Чтение 42–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

семь-восемь выпечек и всегда имел запас для господ депутатов.

Итак, начальник полиции делился с Людовиком XVI своими опасениями по
поводу этих беспорядков, которые в один прекрасный день могли перерасти в
восстание. В это время Вебер отворил дверь в небольшую комнату королевы и
вполголоса доложил:

- Ее сиятельство графиня де Шарни.

Глава 24

ЖЕНА БЕЗ МУЖА -ЛЮБОВНИЦА БЕЗ ВОЗЛЮБЛЕННОГО

Хотя королева сама вызвала Андре и должна была приготовиться к тому, о
чем ей доложил Вебер, она содрогнулась всем телом, когда Вебер произнес эти
пять слов.

Королева не могла отделаться от мысли, что после их с Андре, если можно
так выразиться, соглашения, заключенного в первый же день их свидания в
Таверне, Мария-Антуанетта оставалась должницей.

А ничто так не тяготит коронованных особ, как подобные обязательства, в
особенности когда услуги оказывают им от чистого сердца.

Вот почему, послав за Андре, королева считала себя вправе высказать
графине свои упреки; но едва она оказалась лицом к лицу с молодой женщиной,
как сейчас же вспомнила, чем была ей обязана.

А Андре была, как всегда, холодна, спокойна, чиста, как алмаз, и так же,
как алмаз, тверда и непоколебима.

Королева на минуту задумалась, как ей обратиться к этому белому видению,
выступавшему из полумрака и входившему в круг света, отбрасываемого
трехсвечным канделябром на столе, на который облокотилась королева.

Наконец она протянула бывшей подруге руку со словами:

- Добро пожаловать, сегодня, как и всегда, Андре. Как бы ни была Андре
внутренне подготовлена к своему визиту в Тюильри, теперь настал ее черед
затрепетать: в словах, с которыми к ней обратилась королева, она услышала
прежние ласковые нотки Марии-Антуанетты.

- Надо ли говорить вашему величеству, - отвечала Андре со свойственными
ей искренностью и прямотой, - что если бы вы всегда говорили со мной так,
как сейчас, то когда бы я вам понадобилась, вам не пришлось бы искать меня
за пределами своего дворца?

Королеве было на руку такое начало разговора, и она решила
воспользоваться минутой.

- Увы, вам следовало бы это понимать, Андре; вы красивы, чисты,
целомудренны, вам не знакомы ни любовь, ни ненависть; грозовые облака не
могут вас заслонить, словно звезду, стоит подуть ветру, и она еще ярче
заиграет на небосводе! Все женщины на свете, даже занимающие самое высокое
положение, не могут похвастать вашей непоколебимой безмятежностью, а еще
меньше других - я; ведь я попросила у вас помощи, и вы меня спасли...

- Королева говорит о времени, которое я давно позабыла, - отвечала Андре.
- Я полагала, что и королева о нем больше не вспоминает.

- Суровый ответ, Андре, - заметила королева, - однако я его заслуживаю, и
вы вправе меня упрекнуть; нет, это верно: пока я была счастлива, я не
вспоминала о вашей самоотверженности; возможно, это потому, что отплатить
вам за то, что вы сделали, не в силах ни одна женщина, будь она хоть
королевой. Вы, должно быть, сочли меня неблагодарной, Андре, но то, что вы
принимали за неблагодарность, было, возможно, в действительности лишь
бессилием.

- Я могла бы вас обвинять, ваше величество, - молвила Андре, - если бы я
когда-нибудь чего-либо желала или просила, а королева воспротивилась бы
моему желанию или отвергла просьбу; на что же я могу пожаловаться, раз я
ничего не хотела и ни о чем не просила?

- Хотите, дорогая Андре, я скажу вам всю правду? Что мне в вас претит,
так это равнодушие, с которым вы относитесь к окружающему миру. Да, вы мне
кажетесь существом необыкновенным, занесенным к нам с другой планеты подобно
очищенным огнем камням, падающим не знаю с какого солнца... Вот почему
первое, что испытываешь, сталкиваясь с вами, это ужас от сознания
собственной слабости; а потом постепенно понимаешь, что безупречное существо
обладает даром всепрощения; что это чистейший родник, в котором можно
очистить свою душу; а в минуту страдания можно прибегнуть к этому существу,
как сделала это я, Андре: можно послать за этим необыкновенным существом,
осуждения которого я так боялась, и попросить у него утешения.

- Увы, ваше величество, если вы действительно просите у меня утешения, я
боюсь, что не оправдаю ваших ожиданий, - отвечала графиня.

- Андре! Андре! Вы забываете, при каких ужасных обстоятельствах вам
удавалось меня поддерживать и утешать! - воскликнула королева.

Андре заметно побледнела. Видя, что она закрыла глаза и покачнулась,
словно ей изменяют силы, королева протянула руку, чтобы усадить ее рядом с
собой на диван. Однако Андре справилась со слабостью и продолжала стоять.

- Не угодно ли будет вашему величеству сжалиться над своей верной
служанкой и не напоминать мне о том, что мне почти удалось забыть: плоха та
утешительница, если сама она не просит утешения ни у кого, даже у Бога,
Потому что сомневается, что Господь в силах ей помочь в ее горе.

Королева внимательно посмотрела на Андре.

- В горе? - переспросила она. - Неужто вам довелось пережить еще что-то
такое, о чем вы мне не рассказывали?

Андре промолчала.

- Настал час нашего решительного объяснения, - молвила королева, - за
этим я вас и пригласила. Вы любите графа де Шарни?

Андре смертельно побледнела, но не проронила ни звука.

- Вы любите графа де Шарни? - повторила свой вопрос королева.

- Да!.. - пролепетала Андре.

Королева зарычала, будто раненая львица.

- Так я и думала!.. Как давно вы его любите?

- С той самой минуты, как я его впервые увидала. Королева в испуге
отпрянула, поразившись тому, что у мраморной статуи, как оказалось, есть
душа.

- И вы молчали?

- Вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, ваше величество.

- Почему же вы молчали?

- Я заметила, что его любите вы.

- Не хотите ли вы сказать, что любили его больше меня, раз я ничего не
видела?

- Вы ничего не видели потому, - с горечью отвечала Андре, - что и он вас
любил, ваше величество.

- Да... А теперь я прозрела, потому что он меня больше не любит. Это вы
хотели сказать? Андре опять промолчала.

- Отвечайте же! - приказала королева, вцепившись ей в плечо. -
Признайтесь, что он меня больше не любит!

Андре не отвечала ни словом, ни жестом, ни взглядом.

- Нет, лучше бы умереть!.. - вскричала королева. - Убейте же меня,
скажите, что он меня не любит!.. Ну, он меня не любит, так?..

- Любит граф де Шарни или нет - это его тайна. Не мне ее открывать, -
отвечала Андре.

- Его тайна... Не только его!.. Вам-то, я полагаю, он ее доверил? - с
горечью заметила королева.

- Никогда граф де Шарни ни единым словом не обмолвился со мной о том,
любит он вас или нет.

- А нынче утром?

- Я не видела сегодня графа.

Королева взглянула на Андре так, словно пыталась прочесть самые
сокровенные тайны ее сердца.

- Вы хотите сказать, что вам ничего не известно об отъезде графа?

- Я этого не сказала.

- Как же вы узнали о его отъезде, если не виделись с графом де Шарни?

- Он сообщил мне об этом в письме.

- Он вам написал?.. - обронила королева. Подобно Ричарду III,
вскричавшему в решительную минуту: "Полцарства за коня!", Мария-Антуанетта
была готова закричать: "Полцарства за письмо!" Андре поняла, о чем страстно
мечтает королева. Однако она позволила себе жестокую радость, заставив свою
соперницу немного помучиться.

- У вас, разумеется, нет при себе письма, которое граф написал вам перед
отъездом?

- Вот тут вы ошибаетесь, ваше величество, - проговорила Андре. - Это
письмо при мне.

Достав из-за корсажа письмо, еще теплое и пропитавшееся запахом ее кожи,
она подала его королеве.

Королева так и затрепетала, коснувшись письма; она на мгновение сжала его
в руке, не зная, должна ли она его прочесть или его следовало вернуть
графине. Нахмурившись, она взглянула на Андре, потом, решительно отбросив
сомнения, воскликнула:

- Искушение слишком велико!

Она развернула письмо и, подавшись к канделябру, прочитала следующее:

"Сударыня!

Я уезжаю через час из Парижа по приказу короля. Я не могу Вам сказать, ни
куда я еду, ни зачем я уезжаю, ни как долго меня не будет в Париже: все это
Вас, вероятно, мало интересует, однако я счел себя вправе сообщить Вам об
этом.

Была минута, когда я едва не пришел к Вам, чтобы сказать об этом лично,
но не осмелился сделать это без Вашего позволения..."

Королева узнала все, что хотела знать, и собралась было вернуть письмо
Андре; но та, словно забыв, что она должна повиноваться, а не приказывать,
властно проговорила: