Ошибки дрались насмерть, не обращая внимания на мальчиков-с-пальчик,
корчась под их ударами и все же прорываясь вперед, чтобы запустить зубы
в любую доступную часть тела Хорребина или выбить из-под него ходули.
Джеки, и она не могла не приподнять голову, чтоб хотя бы одним глазом
взглянуть на него. Почерневший, всхлипывающий клоун горел уже не так
ярко, как прежде, но света все же хватало, чтобы Джеки видела отдельные
фрагменты схватки: одну из Ошибок, создание размером с пуделя, все в
щупальцах, с обоими глазами, выколотыми маленькими гомункулусами,
запускающее клыки в правую руку Хорребина и, мотнув мордой, отрывающее
ее почти целиком; двух тварей, похожих на чудовищного размера слизней,
пронзенных дюжиной мечей каждая, но все же забившихся между стеной и
левой ходулей и последним усилием сдвинувших ее так, что клоун с
грохотом обрушился на них. Стоило Хорребину оказаться на полу, как почти
весь свет погас, так что все, что Джеки видела, - это слабо копошащуюся
массу умирающих тел, а все, что слышала, - это стихающие стоны, хруст,
чавканье, всхлипы и тяжелое, прерывистое дыхание. Коридор заполнился
вонью, как от горящего мусора.
лабиринта, но, не пробежав и двадцати шагов, оступилась и упала бы, не
схвати ее кто-то за руку.
еще, и застыла, услышав голос своего невидимого собеседника:
Беглой Добродетелью, не могли бы вы помочь мне выбраться на какие-нибудь
бодрствующие этажи моего разума?
***
направляемой нетвердой рукой доктора Романелли, но когда его сознание
прояснилось в очередной раз, он заметил, что поверхность, на которой он
лежал, изменилась. Прошлый раз, когда он приходил в себя, это было
твердое, грубо оструганное дерево, теперь же это смахивало скорее на
мягкую кожу, натянутую на какой-то упругий каркас. Он открыл глаза и
вяло удивился тому, что может видеть - при полном отсутствии света.
Лодка плыла по огромному подземному залу, вдоль стен которого
вертикально стояли саркофаги, зияющие угольной чернотой.
сторону. Сухопарый чародей тоже излучал антисвет; он со страхом смотрел
куда-то за спину Эшблеса. Тот с усилием приподнялся на локте, повернулся
в ту сторону и увидел несколько высоких фигур, стоявших на корме, а
посередине лодки - нет, ладьи! - небольшую гробницу, вокруг которой
обвилась змея, держащая себя зубами за кончик хвоста. В гробнице стоял
диск в человеческий рост, и он сиял такой ослепительной чернотой, что
Эшблесу пришлось отвести взгляд, хотя ему показалось, что он успел
заметить на нем рельефный силуэт жука-скарабея.
облегченно улыбается, а по впалым щекам его катятся слезы.
проплывает двенадцать часов тьмы от заката до рассвета! И я плыву на ней
- и на заре, когда мы вновь выплывем в мир смертных, я буду плыть на
ладье Манджет, ладье утреннего неба, и воскресну!
под которой, как ему показалось, пульсирует кровь. Плач, который он
слышал всю ночь, стал отчетливее и как будто ближе, и теперь он звучал
как мольба. Эшблес повернул голову и через низкий фальшборт взглянул на
берег - там протягивали руки вслед проплывающей мимо ладье какие-то
неясные фигуры; судя по всему, они-то и плакали. Через равные промежутки
на берегу стояли высокие столбы - отмечавшие часы, как он понял, - со
змеиными головами на верхушках; и каждый раз, когда ладья миновала
очередной столб, змеиные головы на мгновение превращались в склоненные
человеческие.
огромный змей, расширяющийся примерно посередине наподобие развернутого
капюшона кобры, а нос и корма - живые змеиные головы на тонких шеях.
плыву в ладье, которую могут увидеть только умершие".
одушевленный - и что двое безбилетников ему безразличны. Высокие фигуры
на корме - вроде бы люди, но со звериными и птичьими головами - тоже
полностью их игнорировали. Эшблес снова откинулся на палубу.
которых высились два саркофага размерами с телеграфный столб, фигуры на
берегу заметались и заплакали громче, и сквозь их жалобные стенания ему
слышался негромкий металлический лязг. - Апоп! - кричали призраки. -
Апоп! И тут он увидел, как еще одно черное пятно поднимается из воды, и
понял, что это змеиная голова, такая гигантская, что по сравнению с ней
их ладья показалась маленькой игрушкой. Из пасти свисало что-то, похожее
на человеческие тела, и змей, мотнув головой, расшвырял их во все
стороны и, изогнувшись, навис над ладьей.
глубинном царстве, где тьма сгущается настолько, что становится твердью.
Апоп чует, что на ладье плывет душа, не достойная выплыть на рассвете. -
Романелли улыбнулся. - Впрочем, ты мне больше не нужен.
абсолютно черная голова заслоняет весь мир над ним. Воздух наполнился
могильным холодом, и когда змей распахнул свою чудовищную пасть, ему
показалось, будто он видит в глубине далекие черные звезды антимира,
словно пасть эта была вратами во Вселенную абсолютного холода и
отсутствия света.
таковые хоть где-то еще остались.
как он надеялся... и он увидел распадающуюся фигуру доктора Романелли,
падающую вверх, прямо в бездонную черную глотку.
***
широкая Темза сворачивала у Уайтхолла на юг, потом снова посмотрела на
восток.
фоне предрассветного небосклона можно было уже разглядеть темные арки
Блекфрайерского моста.
чуть выше арок Адельфи становилось свежо - она плотнее запахнула пальто,
но все равно ее пробирала дрожь. "Ясное дело, это совершенно безнадежно,
- подумала она, - и все равно я дождусь рассвета, чтобы посмотреть, не
вынесет ли Эшблеса куда-нибудь сюда - вдруг он еще не был мертв, когда
падал мимо меня в том подземелье, вдруг он смог добраться до подземной
реки и успел спуститься по ней, прежде чем началось это страшное...
отвердение?"
светлевший с кагкдой минутой горизонт и позволила себе вспомнить
подробности бегства из подземелий.
обратно по коридору, когда ее поразила внезапная тишина. Стихли не
только далекий плач, но и малейшие колебания воздуха, шорох от
бесчисленных подземных сквозняков. Пробираясь мимо места, где - как она
помнила - лежал труп Хорребина, она прижалась к правой стене - и чуть не
закричала, когда из темноты послышался неестественно низкий голос.
шлепки и тихое звяканье металла о металл - и когда голос послышался
снова, источник его находился прямо у них над головами.
карликов. Большой Кусака защищает тех, кто помог ему.
освободившего моих братьев, сестер и меня самого и давшего нам шанс
отомстить перед смертью тому, кто нас создал такими. - Джеки заметила,
что голос не отдавался эхом, словно они стояли не в коридоре, а в
замкнутом помещении. - Не мешкайте, - добавил Большой Кусака, делая шаг
вперед. - Тьма твердеет.
площадке Кольриджу захотелось передохнуть, но Большой Кусака заявил, что
отдыхать некогда, подхватил Кольриджа, и они продолжили свой путь.
коридора, из которого выходили, ни даже с нижних пролетов лестницы, по
которым только что поднялись. Что там говорили ей Безглазые Сестры
полгода назад? Тьма твердеет, словно густой ил, и мы хотим убежать
отсюда, когда она сделается твердой, как камень... мы не хотим оказаться
закованными навечно в камень и в ночь, когда тьма затвердеет! Джеки
старалась не отставать от торопливого шага Большого Кусаки и радовалась,
что он идет так быстро.
факелами кухню Крысиного Замка, к ним шагнули двое людей Керрингтона - и
тут же отпрянули, увидев того, кто нес в мощных руках Кольриджа. Джеки