юноша и, пришпорив лошадь, положил конец этим намекам и недомолвкам.
всадники не добрались до вершины горы, где уже не было хемлоков и сосен: их
сменила роща тех самых деревьев, о которых шел спор, - величественных
кленов, гордо поднимавших к небу свои высокие, прямые стволы и густые
кудрявые ветви. Подлесок в этой роще был весь сведен, и, так как в ней
находились несложные приспособления для варки кленового сахара, местные
жители именовали ее попросту сахароварней. Рощу эту, занимавшую много акров,
можно было уподобить величественному храму, где клены были колоннами, их
кроны - капителями, а небо - куполом. В каждом дереве над самой землей была
небрежно сделана глубокая зарубка и в нее вставлена маленькая трубочка из
коры ольхи или сумаха, через которую сок стекал в грубую колоду,
выдолбленную из липового чурбана; такие колоды лежали под каждым деревом,
примитивное приспособление столь плохо отвечало своему назначению, что
большая часть сока пропадала зря.
отдохнуть лошадям; а кроме того, всем, кто видел такую сахароварню впервые,
хотелось рассмотреть ее получше. Однако тишину почти тотчас же нарушил
прекрасный могучий бас, раздавшийся под одним из деревьев, - он затянул
знаменитую песенку, чьи куплеты, если бы только удалось собрать их воедино,
протянулись бы от вод реки Коннектикут до берегов Онтарио. Пелась она на тот
всем известный мотив, который дорог каждому американцу с тех пор, как его
веселые ноты впервые прозвучали в решительный час.
кивая головой, отбивал такт хлыстом по холке своего скакуна. К концу песни
шериф уже вполголоса подтягивал припев, а когда он раздался в последний раз,
Ричард подхватил его со слов "сладкий сок" с большим чувством и
выразительностью, хотя и в ущерб гармонии.
песня, Билли Керби, и прекрасно спета. Откуда у тебя эти слова? Это все или
нет? Ты можешь мне их написать?
равнодушно обернулся и с завидной невозмутимостью смерил взглядом нежданных
гостей. Каждому из них, когда они подъехали совсем близко, он с самым
независимым видом кивнул головой и, даже приветствуя дам, не счел нужным
снять свою старую шапчонку или хотя бы прикоснуться к ней.
Неужто ты варишь его так по-дурацки? А я-то думал, что ты лучший сахаровар в
здешних местах!
занятие, - нужно ли валить лес, или выпаривать кленовый сок, или обжигать
кирпич, или заготовлять жерди, или делать поташ, или окучивать кукурузу, в
горах Отсего лучше меня вам никого не найти, хоть сам-то я больше люблю
иметь дело с лесом - топор мне больно по руке пришелся.
богатырская фигура и мужественное лицо стали немного смешными. - Если вы
насчет товара, мусью, так поверьте моему слову, лучшего сахара вы нигде не
найдете. Да легче пень отыскать на Немецких равнинах, чем в нем хоть единое
пятнышко. А вкус-то настоящий кленовый. Да его в Нью-Йорке можно продавать
прямо вместо леденцов.
складывал готовый сахар, и принялся с видом знатока рассматривать остывшие
куски. Тем временем Мармадьюк спешился и теперь внимательно оглядывал
деревья и приспособления Керби, с неудовольствием замечая, как небрежно и
расточительно собирается сок.
изготовляешь свой сахар? Я вижу, у тебя всего два котла.
без всяких там выдумок, этим пусть занимаются те, кто варит сахар для знати,
а только если вам нужен настоящий кленовый сахар, то лучше моего вы нигде не
найдете. Я выбираю деревья заранее, а зарубки делаю потом - скажем, в конце
февраля, а в горах так не раньше середины марта.., ну, когда сок начинает
бежать как следует...
каким-нибудь внешним признакам?
котлах. - Вот, скажем, надо знать, когда мешать в котле и сколько времени.
Этому нужно учиться. Рим-то ведь не один день строился, да и Темплтон тоже,
если на то пошло, хоть ничего не скажешь, это местечко быстро растет. Я
никогда не делаю зарубку на чахлом дереве, а только на таком, у которого
кора хорошая. Ведь деревья-то болеют вроде людей, ну, и делать зарубку на
больном дереве - это все равно что запрягать лошадь с запалом в почтовые
сани или возить бревна на хромом воле.
дерево от больного?
Ричард. - Смотрит, нет ли сыпи, и щупает пульс.
и вижу. Ну, так, значит, когда сок начинает бежать как следует, я вешаю
котлы и делаю зарубки. Первую выпарку я веду быстро, чтобы разобраться,
какой это сок. Ну, а когда он начинает загустевать, вот как в этом котле,
большого огня разводить нельзя, не то сахар подгорит, а горелый сахар на
вкус плох, хоть бы и очень сладкий. Тогда начинаю его черпаком переливать из
одного котла в другой, и делать это надо до тех пор, пока он не начнет
тянуться ниткой, если вынешь мешалку... А уж тут за ним нужен глаз да глаз.
Есть способ подсушивать его глиной, когда он затвердеет, только им не все
пользуются - одним он нравится, а другим нет... Так как же, мусью, берете
мой товар?
мусью, я, пожалуй, уступлю, - добавил Билли с задабривающей улыбкой. - С вас
я возьму всего галлон рома и материи на две рубашки, если вы заберете и
патоку. А уж и хороша-то она! Я вас обманывать не буду, да и вообще я не
обманщик, но только такой патоки мне пробовать еще не приходилось.
Ah, mon anglais! Je I'oublie tou-jours! <Благодари вас, мосье. Ах, этот
английский! Я его все время забываю! (франц.)> Лесоруб перевел угрюмый
взгляд с одного на другого и, видимо, пришел к заключению, что они над ним
смеются. Он выхватил из котла огромный черпак и начал старательно
размешивать кипящую жидкость. Несколько минут он то наполнял черпак, то,
высоко подняв его, сливал назад в котел густой, тягучий сироп, а потом вдруг
помахал черпаком, словно желая остудить то, что в нем осталось, и поднес к
лицу мосье Лекуа, сказав:
патока дороже стоит!
проглотил изрядное количество обжигающе горячей жидкости. Затем он прижал
руку к груди, бросил жалобный взгляд на дам и, как рассказывал впоследствии
Билли, "выбил ногами такую дробь, что ни одному барабанщику за ним не
угнаться. А потом стал так шипеть и ругаться на своем французском, что
любо-дорого. Ну, да вперед ему наука, не будет насмехаться над лесорубом".
зрители, возможно, не догадались бы, что он хорошо знал, каково придется
мосье Лекуа от его угощения, если бы беззаботный лесоруб не подмигнул им и
не устремил на них взгляд, исполненный слишком уж безыскусного простодушия.
Мосье Лекуа скоро пришел в себя и вспомнил о своих манерах; кротко
извинившись перед дамами за два-три несдержанных выражения, вырвавшихся у
него в минуту сильного волнения, он взобрался на свою лошадь и до конца
беседы держался в стороне: после злой шутки, которую сыграл с ним Керби, ни
о какой сделке не могло быть и речи. В течение всего этого времени Мармадьюк
прогуливался по кленовой роще, осматривал свои любимые деревья и досадливо
вздыхал при виде небрежных зарубок.