Чтение 42–й страницы книги ~Свидание с Петербургом~

¶-5-§

-- Боже мой, зачем ты приехал? Государыня пребывает в меланхо-лии, все
ей не так, меня поминутно кличет, а смотрит недобро,-- торопливо говорила
Анастасия, как бы ненароком заталкивая Сашу за штору в уголке полутемной
гостиной Петергофского дворца.

-- Зачем приехал? Соскучился,--беспечно ответил Саша, с удив-лением
рассматривая большой, с кудряшками на висках черный парик, украшавший голову
жены.

-- Что ты на меня так смотришь? Не заметил разве, что мы все в черных
париках. Мне в знак особой милости разрешили свои волосы не стричь, поэтому
и голова как кочан.

-- А другим остригли?

-- Наголо,-- резко сказала Анастасия и, что было совсем на нее не
похоже, шмыгнула носом, словно перед этим плакала.

Саша посмотрел на нее внимательно: глаза жены и впрямь были красными.

История с черными париками очень взволновала женскую поло-вину дворца,
и не одна Анастасия ходила с исплаканными глазами. Объяснялось все просто.
Накануне перед балом парикмахер Елизаве-ты покрасил ей волосы, да, видно, не
проверил загодя французскую краску -- перетемнил. Государыня признавала
только светлый цвет, а тут мало того, что волосы темны, так еще краска легла
неровно, одна прядка светлая, другая каштановая. В те давние времена
модни-цы еще не поняли особого шика разноцветных прядей. Елизавета была в
великом гневе. Смущенный и испуганный парикмахер поклял-ся, что все
исправит, стал полоскать волосы государыни в каком-то им самим придуманном
растворе, который благоухал и давал пре-красную пену. Однако после
полоскания волосы хоть и стали одно-цветными, но еще больше потемнели, и не
в каштановый тон, а в се-рый с грязноватым оттенком. Парикмахер был
отхлестан по щекам, а всем дамам и фрейлинам ведено было, дабы оттенить
голову государыни, носить черные парики. Приличных париков нужного цвета
нашлось с десяток, не более, а все прочие косматые, нече-саные, пыльные и
усохшие до детских размеров. Девицу или даму можно обругать, опозорить,
кнутом отстегать, но нет для нее больше-го наказания, чем заставить себя
изуродовать. А здесь даже обижать-ся не сметь! Если мал парик, то без
разговоров снимали лишние волосы, а то и вовсе брили голову. Охи, вздохи,
плач... Словно стая черных галок спустилась в петергофский парк, проникла в
царские покои.

-- Да будет тебе.-- Саша поцеловал жену в шею, потом коснулся губами
щеки, она пахла мятной водой, обязательной при-надлежностью косметики,
прозванной "холодцом"; может, из-за это-го щека показалась холодной, словно
неживой.--Черный цвет тебе - очень к лицу. И потом ты у меня такая
красавица, тебе хоть стог на голову надень...

-- Не родись красив, а родись счастлив,-- прошептала Анастасия, и глаза
ее угрожающе заблестели.-- Давеча присоветовала государы-не на фонтаж* брошь
с жемчугами, а она как закричит: "Ты нарочно! Я с утра и так бледна!" А на
фонтаже блонды молочного цвета. Что ж на них надевать, как не жемчуг?
Прогонит она меня от себя. Сердцем чую...

-- Вот и славно,-- весело подхватил Саша.-- Поживем своим до-мом.
Хочешь, за границу поедем. Я в отставку подам...

-- Не говори так.-- В голосе Анастасии прозвучала незнакомая доселе
суровость.-- Если прогонит, я умру...

Саша нахмурился. Он знал, что если разговор коснулся отноше-ний жены с
государыней, то его лучше кончить, потому что утыка-ешься в стену, и если в
первое время замужества на эту тему мож-но было зубоскалить, мало ли у
Елизаветы недостатков, и порицать двор, и смеяться над глупостью
приближенных, то сейчас разреша-лось только безвольно благоговеть перед
величием трона и местом, которое подле него занимала Анастасия. Сашу это
несказанно злило и, стыдно сказать, унижало, потому что подчеркивало разницу
в происхождении.

-- Не будем об этом,--примирительно сказал Саша.--Я ведь по делу
приехал. Оно касается Никиты. Понимаешь, он арестован по ошибке...

Рука Анастасии плотно закрыла ему рот.

-- Не здесь...--И она повлекла его через залу, анфиладу ком-нат, потом
в узкий коридорчик и оттуда в парк.

Кажется, чего проще -- найти уединенное место среди деревьев и кустов,
но Анастасии все казалось, что слишком людно. В нижнем парке у фонтанов
пестрая группа черноволосых фрейлин играла в волан, у Монплезира толпились
освобожденные после дежурства гвардейцы, в большом пруду у Марли какие-то
чудаки ловили кара-сей.

Наконец они поднялись в верхний парк и нашли уединение в са-довой
беседке. Деревянная решетка ее, собранная из перекрещенных планок,
закрывалась от посторонних глаз огромным кустом шипов-ника, но через узкий
дверной проем можно было видеть весь парк и заметить любого, кто направится
в их сторону по аллее молодых, подстриженных лип.

-- Ну вот, теперь говори.-- Анастасия поправила парик, как не-удобную
шапку, и внимательным взглядом окинула куст шиповника. Над малиновым цветком
басовито гудел шмель.

-- А он не донесет?-- добродушно усмехнулся Саша, копируя жужжание, но
тут же сделался серьезен, поймав строгий взгляд жены.-- Произошла роковая
подмена. Никита арестован вместо ры-царя Сакромозо, которому великая княгиня
якобы назначила свида-ние.

-- Что значит "якобы"? Кто же его назначил?

¶ Тайная канцелярия, а вернее сказать -- Бестужев. Он решил таким
образом скомпрометировать великую княгиню. А Никите случайно попала в руки
записка с приглашением.

________________________________

* фонтаж -- головной убор с кружевами.

________________________________

Анастасия вздохнула глубоко, потом поежилась и, нервна теребя кудряшки
у виска, спросила настороженно:

-- И чего же вы хотите от меня?

Саша сразу обозлился на это "вы", Анастасия ревновала Сашу к друзьям и
часто говорила в запальчивости: "Они тебе нужнее, чем я!",-- а если доходило
до громкого разговора, когда он упрекал жену в приверженности ко двору, она
отвечала: "Да, это моя жизнь. А у тебя своя! Ради вашей мужской дружбы ты
меня не пощадишь!" И попробуй объясни ей, что обида говорит в ней, а не
разум.

Но сейчас об этом лучше не вспоминать. Если у женщины крас-ные глаза, а
на голове нелепый парик, то говорить с ней надо терпеливо и ласково, как с
ребенком.

. -- Мы посоветовались и решили, что сейчас от тебя зависит все. Тебе
отводится главная роль.

-- Какая?

-- Ты должна поговорить с государыней.

-- Вы решили!--вспыхнула Анастасия.--Это ты и Софья?

-- И еще Алешка. Я же писал тебе, что он приехал.

-- Ах, да...

-- И еще Мария.

-- Какая Мария?

-- Подруга Софьи, дочь ювелирщика Луиджи.

-- Ну, конечно, если дочь ювелирщика решила, то мне остается только
подчиниться...

-- Настя, не сердись, что с тобой? Мы обязаны помочь Никите! Если он и
должен понести наказание, то за беспечность -- не более.

-- Это не беспечность--быть влюбленным в великую княгиню,-- быстро
сказала Анастасия.--Это гораздо хуже.

-- Пусть,-- согласился Саша.-- Назовем это непочтением,
без-рассудством, в конце концов. Но ведь он в этом никогда не созна-ется. Я
его знаю. На плаху пойдет, чтоб не замарать имени Екатерины. И добро бы
любовь, а то ведь так, дорожное приключе-ние, а остальное он сам придумал.

Он вкратце рассказал события последних дней. Анастасия слуша-ла его не
перебивая, потом спросила неуверенно:

-- И вы хотите, чтобы я рассказала об этом Их Величеству? Ах, как
высокопарно умеет излагать Анастасия самую простую мысль! Да, да... Он
именно хочет, чтобы Елизавета узнала истину.

-- Истину?-- Анастасия рассмеялась желчно.-- Мы здесь во дворце не
живем, а играем в жизнь. Правила игры каждый всосал с молоком матери. А
правила такие -- маскировать пред государыней все плохое и выставлять
напоказ хорошее. Если нет ничего хороше-го, то можно придумывать,
фантазировать, то есть врать, только бы улыбнулась матушка Елизавета. А ты с
дочерью ювелирщика жаждешь донести до государыни истину -- смешно...

У Саши на щеках заходили желваки. Анастасия увидела, что он на пределе,
и сразу сменила тон:

-- Бедный Никита, угораздило его... Погоди, дай подумать.-- И она
надолго замолкла, глядя на кончик выглядывающей из-под платья туфли. Потом
сорвала травинку, торчащую сквозь решетку, принялась ее жевать, измочалила
до отдельных волокон.

-- Что ты так долго думаешь?--не выдержал Саша.

Анастасия поморщилась, не говоря ни слова. Она думала не о том, стоит
ли ей разговаривать с государыней, ее занимал другой вопрос: стоит или не
стоит сказать сейчас мужу об истинной причине ее страхов. Впрочем, когда
страхов много, это еще не беда. У нее был один, главный Страх, от которого
она ночей не спала, в каждом взгляде государыни видела угрозу. А дело все в
том, что Шмидша проболталась, выкрикнула ей в бешенстве ужасную фразу: "С
матерью-изменщицей переписываешься? Ужо тебе!"

Три года назад, когда счастье над Анастасией воссияло, когда обручилась
она с любимым и вернулась ко двору, совершила она беспечный поступок --
послала с нарочным небольшую писульку в Якутск. Нарочный был верный человек,
старый слуга ее матери, кото-рому разрешили отбывать ссылку вместе с