Скрестите передо мной ваши остроги. Вот так! Дайте мне коснуться оси, -
говоря это, он протянул руку, ухватил три ровных сверкающих остроги в центре
их пересечения и внезапно сильно дернул их к себе, переводя напряженный
взгляд со Старбека на Стабба, со Стабба на Фласка. Казалось, своей
чудовищной внутренней волей он пытался передать им ту огненную страстность,
которая скопилась в лейденской банке его собственной магнетической жизни.
Трое помощников не выдержали его пристального, долгого, непостижимого
взгляда. Стабб и Фласк отвели глаза в сторону; честный Старбек потупился.
может, стоило вам хоть однажды принять полный разряд, и тогда мой магнетизм
улетучился бы из груди моей. Может статься, к тому же он поразил бы вас
насмерть. Может статься, вам нет в нем нужды. Опустите остроги! А теперь,
мои помощники, я назначаю вас виночерпиями трем моим родичам-язычникам, вот
этим трем благороднейшим, знатнейшим господам - моим доблестным гарпунерам.
Вы гнушаетесь таким назначением? А как же великий папа омывает ноги нищим,
пользуясь собственной тиарой вместо кувшина? О мои любезные кардиналы! вы
сами милостиво снизойдете до этого. Я не приказываю вам - вы по собственной
воле сделайте это. Эй, гарпунеры! перерубите бечевку и отделите древки от
наконечников.
собою остриями кверху трехфутовые металлические лезвия своих гарпунов.
Так, чтобы получились кубки! Кверху раструбами. Вот так. Теперь вы,
виночерпии, приблизьтесь. Возьмите у них из рук эти кубки; держите, пока я
наполню их! - И, медленно переходя от одного к другому, он до краев наполнил
раструбы перевернутых гарпунов огненной влагой из большой кружки. - А теперь
встаньте, вы шестеро, друг против друга. Передавайте смертельные чаши!
Примите их - отныне вы связаны нерасторжимым союзом. Ну что, Старбек? Дело
сделано! Солнце готово скрепить этот союз своим закатом. Пейте, гарпунеры!
Пейте, вы, чье место на смертоносном носу вельбота! Пейте и клянитесь:
Смерть Моби Дику! Пусть настигнет нас кара божия, если мы не настигнем и не
убьем Моби Дика!
проклятия Белому Киту, крякнув, разом их осушили. Старбек побледнел и,
вздрогнув, отвернулся. И снова, в последний раз, в обезумевшей толпе пошел
по кругу полный жбан; потом Ахав взмахнул свободной рукой, все разошлись, и
капитан спустился в каюту.
побледневшие щеки - всюду, где б я ни плыл. Завистливые валы вздымаются с
обеих сторон, спеша перекрыть мой след; пусть, но не прежде, чем я пройду.
чело погружается в синеву. Солнце-ныряльщик медленно ныряет с высоты полудня
и уходит вниз; но все выше устремляется моя душа, изнемогая на бесконечном
подъеме. Что же, значит, непосильна тяжесть короны, которую я ношу? этой
железной Ломбардской короны? А ведь она сверкает множеством драгоценных
каменьев; мне, носящему ее, не видно ее сияния; я лишь смутно ощущаю у себя
на голове ее слепящую силу. Она железная, не золотая - это я знаю. Она
расколота - это я чувствую: зазубренные края впиваются, мозг, пульсируя,
бьется о твердый металл; о да, мой череп - из прочной стали, мне не надобен
шлем даже в самой сокрушительной схватке!
благородные дела и закат приносил покой. Теперь не то. Этот небесный свет не
для меня. Красота причиняет мне только страдание; мне не дано радоваться ей.
проклят изощреннейшим, мучительным проклятием, проклят среди райских кущ!
Что ж, доброй ночи, доброй ночи! {(Махнув рукой, он отходит от
иллюминатора)}.
нет - мой зубчатый круг пришелся впору для всех колес и все их привел во
вращение. Или же можно сказать, что они стоят передо мной, словно кучки
пороху, а я для них - спичка! Жаль только: чтобы воспламенить других, спичка
и сама сгорает! Я решился на то, чего желаю, а чего я желаю, того я добьюсь!
Они считают меня безумцем - Старбек, например; но я не просто безумный, я
одержимый, я - само обезумевшее безумие. То неистовое безумие, какое здраво
осознает только самое себя! Мне было предсказано, что я получу увечье, и вот
- я без ноги. Теперь же я сам предсказываю, что тот, кто нанес мне увечье,
будет изувечен мною. Пусть же предсказатель сам исполнит предсказание. На
это вы, великие боги, никогда не были способны. Я осмею и освищу вас, игроки
в крокет, кулачные бойцы, глухие Бэрки и ослепленные Бендиго! Я не стану
говорить вам, как маленькие школьники великовозрастным задирам: "Найдите
себе противника по росту, что вы пристали к маленькому"? О, нет, вы сбили
меня с ног, да только я снова поднялся; но вы-то, вы убежали и попрятались.
Выходите из своих укрытий! У меня нет большой пушки, чтобы достать вас за
грудой мешков с хлопком. Выходите, Ахав шлет вам свой привет! И посмотрим,
заставите ли вы меня свернуть. Меня заставить свернуть? Это вам не под силу,
скорее вы сами свихнетесь; вот оно, превосходство человека. Меня заставить
свернуть? Путь к моей единой цели выложен стальными рельсами, и по ним бегут
колеса моей души. Над бездонными пропастями, сквозь просверленное сердце
гор, под ложем быстрого потока мчусь я вперед! И нет ни преград, ни
поворотов на моем железном пути!
оскорбление? Здравый ум должен был сложить оружие в этой битве! Он глубоко
пробурил и подорвал во мне весь рассудок. Мне кажется, я вижу его нечестивый
конец; но на меня как бы возложено помочь ему добраться до этого конца.
Хотел бы я того или нет, я теперь связан с ним таинственными узами; он ведет
меня на буксире, и у меня нет такого ножа, который перерезал бы канат.
Страшный старик! "Кто надо мной?" - кричит он; да, этот будет демократом со
всеми, кто выше, чем он; но посмотрите только, какой деспот он со своими
подчиненными! О, как ясна мне моя жалкая роль - подчиняться, восставая, и,
мало того, ненавидеть, испытывая жалость. Ибо в глазах его вижу я грозовые
отсветы такой скорби, которая мне бы спалила всю душу. А ведь надежда еще не
потеряна. Времени много, а время творит чудеса. Его ненавистный кит плавает
по всей планете, как плавают золотые рыбки в своем стеклянном шаре. И может
быть, вмешательство божие еще расколет в щепы эти святотатственные планы. Я
бы воспрянул духом, когда бы дух мой не был тяжелее свинца. Кончился завод
внутри меня, опустилась гиря-сердце, и нет у меня ключа, чтобы снова поднять
ее. {(С бака доносится взрыв веселья)}.
черт от смертных своих матерей. Ублюдки, порожденные свирепой морской
пучиной! Белый Кит для них - их жуткий идол. Ого, как они беснуются! Какая
оргия идет там на носу! а на корме стоит немая тишина! Думается мне, такова
и сама жизнь. Вперед по сверкающему морю мчится ликующий, зубчатый, веселый
нос корабля, но только затем, чтобы влачить за собой мрачного Ахава, который
сидит у себя в каюте на корме, вздымающейся над его пенным безжизненным
следом и, словно стаей волков, преследуемой рокотанием волн! Их протяжный
вой меня просто за сердце берет. Довольно, вы, весельчаки! все по местам! О
жизнь! Вот в такой час, когда душа повержена и угнетена познанием, каким
питают ее дикие, грубые явления, - в такой час, о жизнь! начинаю я
чувствовать в тебе сокровенный ужас! Но он чужд мне! этот ужас вне меня! Я
человек, я слаб, но я готов сразиться с тобой, суровое, призрачное завтра!
Поддержите меня, подкрепите, препояшьте меня, о вы, благословенные влияния!
и вот: ха-ха-ха - все, что я могу по этому поводу сказать. А почему? Да
потому, что смех - самый разумный и самый легкий ответ на все, что непонятно
на этом свете; и будь что будет, а утешение всегда остается, одно
безотказное утешение: все предрешено. Я не слышал толком, что он говорил
Старбеку, но на мой неученый взгляд, Старбеку пришлось не лучше, чем мне
нынешним вечером. Ясное дело, старый Могол его тоже обработал. А ведь я
знал, что так и будет, я видел; мне, вроде, откровение было, так что впору
хоть пророчества изрекать; как только увидел, какой у него череп, так все и
понял. Ну, так что ж, Стабб, умница Стабб, - это мой титул, - что же с того,
Стабб? В общем-то, дело ясное. Мне неизвестно толком, чем все это кончится,
но что бы там ни было, я иду навстречу концу смеясь. Как посмотришь, до чего
же уморительные все эти будущие ужасы! Смешно, ей-богу! Тра-лала! Ха-ха-ха!
Что-то поделывает сейчас дома моя сочная ягодка? Выплакала свои глазки? Или
Шилова Юлия
Влодавец Леонид
Мичурин Артем
Пехов Алексей
Грабб Джеф
Херберт Фрэнк