разветвлениями; это науки, ставшие для меня такими доступными благодаря
глубине ваших познаний и ясности принципов, к которым вы их свели. Вот
мое сокровище, дорогой друг, вот чем вы дали мне и богатство и счастье.
Поверьте мне и утешьтесь, это больше на благо мне, нежели бочки с золо-
том и сундуки с алмазами, даже если бы они не были призрачны, как те об-
лака, которые ранним утром носятся над поверхностью моря и кажутся твер-
дою землею, но испаряются и исчезают по мере приближения к ним. Быть
подле вас как можно долее, слушать ваш проникновенный голос, просвещать
свой ум, закалять душу, готовить себя к свершению великих и грозных дея-
ний, - если мне суждено когда-нибудь вырваться на свободу, навсегда по-
кончить с отчаянием, которому я предавался до знакомства с вами, - вот
мое богатство; оно не призрачно; этим подлинным богатством я обязан вам,
и все властители мира, будь они Цезарями Борджиа, не отнимут его у меня.
по крайней мере довольно быстро. Фариа, столько лет молчавший о своем
сокровище, теперь не переставал говорить о нем. Как он и предвидел, его
правая рука и нога остались парализованными, и он почти потерял надежду
самому воспользоваться кладом; но он по-прежнему мечтал, что его младший
товарищ будет выпущен из тюрьмы или сумеет бежать, и радовался за него.
Опасаясь, как бы записка как-нибудь не затерялась или не пропала, он
заставил Дантеса выучить ее наизусть, и Дантес знал ее на память от пер-
вого слова до последнего. Тогда он уничтожил вторую половину записки,
будучи уверен, что если бы даже нашли первую половину, то смысла ее не
разберут. Иногда Фариа по целым часам давал Дантесу наставления, которые
могли быть ему полезны впоследствии в случае освобождения; с первого же
дня, с первого часа, с первого мгновения свободы Дантесом должна была
владеть одна-единственная мысль - во что бы то ни стало добраться до
Монте-Кристо, не возбуждая подозрений, остаться там одному под каким-ни-
будь предлогом, постараться отыскать волшебные пещеры и начать рыть в
указанном месте. Указанным местом, как мы помним, был самый отдаленный
угол второго отверстия.
сносно. Фариа, как мы уже говорили, хоть и был разбит параличом, снова
обрел прежнюю ясность ума и мало-помалу научил своего молодого товарища,
кроме отвлеченных наук, о которых уже шла речь, тому терпеливому и высо-
кому искусству узника, которое состоит в том, чтобы делать что-нибудь из
ничего. Они постоянно были чем-нибудь заняты, Фариа - страшась старости,
Дантес - чтобы не вспоминать о своем прошлом, почти угасшем и мерцавшем
в глубине его памяти лишь как далекий огонек, затерянный в ночи. И жизнь
их походила на жизнь людей, устоявших перед несчастьем, которая течет
спокойно и размеренно под оком провидения.
сердце старика таились насильно сдерживаемые душевные порывы; быть мо-
жет, подавленный стон вырывался у них из груди, когда Фариа оставался
один и Эдмон возвращался в свою камеру.
зовет его. Напрягая зрение, он пытался проникнуть в ночной мрак.
ти его.
ваться. Сомнения не было: стон доносился из подземелья аббата.
противоположного конца: плита была поднята.
мон увидел старика: он был мертвенно бледен и едва стоял на ногах, дер-
жась за кровать. Черты его лица были обезображены теми зловещими призна-
ками, которые были уже знакомы Эдмону и которые так испугали его, когда
он увидел их в первый раз.
объяснять вам.
вас, мой друг, о том, как бы сделать сносным ваше заключение или возмож-
ным ваш побег. Вам потребовались бы годы, чтобы сделать заново все то,
что я здесь сделал и что тотчас же будет уничтожено, если наши тюремщики
узнают о нашем общении. Притом же не тревожьтесь, друг мой; камера, ко-
торую я покидаю, не останется долго пустой; другой несчастный узник зас-
тупит мое место. Этому другому вы явитесь, как ангел избавитель. Он, мо-
жет быть, будет молод, силен и терпелив, как вы, он сумеет помочь вам
бежать, между тем как я только мешал вам. Вы уже не будете прикованы к
полутрупу, парализующему все ваши движения. Положительно, бог, наконец,
вспомнил о вас; он дает вам больше, чем отнимает, и мне давно пора уме-
реть.
которой слова старика лишили его, он воскликнул:
наполненную красным настоем.
скорей скажите мне, что надо делать. Дайте мне указания! Говорите, мой
друг, я слушаю.
угодно, чтобы человек, которого он создал и в сердце которого он вложил
столь сильную любовь к жизни, делал все возможное для сохранения этого
существования, порой столь тягостного, но неизменно столь драгоценного.
эта дрожь, от которой у меня стучат зубы и ноют кости, охватывает меня
всего: через пять минут начнется припадок, через четверть часа я стану
трупом.
жизненные силы уже истощены, и смерти, - продолжал он, показывая на свою
руку и ногу, разбитые параличом, - остается только половина работы.
Влейте мне в рот двенадцать капель этой жидкости вместо десяти и, если
вы увидите, что я не прихожу в себя, влейте все остальное. Теперь помо-
гите мне лечь, я больше не могу держаться на ногах.
жизни, отрада, которую небо послало мне, хоть и поздно, но все же посла-
ло, - я благодарю его за этот неоценимый дар и, расставаясь с вами наве-
ки, желаю вам всего того счастья и благополучия, которых вы достойны.
Сын мой, благословляю тебя!
ледние минуты: сокровище кардинала Спада существует. По милости божьей
для меня нет больше ни расстояний, ни препятствий Я вижу его отсюда в
глубине второй пещеры, взоры мои проникают в недра земли и видят ослепи-
тельные богатства. Если вам удастся бежать, то помните, что бедный аб-
бат, которого все считали сумасшедшим, был вовсе не безумец Спешите на
МонтеКристо, овладейте нашим богатством, насладитесь им, вы довольно
страдали.
глаза аббата наливаются кровью. Казалось, кровавая волна хлынула от гру-
ди к голове.
Прощайте!
си его!.. Помогите!.. Помогите!..
если вы меня спасете!
но, мне кажется, меньше, чем в первый раз.
сил для страдания. В ваши лета верят в жизнь, верить и надеяться - при-
вилегия молодости. Но старость яснее видит смерть. Вот она!.. Подхо-
дит!.. Кончено!.. В глазах темнеет!.. Рассудок мутится!.. Вашу руку,
Дантес!.. Прощайте!.. Прощайте!..
вавая пена, бесчувственное тело - вот что осталось на этом ложе страда-
ний от разумного существа, лежавшего на нем за минуту перед тем.
из стены камень; мерцающий свет бросал причудливый отблеск на искаженное
лицо и бездыханное, оцепеневшее тело.
ты, когда надо будет применить спасительное средство.
прошлый раз, отсчитал двенадцать капель и стал ждать; в склянке остава-
лось еще почти вдвое против того, что он вылил.
ся. Дрожа всем телом, чувствуя, что волосы у него встали дыбом и лоб
покрылся испариной, Дантес считал секунды по биению своего сердца.
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Белогорский Евгений