домой... Так и так - обсказали. Ну, из завода тоже побежали - поехали на
розыски, да не нашли.
Расправа тогда, известно, какая была. За всякую вину спину кажи. На грех
еще одна-то корова из приказчичьего двора была. Тут и вовсе спуску не жди.
Растянули сперва старика, потом и до Данилушки дошло, а он худенький да
тощенький. Господский палач оговорился даже.
- Экой-то, - говорит, - с одного разу сомлеет, а то и вовсе душу выпустит.
Ударил все ж таки - не пожалел, а Данилушко молчит. Палач его вдругорядь -
молчит, втретьи - молчит. Палач тут и расстервенился, давай полысать со
всего плеча, а сам кричит:
- Я тебя, молчуна, доведу... Дашь голос... Дашь! Данилушко дрожит весь,
слезы каплют, а молчит. Закусил губенку-то и укрепился. Так и сомлел, а
словечка от него не слыхали. Приказчик, - он тут же, конечно, был, -
удивился:
- Какой еще терпеливый выискался! Теперь знаю, куда его поставить, коли
живой останется.
Отлежался-таки Данилушко. Бабушка Вихориха его на ноги поставила. Была,
сказывают, старушка такая. Заместо лекаря по нашим заводам на большой славе
была. Силу в травах знала: которая от зубов, которая от надсады, которая от
ломоты... Ну, все как есть. Сама те травы собирала в самое время, когда
какая трава полную силу имела. Из таких трав да корешков настойки готовила,
отвары варила да с мазями мешала.
Хорошо Данилушке у этой бабушки Вихорихи пожилось. Старушка, слышь-ко,
ласковая да словоохотливая, а трав, да корешков, да цветков всяких у ней
насушено да навешено по всей избе. Данилушко к травам-то любопытен - как
эту зовут? где растет? какой цветок? Старушка ему и рассказывает.
Раз Данилушко и спрашивает:
- Ты, бабушка, всякий цветок в наших местах знаешь?
- Хвастаться, - говорит, - не буду, а все будто знаю, какие открытые-то.
- А разве, - спрашивает, - еще не открытые бывают?
- Есть, - отвечает, - и такие. Папору вот слыхал? Она будто цветет на
Иванов день. Тот цветок колдовской. Клады им открывают. Для человека
вредный. На разрыв-траве цветок - бегучий огонек. Поймай его - и все тебе
затворы открыты. Воровской это цветок. А то еще каменный цветок есть. В
малахитовой горе будто растет. На змеиный праздник полную силу имеет.
Несчастный тот человек, который каменный цветок увидит.
- Чем, бабушка, несчастный?
- А это, дитенок, я и сама не знаю. Так мне сказывали. Данилушко у
Вихорихи, может, и подольше бы пожил, да приказчиковы вестовщики углядели,
что парнишко маломало ходить стал, и сейчас к приказчику. Приказчик
Данилушку призвал да и говорит:
- Иди-ко теперь к Прокопьичу - малахитному делу обучаться. Самая там по
тебе работа.
Ну, что сделаешь? Пошел Данилушко, а самого еще ветром качает. Прокопьич
поглядел на него да и говорит:
- Еще такого недоставало. Здоровым парнишкам здешняя учеба не по силе, а с
такого что взыщешь - еле живой стоит.
Пошел Прокопьич к приказчику:
- Не надо такого. Еще ненароком убьешь - отвечать придется.
Только приказчик - куда тебе, слушать не стал;
- Дано тебе - учи, не рассуждай! Он - этот парнишка - крепкий. Не гляди,
что жиденький.
- Ну, дело ваше, - говорит Прокопьич, - было бы сказано. Буду учить, только
бы к ответу не потянули.
- Тянуть некому. Одинокий этот парнишка, что хочешь с ним делай, - отвечает
приказчик.
Пришел Прокопьич домой, а Данилушко около станочка стоит, досочку
малахитовую оглядывает. На этой досочке зарез сделан - кромку отбить. Вот
Данилушко на это место уставился и головенкой покачивает. Прокопьичу
любопытно стало, что этот новенький парнишка тут разглядывает. Спросил
строго, как по его правилу велось:
- Ты это что? Кто тебя просил поделку в руки брать? Что тут доглядываешь?
Данилушко и отвечает:
- На мой глаз, дедушко, не с этой стороны кромку отбивать надо. Вишь, узор
тут, а его и срежут. Прокопьич закричал, конечно:
- Что? Кто ты такой? Мастер? У рук не бывало, а судишь? Что ты понимать
можешь?
- То и понимаю, что эту штуку испортили, - отвечает Данилушко.
- Кто испортил? а? Это ты, сопляк, мне - первому мастеру!.. Да я тебе такую
порчу покажу... жив не будешь!
Пошумел так-то, покричал, а Данилушку пальцем не задел. Прокопьич-то, вишь,
сам над этой досочкой думал - с которой стороны кромку срезать. Данилушко
своим разговором в самую точку попал. Прокричался Прокопьич и говорит вовсе
уж добром:
- Ну-ко, ты, мастер явленый, покажи, как по-твоему сделать?
Данилушко и стал показывать да рассказывать:
- Вот бы какой узор вышел. А того бы лучше - пустить досочку поуже, по
чистому полю кромку отбить, только бы сверху плетешок малый оставить.
Прокопьич знай покрикивает:
- Ну-ну... Как же! Много ты понимаешь. Накопил - не просыпь! - А про себя
думает: "Верно парнишка говорит. Из такого, пожалуй, толк будет. Только
учить-то его как? Стукни разок - он и ноги протянет".
Подумал так да и спрашивает:
- Ты хоть чей, экий ученый?
Данилушко и рассказал про себя.
Дескать, сирота. Матери не помню, а про отца и вовсе не знаю, кто был.
Кличут Данилкой Недокормышем, а как отчество и прозванье отцовское - про то
не знаю. Рассказал, как он в дворне был и за что его прогнали, как потом
лето с коровьим стадом ходил, как под бой попал. Прокопьич пожалел:
- Не сладко, гляжу, тебе, парень, житьишко-то задалось, а тут еще ко мне
попал. У нас мастерство строгое. Потом будто рассердился, заворчал:
- Ну, хватит, хватит! Вишь разговорчивый какой! Языком-то - не руками -
всяк бы работал. Целый вечер лясы да балясы! Ученичок тоже! Погляжу вот
завтра, какой у тебя толк. Садись ужинать, да и спать пора.
Прокопьич одиночкой жил. Жена-то у него давно умерла. Старушка Митрофановна
из соседей снаходу у него хозяйство вела. Утрами ходила постряпать, сварить
чего, в избе прибрать, а вечером Прокопьич сам управлял, что ему надо.
Поели, Прокопьич и говорит:
- Ложись вон тут на скамеечке!
Данилушко разулся, котомку свою под голову, понитком закрылся, поежился
маленько, - вишь, холодно в избе-то было по осеннему времени, - все-таки
вскорости уснул. Прокопьич тоже лег, а уснуть не мог: все у него разговор о
малахитовом узоре из головы нейдет. Ворочался-ворочался, встал, зажег
свечку да и к станку - давай эту малахитову досочку так и сяк примерять.
Одну кромку закроет, другую... прибавит поле, убавит. Так поставит, другой
Ильин Андрей
Конюшевский Владислав
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк