позвольте, ваше превосходительство, поцеловать мне
его. Да, Чичиков, уж ты не противься, одну безешку позволь напечатлеть тебе
в белоснежную щеку твою!
Ноздрев был так оттолкнут с своими безе, что чуть не полетел на землю:
от него все отступились и не слушали больше; но все же слова его о покупке
мертвых душ были произнесены во всю глотку и сопровождены таким громким
смехом, что привлекли внимание даже тех, которые находились в самых дальних
углах комнаты. Эта новость так показалась странною, что все остановились с
каким-то деревянным, глупо-вопросительным выражением. Чичиков заметил, что
многие дамы перемигнулись между собою с какою-то злобною, едкою усмешкою и
в выражении некоторых лиц показалось что-то такое двусмысленное, которое
еще более увеличило это смущение. Что Ноздрев лгун отъявленный, это было
известно всем, и вовсе не было в диковинку слышать от него решительную
бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот
смертный: как бы ни была пошла новость, но лишь бы она была новость, он
непременно сообщит ее другому смертному, хотя бы именно для того только,
чтобы сказать: "Посмотрите, какую ложь распустили!" - а другой смертный с
удовольствием преклонит ухо, хотя после скажет сам:"Да это совершенно
пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!" - и вслед за тем сей же час
отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе
с ним воскликнуть с благородным негодованием: "Какая пошлая ложь!" И это
непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их ни есть,
наговорятся непременно досыта и потом признают, что это не стоит внимания и
не достойно, чтобы о нем говорить.
Это вздорное, по-видимому, происшествие заметно расстроило нашего
героя. Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы
смутить умного человека. Он стал чувствовать себя неловко, неладно:
точь-точь как будто прекрасно вычищенным сапогом вступил вдруг в грязную,
вонючую лужу; словом, нехорошо, совсем нехорошо! Он пробовал об этом не
думать, старался рассеяться, развлечься, присел в вист, но все пошло как
кривое колесо: два раза сходил он в чужую масть и, позабыв, что по третьей
не бьют, размахнулся со всей руки и хватил сдуру свою же. Председатель
никак не мог понять, как Павел Иванович, так хорошо и, можно сказать, тонко
разумевший игру, мог сделать подобные ошибки и подвел даже под обух его
пикового короля, на которого он, по собственному выражению, надеялся, как
на бога. Конечно, почтмейстер и председатель и даже сам полицеймейстер, как
водится, подшучивали над нашим героем, что уж не влюблен ли он и что мы
знаем, дескать, что у Павла Ивановича сердечишко прихрамывает, знаем, кем и
подстрелено; но все это никак не утешало, как он ни пробовал усмехаться и
отшучиваться. За ужином тоже он никак не был в состоянии развернуться,
несмотря на то что общество за столом было приятное и что Ноздрева давно
уже вывели; ибо сами даже дамы наконец заметили, что поведение его чересчур
становилось скандалезно. Посреди котильона он сел на пол и стал хватать за
полы танцующих, что было уже ни на что не похоже, по выражению дам. Ужин
был очень весел, все лица, мелькавшие перед тройными подсвечниками,
цветами, конфектами и бутылками, были озарены самым непринужденным
довольством. Офицеры, дамы, фраки - все сделалось любезно, даже до
приторности. Мужчины вскакивали со стульев и бежали отнимать у слуг блюда,
чтобы с необыкновенною ловкостию предложить их дамам. Один полковник подал
даме тарелку с соусом на конце обнаженной шпаги. Мужчины почтенных лет,
между которыми сидел Чичиков, спорили громко, заедая дельное слово рыбой
или говядиной, обмакнутой нещадным образом в горчицу, и спорили о тех
предметах, в которых он даже всегда принимал участие; но он был похож на
какого-то человека, уставшего или разбитого дальней дорогой, которому ничто
не лезет на ум и который не в силах войти ни во что. Даже не дождался он
окончания ужина и уехал к себе несравненно ранее, чем имел обыкновение
уезжать.
Там, в этой комнатке, так знакомой читателю, с дверью, заставленной
комодом, и выглядывавшими иногда из углов тараканами, положение мыслей и
духа его было так же неспокойно, как неспокойны те кресла, в которых он
сидел. Неприятно, смутно было у него на сердце, какая-то тягостная пустота
оставалась там. "Чтоб вас черт побрал всех, кто выдумал эти балы! - говорил
он в сердцах. - Ну, чему сдуру обрадовались? В губернии неурожаи,
дороговизна, так вот они за балы! Эк штука: разрядились в бабьи тряпки!
Невидаль, что иная навертела на себя тысячу рублей! А ведь на счет же
крестьянских оброков или, что еще хуже, на счет совести нашего брата. Ведь
известно, зачем берешь взятку и покривишь душой: для того чтобы жене
достать на шаль или на разные роброны, провал их возьми, как их называют. А
из чего? чтобы не сказала какая-нибудь подст°га Сидоровна, что на
почтмейстерше лучше было платье, да из-за нее бух тысячу рублей. Кричат:
"Бал, бал, веселость!" - просто дрянь бал, не в русском духе, не в русской
натуре; черт знает что такое: взрослый, совершеннолетний вдруг выскочит
весь в черном, общипанный, обтянутый, как чертик, и давай месить ногами.
Иной даже, стоя в паре, переговаривает с другим об важном деле, а ногами в
то же время, как козленок, вензеля направо и налево... Вс° из обезьянства,
вс° из обезьянства! Что француз в сорок лет такой же ребенок, каким был и в
пятнадцать, так вот давай же и мы! Нет, право... после всякого бала точно
как будто какой грех сделал; и вспоминать даже о нем не хочется. В голове
просто ничего, как после разговора с светским человеком: всего он
наговорит, всего слегка коснется, все скажет, что понадергал из книжек,
пестро, красно, а в голове хоть бы что-нибудь из того вынес, и видишь
потом, как даже, разговор с простым купцом, знающим одно свое дело, но
знающим его твердо и опытно, лучше всех этих побрякушек. Ну что из него
выжмешь, из этого бала? Ну если бы, положим, какой-нибудь писатель вздумал
описывать всю эту сцену так, как она есть? Ну и в книге, и там была бы она
также бестолкова, как в натуре. Что она такое: нравственная ли,
безнравственная ли? просто черт знает что такое! Плюнешь, да и книгу потом
закроешь". Так отзывался неблагоприятно Чичиков о балах вообще; но,
кажется, сюда вмешалась другая причина негодованья. Главная досада была не
на бал, а на то, что случилось ему оборваться, что он вдруг показался пред
всеми бог знает в каком виде, что сыграл какую-то странную, двусмысленную
роль. Конечно, взглянувши оком благоразумного человека, он видел, что все
это вздор, что глупое слово ничего не значит, особливо теперь, когда
главное дело уже обделано как следует. Но странен человек: его огорчало
сильно нерасположенье тех самых, которых он не уважал и насчет которых
отзывался резко, понося их суетность и наряды. Это тем более было ему
досадно, что, разобравши дело ясно, он видел, как причиной этого был
отчасти сам. На себя, однако же, он не рассердился, и в том, конечно, был
прав. Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся
лучше приискать какого-нибудь ближнего, на ком бы выместить свою досаду,
например на слуге, на чиновнике, нам подведомственном, который в пору
подвернулся, на жене или, наконец, на стуле, который швырнется черт знает
куда, к самым дверям, так что отлетит от него ручка и спинка: пусть, мол,
его знает, что такое гнев. Так и Чичиков скоро нашел ближнего, который
потащил на-плечах своих все, что только могла внушить ему досада. Ближний
этот был Ноздрев, и нечего сказать, он был так отделан со всех боков и
сторон, как разве только какой-нибудь плут староста или ямщик бывает
отделан каким-нибудь езжалым, опытным капитаном, а иногда и генералом,
который сверх многих выражений, сделавшихся классическими, прибавляет еще
много неизвестных, которых изобретение принадлежит ему собственно. Вся
родословная Ноздрева была разобрана, и многие из членов его фамилии в
восходящей линии сильно потерпели.
Но в продолжение того, как он сидел в жестких своих креслах,
тревожимый мыслями и бессонницей, угощая усердно Ноздрева и всю родню его,
и перед ним теплилась сальная свечка, которой светильня давно уже накрылась
нагоревшею черною шапкою, ежеминутно грозя погаснуть, и глядела ему в окна
слепая, темная ночь, готовая посинеть от приближавшегося рассвета, и
пересвистывались вдали отдаленные петухи, и в совершенно заснувшем городе,
может быть, плелась где-нибудь фризовая шинель, горемыка неизвестно какого
класса и чина, знающая одну только (увы!) слишком протертую русским
забубенным народом дорогу, - в это время на другом конце города происходило
событие, которое готовилось увеличить неприятность положения нашего героя.
Именно, в отдаленных улицах и закоулках города дребезжал весьма странный
экипаж, наводивший недоумение насчет своего названия. Он не был похож ни на
тарантас, ни на коляску, ни на бричку, а был скорее похож на толстощекий
выпуклый арбуз, поставленный на колеса. Щеки этого арбуза, то есть дверцы,
носившие следы желтой краски, затворялись очень плохо по причине плохого
состояния ручек и замков, кое-как связанных веревками. Арбуз был наполнен
ситцевыми подушками в виде кисетов, валиков и просто подушек, напичкан
мешками с хлебами, калачами, кокурками, скородумками и кренделями из
заварного теста. Пирог-курник и пирог-рассольник выглядывали даже наверх.
Запятки были заняты лицом лакейского происхожденья, в куртке из домашней
пеструшки, с небритой бородою, подернутою легкой проседью, - лицо,
известное под именем "малого". Шум и визг от железных скобок и ржавых
винтов разбудили на другом конце города булочника, который, подняв свою
алебарду, закричал спросонья что стало мочи: "Кто идет?" - но, увидев, что
никто не шел, а слышалось только издали дребезжанье, поймал у себя на
воротнике какого-то зверя и, подошед к фонарю, казнил его тут же у себя на
ногте. После чего, отставивши алебарду, опять заснул по уставам своего
рыцарства. Лошади то и дело падали на передние коленки, потому что не были



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 [ 42 ] 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.