нескончаемый людской поток. Но таких было мало. На садовой
лестнице заливался слезами десятилетний мальчуган, которого
оставили дома с бабушкой. Вдоволь наплакавшись, он вдруг
заметил на дороге стайку деревенских мальчишек, пулей выскочил
со двора и присоединился к ним. По соседству жил бобылем старый
холостяк, этот и слышать не желал о ярмарке, до того он был
скуп. Повсюду царил праздник, а он решил, что самое время
подстричь живую изгородь из боярышника, и вот, едва рассвело,
бодро взялся за дело, садовые ножницы так и щелкали. Однако же
очень скоро он бросил это занятие и, кипя от злости, вернулся в
дом: ведь каждый из парней, что шли и ехали мимо, с удивлением
косился на него, а порой, к вящему восторгу девушек, отпускал
шутку насчет неуместного рвения; когда же бобыль, рассвирепев,
пригрозил им своими длинными ножницами, все сдернули шапки и с
хохотом замахали ими. Захлопнув ставни, он завистливо
поглядывал в щелку, злость его мало-помалу утихла; под окном
поспешали на ярмарку запоздалые пешеходы, словно их ждало там
Бог весть какое блаженство, и вот наш бобыль тоже натянул
сапоги, сунула кошелек талер, взял палку и снарядился в путь.
Но на пороге он вдруг спохватился, что талер -- непомерно
большие деньги, вытащил монету из кошелька, положил туда
другую, в полталера, снова завязал кошелек и спрятал его в
карман. Потом он запер дверь и калитку и пустился в дорогу, да
так прытко, что успел обогнать не одного пешего и даже две
повозки.
оседать, отзвучали и растаяли вдали конский топот и музыка, уже
и воробьи вернулись со скошенных полей и принялись купаться в
пыли, высматривая, чем бы поживиться. Дорога лежала безлюдная,
вымершая, жаркая, порой из дальнего далека едва различимо
долетал то ли крик, то ли звук рожка.
на лоб широкополой шляпе и неторопливо зашагал по пустынному
тракту. Роста он был высокого, шел уверенно и размашисто, точно
путник, которому частенько доводится ходить пешком. Платье на
нем было серое, невзрачное, а глаза смотрели из-под шляпы
внимательно и спокойно -- глаза человека, который хоть и не
жаждет ничего от мира, однако все зорко подмечает. Он видел
разъезженные колеи, убегающие к горизонту, следы коня, у
которого стерлась левая задняя подкова, видел старушку, в
испуге метавшуюся по саду и тщетно кликавшую кого-то, а на
дальнем холме, в пыльном мареве, сверкали махонькие крыши
Фальдума. Вот он углядел на обочине что-то маленькое и
блестящее, нагнулся и поднял надраенную латунную бляшку от
конской сбруи. Спрятал ее в карман. Потом взгляд его упал на
изгородь из боярышника: ее недавно подстригали и сперва, как
видно, работали тщательно и с охотой, но чем дальше, тем дело
шло хуже -- то срезано слишком много, то, наоборот, в разные
стороны ежом торчат колючие ветки. Затем путник подобрал на
дороге детскую куклу -- по ней явно проехала телега, -- потом
кусок ржаного хлеба, на котором еще поблескивало растаявшее
масло, и наконец нашел крепкий кожаный кошелек с монетой в
полталера. Куклу он усадил возле придорожного столба, хлеб
скормил воробьям, а кошелек с монетой в полталера сунул в
карман.
пожухла от солнца и запылилась. У заезжего двора ни души,
только куры снуют да с задумчивым кудахтаньем нежатся на
солнышке.
выпалывала из сухой земли сорняки. Незнакомец окликнул ее: мол,
далеко ли до города. Однако старушка была туга на ухо, он
позвал громче, но она только беспомощно взглянула на него и
покачала годовой.
всплески музыки и стихали вновь; чем дальше, тем музыка
слышалась чаще и звучала дольше, и наконец музыка и людской
гомон слились в немолчный гул, похожий на шум далекого
водопада, будто там, на ярмарке, ликовал весь фальдумский
народ. Теперь возле дороги журчала речка, широкая и спокойная,
по ней плавали утки, и в синей глубине виднелись зеленые
водоросли. Потом дорога пошла в гору, а речка повернула, и
через нее был перекинут каменный мостик. На низких перилах
моста прикорнул щуплый человечек, с виду портной; он спал,
свесив голову на грудь, шляпа его скатилась в пыль, а рядом,
охраняя хозяйский сон, сидела маленькая смешная собачонка.
Незнакомец хотел было разбудить спящего -- не дай Бог, упадет в
воду, -- но сперва глянул вниз и, убедившись, что высота
невелика, а речка мелкая, будить портного не стал.
распахнутые ворота Фальдума. Вокруг ни души. Человек вошел в
город, и шаги его вдруг гулко зазвучали в мощеном переулке, где
вдоль домов тянулся ряд пустых телег и колясок без лошадей. Из
других переулков неслись голоса и глухой шум, но здесь не было
никого, переулок утопал в тени, лишь в верхних окошках играл
золотой отсвет дня. Путник передохнул, посидел на дышле телеги,
а уходя, положил на передок латунную бляшку, найденную на
дороге.
всех сторон на него обрушился ярмарочный шум и гам, сотни
лавочников на все лады громко расхваливали свой товар,
ребятишки дудели в посеребренные дудки, мясники выуживали из
кипящих котлов длинные связки свежих колбас, на возвышении
стоял знахарь, глаза его ярко сверкали за толстыми стеклами
роговых очков, а рядом висела табличка с перечнем всевозможных
человеческих хворей и недугов. Какой-то человек с длинными
черными волосами провел под уздцы верблюда. С высоты своего
роста животное презрительно взирало на толпу и жевало губами.
отдавшись на волю толпы; то он заглядывал в лавку лубочника, то
читал изречения на сахарных печатных пряниках, однако же нигде
не задерживался -- казалось, он еще не отыскал того, что ему
было нужно. Мало-помалу он выбрался на просторную главную
площадь, на углу которой расположился продавец птиц. Незнакомец
немного постоял, послушал птичий щебет, доносившийся из клеток,
тихонько посвистел в ответ коноплянке, перепелу, канарейке,
славке.
все солнечные лучи собрались в одной точке; он подошел ближе и
увидел, что сверкает огромное зеркало в лавке, рядом еще одно,
и еще, и еще -- десятки, сотни зеркал, большие и маленькие,
квадратные, круглые и овальные, подвесные и настольные, ручные
и карманные, совсем крохотные и тонкие, какие можно носить с
собой, чтоб не забыть свое лицо. Торговец ловил солнце
блестящим ручным зеркальцем и пускал по лавке зайчики, без
устали зазывая покупателей:
лучшие, самые дешевые зеркала в Фальдуме! Зеркала, сударыни,
отличные зеркала! Взгляните, все как полагается, отменное
стекло!
нашел то, что искал. В толпе, разглядывающей зеркала, были три
сельские девушки. Он стал рядом и принялся наблюдать за ними.
Это были свежие, здоровые крестьянские девушки, не красавицы и
не дурнушки, в крепких ботинках и белых чулках, косы у них чуть
выгорели от солнца, глаза светились молодым задором. В руках у
каждой было зеркало, правда не дорогое и не большое; девушки
раздумывали, покупать или нет, томясь сладкой мукой выбора, и
Временами то одна, то другая, забыв обо всем, задумчиво
вглядывалась в блестящую глубину и любовалась собой: рот и
глаза, нитка бус на шее, веснушки на носу, ровный пробор,
розовое ухо. Мало-помалу все три погрустнели и притихли;
незнакомец, стоя у девушек за спиной, смотрел на их отражения в
зеркальцах: вид у них был удивленный и почти торжественный.
колен!
и еще пристальнее всмотрелась в зеркало. Потом и она,
зарумянившись, робко открыла мечту своего сердца:
прекрасные руки, белые, нежные, с длинными пальцами и розовыми
ногтями.
зеркальце. Рука была не безобразна, но коротковата и широка, а
кожа от работы огрубела и стала жесткой.
воскликнула:
не главное. Мне бы хотелось стать самой лучшей, самой ловкой
Контровский Владимир
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Лондон Джек
Афанасьев Роман
Конан-Дойль Артур