read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



шараду, вроде тех, которые появлялись в лондонских газетах,-- и
тогда-то я и придумал новое слово "крестословица", столь крепко
вошедшее в обиход.
О "Руле" вспоминаю с большой благодарностью. Иосиф
Владимирович Гессен был моим первым читателем. Задолго до того.
как в его же издательстве стали выходить мои книги, он с
отеческим попустительством мне давал питать "Руль" незрелыми
стихами. Синева берлинских сумерек, шатер углового каштана,
легкое головокружение, бедность, влюбленность, мандариновый
оттенок преждевременной световой рекламы и животная тоска по
еще свежей России,-- все это в ямбическом виде волоклось в
редакторский кабинет, где И. В. близко подносил лист к лицу.
Уже к концу двадцатых годов стали приносить приличные деньги
переводные права моих книг, и в 1929-ом году мы с тобой поехали
ловить бабочек в Пиренеях, В конце тридцатых годов мы и вовсе
покинули Германию, а до того, в течение нескольких лет, я
навещал Париж для публичных чтений и тогда обычно стоял у Ильи
Исидоровича Фондаминского. Политические и религиозные его
интересы мне были чужды, нрав и навыки были у нас совершенно
различные, мою литературу он больше принимал на веру,-- и все
это не имело никакого значения. Попав в сияние этого
человечнейшего человека, всякий проникался к нему редкой
нежностью и уважением. Одно время я жил у него в маленьком
будуаре рядом со столовой, где часто происходили по вечерам
собрания, на которые хозяин благоразумно меня не пускал.
Замешкав с уходом, я иногда невольно попадал в положение
пленного подслушивателя; помнится, однажды двое литераторов,
спозаранку явившихся в эту соседнюю столовую, заговорили обо
мне. "Что, были вчера на вечере Сирина?". "Был". "Ну, как?".
"Да так, знаете--". Диалог к сожалению прервал третий гость,
вошедший с приветствием: "Вонжу р, мсье-дам": почему-то
выражения, свойственные французским почтальонам, казались нашим
поэтам тонкостями парижского стиля. Русских литераторов
набралось за границей чрезвычайно много, и я знавал среди них
людей бескорыстных и героических. Но были в Париже и особые
группы, и там не все могли сойти за Алеш Карамазовых.
Даровитый, но безответственный глава одной такой группировки
совмещал лирику и расчет, интуицию и невежество, бледную немочь
искусственных катакомб и роскошную античную томность. В этом
мирке, где царили грусть и гнильца, от поэзии требовалось,
чтобы она была чем-то соборным, круговым, каким-то коллективом
тлеющих лириков, общим местом с наружным видом плеяды,-- и меня
туда не тянуло. Кроме беллетристики и стихов, я писал одно
время посредственные критические заметки,-- кстати хочу тут
покаяться, что слишком придрался к ученическим недостаткам
Поплавского и недооценил его обаятельных достоинств. С
писателями я видался мало. Однажды с Цветаевой совершил
странную лирическую прогулку, в 1923-ем году, что ли, при
сильном весеннем ветре, по каким-то парижским холмам. В
тридцатых годах помню Куприна, под дождем и желтыми листьями
поднимающего издали в виде приветствия бутылку красного вина.
Ремизова, необыкновенной наружностью напоминавшего мне
шахматную ладью после несвоевременной рокировки, я почему-то
встречал только во французских кругах, на скучнейших сборищах
Nouvelle Revue Franзaise, и раз Paulhan зазвал его и меня на
загородную дачу какого-то мецената, одного из тех несчастных
дойных господ, которые, Чтоб печататься, должны платить да
платить.
Душевную приязнь, чувство душевного удобства возбуждали во
мне очень немногие из моих собратьев. Проницательный ум и милая
сдержанность Алданова были всегда для меня полны очарования. Я
хорошо знал Айхенвальда, человека мягкой души и твердых правил,
которого я уважал, как критика, терзавшего Брюсовых и Горьких в
прошлом. Я очень сошелся с Ходасевичем, поэтический гений
которого еще не понят по-настоящему. Презирая славу и со
страшной силой обрушиваясь на продажность, пошлость и подлость,
он нажил себе немало влиятельных врагов. Вижу его так
отчетливо, сидящим со скрещенными худыми ногами у стола
и вправляющим длинными пальцами половинку "Зеленого Капораля" в
мундштук.
Книги Бунина я любил в отрочестве, а позже предпочитал его
удивительные струящиеся стихи той парчовой прозе, которой он
был знаменит. Когда я с ним познакомился в эмиграции, он только
что получил Нобелевскую премию. Его болезненно занимали
текучесть времени, старость, смерть,-- и он с удовольствием
отметил, что держится прямее меня, хотя на тридцать лет старше.
Помнится, он пригласил меня в какой-то -- вероятно дорогой и
хороший -- ресторан для задушевной беседы. К сожалению, я не
терплю ресторанов, водочки, закусочек, музычки -- и задушевных
бесед. Бунин был озадачен моим равнодушием к рябчику и
раздражен моим отказом распахнуть душу. К концу обеда нам уже
было невыносимо скучно друг с другом. "Вы умрете в страшных
мучениях и совершенном одиночестве",-- сказал он мне, когда мы
направились к вешалкам. Худенькая девушка в черном, найдя наши
тяжелые пальто, пала, с ними в объятьях, на низкий прилавок. Я
хотел помочь стройному старику надеть пальто, но он остановил
меня движением ладони. Продолжая учтиво бороться -- он теперь
старался помочь мне,-- мы медленно выплыли в бледную
пасмурность зимнего дня. Мой спутник собрался было застегнуть
воротник, как вдруг его лицо перекосилось выражением недоумения
и досады. Общими усилиями мы вытащили мой длинный шерстяной
шарф, который девица засунула в рукав его пальто. Шарф выходил
очень постепенно, это было какое-то разматывание мумии, и мы
тихо вращались друг вокруг друга. Закончив эту египетскую
операцию, мы молча продолжали путь до угла, где простились. В
дальнейшем мы встречались на людях довольно часто, и почему-то
завелся между нами какой-то удручающе-шутливый тон,-- и в общем
до искусства мы с ним никогда и не договорились, а теперь
поздно, и герой выходит в очередной сад, и полыхают зарницы, а
потом он едет на станцию, и звезды грозно и дивно горят на
гробовом бархате, и чем-то горьковатым пахнет с полей, и в
бесконечно отзывчивом отдалении нашей молодости опевают ночь
петухи.
4
В продолжение двадцати лет эмигрантской жизни в Европе я
посвящал чудовищное количество времени составлению шахматных
задач. Это сложное, восхитительное и никчемное искусство стоит
особняком: с обыкновенной игрой, с борьбой на доске, оно
связано только в том смысле, как скажем одинаковыми свойствами
шара пользуется и жонглер, чтобы выработать в воздухе свой
хрупкий художественный космос, и теннисист, чтобы как можно
скорее и основательнее разгромить противника. Характерно, что
шахматные игроки -- равно простые любители и гроссмейстеры --
мало интересуются этими изящными и причудливыми головоломками
и, хотя чувствуют прелесть хитрой задачи, совершенно неспособны
задачу сочинить.
Для этого сочинительства нужен не только изощренный
технический опыт, но и вдохновение, и вдохновение это
принадлежит к какому-то сборному,
музыкально-математически-поэтическому типу. Бывало, в течение
мирного дня, промеж двух пустых дел, в кильватере случайно
проплывшей мысли, внезапно, без всякого предупреждения, я
чувствовал приятное содрогание в мозгу, где намечался зачаток
шахматной композиции, обещавшей мне ночь труда и отрады.
Внезапный проблеск мог относиться, например, к новому способу
слить в стратегическую схему такую-то засаду с такой-то
защитой: или же перед глазами на миг появлялось в
стилизованном, и потому неполном, виде, расположение фигур,
которое должно было выразить труднейшую тему, до того
казавшуюся невоплотимой. Но чаще всего это было просто движение
в тумане, маневр привидений, быстрая пантомима, и в ней
участвовали не резные фигуры, а бесплотные силовые единицы,
которые, вибрируя, входили в оригинальные столкновения и союзы.
Ощущение было, повторяю, очень сладостное, и единственное мое
возражение против шахматных композиций -- это то, что я ради
них загубил столько часов, которые тогда, в мои наиболее
плодотворные, кипучие годы, я беспечно отнимал у писательства.
Знатоки различают несколько школ задачного искусства:
англо-американская сочетает чистоту конструкции с ослепительным
тематическим вымыслом; сказочным чем-то поражают
оригинально-уродливые трехходовки готической школы; неприятны
своей пустотой и ложным лоском произведения чешских
композиторов, ограничивших себя искусственными правилами; в
свое время Россия изобрела гениальные этюды, ныне же прилежно
занимается механическим нагромождением серых тем в порядке
ударного перевыполнения бездарных заданий. Меня лично пленяли в
задачах миражи и обманы, доведенные до дьявольской тонкости, и,
хотя в вопросах конструкции я старался по мере возможности



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 [ 42 ] 43 44 45 46
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.