полководцев, но также и у слабых, полупатологических
индивидуумов со способностями ниже среднего уровня, как-то: у
ясновидящих, телепатов, медиумов. Ни с одним из этих
человеческих типов: ни с военными героями, ни с ясновидящими
или рудознатцами -- у вас, с моей точки зрения, не было ничего
общего. Более того, вы мне казались тогда, да и вплоть до
вчерашнего дня, образцовым членом Ордена: рассудительным, ясно
сознающим свою роль, послушным. Подверженность власти
таинственных голосов, будь то божественных или демонических,
будь то голоса собственного сокровенного "я", казалась мне
нисколько вам не свойственной. Поэтому я истолковал эти
"пробуждения", описанные вами, просто как мгновенные осознания
собственного роста. Мне кажется вполне естественным, что такие
душевные состояния надолго перестали вас тогда посещать: вы
только что заняли высокий пост и возложили на себя задачу,
которую пока ощущали как слишком просторную одежду, вам еще
надлежало в нее врасти. Скажите, однако: верили ли вы
когда-нибудь, что эти "пробуждения" представляют собой нечто
вроде откровения высших сил, весть или зов из сфер некой
объективной, вечной или божественной истины?
минуту весьма трудной задаче, -- сказал Кнехт, -- выразить
словом то, что ускользает от слова; превратить в рациональное
то, что определенно внерационально. Нет, манифестациями
божества, или демона, или абсолютной истины я эти свои
пробуждения не считал. Весомость и убедительность моим
переживаниям придает не доля содержащейся в них истины, не их
высокое происхождение, божественность или еще что-либо в этом
роде, но их реальность. Они ужасающе реальны, подобно тому как
сильная физическая боль или стихийное бедствие, вроде урагана и
землетрясения, кажутся нам совсем по-иному заряженными
реальностью, слитностью с настоящим моментом, неизбежностью,
нежели обычные дни и состояния. Предшествующий грозе порыв
ветра, который гонит нас скорее под крышу и напоследок еще
пытается вырвать из рук дверь, или жестокая зубная боль,
которая, кажется, сосредоточивает всю напряженность, все
страдания и конфликты мира в нашей челюсти, -- это явления, чью
реальность или смысл мы вольны позднее оспорить, если склонны к
подобным шуткам, но в ту минуту, когда мы их переживаем, они не
терпят ни малейшего сомнения и до ужаса реальны. Подобного рода
обостренной действительностью обладают и мои "пробуждения",
отсюда и название их; в эти часы я ощущаю окружающее так,
словно я долгое время пребывал во сне или полусне, а теперь
вдруг пробудился и бодр и вспоминаю все ярко, как никогда
прежде. Минуты великих страданий или потрясений -- что
относится и к событиям всемирной истории -- обладают
убедительной силой необходимости, они воспламеняют в нас
чувство угнетающей реальности и напряжения. Такие напряжения
могут разрешиться прекрасным и светлым или же сумбурным и
мрачным. Но, во всяком случае, то, что происходит в эти минуты,
будет казаться нам великим, необходимым, важным и будет
существенно отличаться и выделяться среди того, что происходит
повседневно.
передохнув, -- взглянуть на дело с другой стороны. Помните ли
вы легенду о святом Христофоре?{2_12_02} Да? Так вот, этот
Христофор был человеком великой силы и храбрости, но он не
пожелал стать господином и править, он пожелал служить.
Служение было его силой и его ремеслом, оно ему давалось лучше
всего. Но ему было далеко не безразлично, кому служить. Он
непременно должен был служить самому могущественному, самому
великому господину. И если до него доходил слух о властелине,
который был еще могущественней, он предлагал свои услуги
новому. Этот великий слуга всегда был мне по душе, и я,
наверное, слегка похож на него. Во всяком случае, в ту,
единственную для меня пору, когда я мог располагать собой, то
есть в студенческие годы, я долго искал и колебался, какому
властелину мне служить. Так я долгое время держался вдали от
Игры, не доверял ей, хотя давно уже признал в ней самое
драгоценное, самое своеобразное детище нашей Провинции. Я уже
вкусил от этой приманки и знал, что нет на земле ничего более
притягательного и более сложного, чем посвятить себя Игре, и я
довольно рано понял, что эта восхитительная Игра требует не
наивных любителей, согласных посвятить ей часок отдыха, а тех,
кем она завладеет целиком, кто готов подчиниться ей и служить
всю жизнь. И вот какой-то внутренний инстинкт, какое-то наивное
стремление к простоте, цельности, здоровью противилось во мне
тому, чтобы навеки принести в жертву этому волшебству все свои
силы и интересы, предостерегало меня от духа вальдцельского
Vicus lusorurn, как от некоего духа специализации и
виртуозности, правда, утонченного, чрезвычайно развитого, но
оторванного от жизненной и человеческой целокупности и
замкнувшегося в своем высокомерном одиночестве. Годами меня
терзали сомнения, я проверял себя, покуда не созрело решение, и
я, несмотря на свои колебания, посвятил себя Игре. Я это
сделал, ибо во мне жило упомянутое Стремление искать самых
высоких целей и служить самому великому господину.
я ни раздумывал, что бы вы мне ни рассказывали о себе,
неизменно я наталкиваюсь на один и тот же источник всех ваших
особенностей. Вы слишком сильно чувствуете свое "я" или слишком
от него зависите, а это отнюдь не то же самое, что быть большой
личностью. Один может быть звездой первой величины по своей
одаренности, силе воли, выдержке, но он так хорошо центрирован,
что без всяких трений и затрат энергии включается в ритм
системы, к которой принадлежит. Другой так же богато одарен,
быть может, даже больше, но ось его "я" не проходит точно через
центр, и он растрачивает половину своих сил на эксцентрические
движения, которые изнуряют его самого и мешают всем окружающим.
Вы, по-видимому, принадлежите к этой второй категории. Правда,
сознаюсь, что вы великолепно умели это скрывать. С тем большей
силой поразило нас это зло сегодня. Вы рассказали мне сейчас
про святого Христофора, и я должен сказать: если в этом образе
и есть нечто величественное и трогательное, то как образец
служения нашей иерархии он никуда не годится. Кто хочет
служить, должен неизменно служить тому владыке, которому он
присягнул в верности, служить до гроба, а не с тайным
намерением переметнуться к другому, более импозантному
господину, как только такой отыщется. Иначе слуга ставит себя
судьей над своим господином, что вы сейчас и делаете. Вы всегда
хотите служить самому великому властелину, и вы настолько
простодушны, что беретесь сами определять степень величия тех
владык, среди которых вы выбираете своего.
легла легкая тень печали. Он сказал:
иного я от вас и не ожидал. Позвольте мне, однако, досказать
мою повесть, осталось немного. Итак, я стал мастером Игры и
долгое время пребывал в уверенности, что служу величайшему из
владык. Недаром мой друг Дезиньори, наш покровитель в
Федеральном Совете, однажды весьма наглядно изобразил, каким
заносчивым, спесивым, надутым виртуозом Игры, каким
чистокровным касталийцем я был когда-то. Но я должен еще
объяснить вам, какое значение со студенческих лет, с начала
моих "пробуждений" имело для меня слово "transcendere". Оно
засело у меня в памяти, я полагаю, при чтении одного из
философов-просветителей и под влиянием Магистра Томаса фон дер
Траве{2_5_06} и с тех пор стало для меня, как и слово
"пробуждение", подлинно магическим словом, требовательным и
побуждающим идти вперед, дарящим утешение и столь много
обещающим. Моя жизнь, твердил я себе, должна стать преступанием
пределов, непрерывным восхождением с низшей ступени на высшую,
я должен преодолевать и оставлять за собой одно пространство за
другим, как музыка раскрывает, проигрывает и завершает одну
тему за другой, один темп за другим, не утомляясь, не смыкая
глаз, всегда бодрствуя, всегда начеку. Благодаря моим
"пробуждениям" я наблюдал, что такие ступени и пространства
действительно существуют и что в конце определенного отрезка
жизни каждый раз появляется оттенок увядания, желание смерти,
но потом все меняется, подходишь к новому пространству, новому
пробуждению, новому началу. И обо всем этом, что выражается для
меня одним словом "transcendere", я рассказываю вам, ибо
считаю, что оно может дать ключ к пониманию моей жизни. Решение
посвятить себя Игре было важной ступенью, и такой же ступенью
было первое ощущение моей слитности с иерархией.
подниматься со ступени на ступень. Наилучшим, что дала мне моя
деятельность на этом посту, было следующее открытие: не только
занятия музыкой и Игра могут сделать человека счастливым, но и
работа воспитателя и наставника. Постепенно я узнал, что работа
Панов Вадим
Зыков Виталий
Жюль Верн
Перумов Ник
Прозоров Александр
Березин Федор