эстрады.
фирменной эмблемой: крылатый глаз. Шеренги городовых, прикрывшись щитами,
пошли в медленное наступление. Толпа на Татарах уже кипела в хаотическом
движении. Бухнули подряд три взрыва. Поднялся в вечернее небо клубящийся пар
загоревшегося бензина.
на набережной бушует массовая драка, и различила, что дерутся друг с другом
три молодежные банды:
с серпом-молотом на груди и парни в престраннейших одеяниях, то ли кимоно,
то ли черкесках с газырями и с волчьими хвостами за спиной. Драка явно была
нешуточная: мелькали бейсбольные биты, пролетали бутылки с горючей Смесью,
"молотовский коктейль"...
наступали шеренги полиции, поблескивали в последних солнечных лучах
пластмассовые щиты.
Николаевич. -- Насколько я понимаю, на митинг "яки" напали с двух сторон,
очень справа и очень слева. "Молодая Волчья Сотня", если не ошибаюсь, с
одной стороны, и "Красный Фронт" -- с другой. Наши официанты, как видишь, на
стороне "яки", потому что они и сами настоящие яки. Между прочим, мой внук
тоже стал активистом "яки". Не исключено, что и он там бьется за идею новой
нации.
этого вечера на набережной. Чувствую себя все лучше и лучше.
проговорил Арсений Николаевич.
Париже, я недавно сам видел на Елисейских Полях. -- Подражая "француженке",
он взгромоздился на свой стул и посмотрел из-под руки. -- Кажется, затихает,
-- сказал он через несколько минут. -- Идет на спад. Сгорела пара
автомобилей, выбиты несколько витрин. Вижу смеющиеся лица. Полиция оттесняет
парней на пляж. Ну, началось-- купание! Чудесно!
глазам своим не верил. Старикан Бакстер, почти его ровесник, подошел к
вытянувшейся на стуле молодой стройной даме и взял ее за локоть. Вполне
бесцеремонно, черт возьми. Всегда все-таки были хамами эти американцы нашего
поколения. Подходит к утонченной, изящной даме и берет ее за локоть, словно
девку. Вот сейчас он получит достойный афронт, вот посмеюсь над дубиной.
красная, вся лучиками пошла, и нос как картофелина. Они сели за стол. Таня
вопросительно подняла брови. Старикан вынул из кармана записную книжку
крокодиловой кожи, потом старомодный, наполовину золотой "монблан", черкнул
что-то в блокноте и, отечески улыбаясь, подвинул его Тане.
вопросительный знак. Посмотрела в лицо старику. Голубенькие детские глазки.
поставила над ней жирную трешку.
"Монбланом" нули -- для пущей важности -- и встала.
рукой на гостиницу. -- Или яхта? -- Он показал рукой на порт.
по-английски спросила почти правильно, и волосы небрежно отмахнула,
аристократка секса, но внутри у нее все тряслось -- ну и ну, ну, ты даешь,
Татьяна!
сюда, вполне комфортабельное плавучее местечко. Жестом он показал Арсению
Николаевичу, что позвонит позже, взял под руку чудесную "француженку", и они
пошли к порту по плитам набережной, на которых еще остались следы недавней
битвы -- клочки порванных лозунгов и маек, бейсбольные биты и разбитые
бутылки.
горечи. Давно уж за свою долгую жизнь, в которой чего только не было,
казалось, должен был избавиться от идеализации женщин, но вот, оказывается,
и сейчас досадно, горько, да и противно, пожалуй, даже немного и противно,
что эта женщина с таким милым лицом оказалась дешевкой, тут же пошла с
незнакомым стариком, будет сейчас делать все, что развратный Бак ей
предложит, а ведь на профессионалку не похожа...
за "Учан-Су", пошел через площадь к паркингу, сел в свой старый открытый
"бентли" и поехал в Артек, где сейчас имела место "пятница у Нессельроде".
ряду в закатную темно-синюю бездну к подножию Аю-Дага, где в этот час уже
зажигались огни одного из самых старых аристократических поселков
врэвакуантов. Лучников-старший на "пятнице у Нессельроде"! Он давно уже стал
манкировать традиционными врэвакуантскими салонами, имитирующими "нормальную
русскую светскую жизнь". Давно уже, по крайней мере пару десятилетий назад,
стала чувствоваться в этих "средах", "четвергах" и "пятницах" нестерпимая
фальшь: на Острове создавалось совсем иное общество, но в замкнутом мирке
врэвакуантов все еще поддерживался стиль и дух серебряного века России. Его
уже и приглашать перестали, то есть не напоминали, но обижались до сих пор
-- экий, мол, видите ли, международный европейский этот Лучников, гнушается
русской жизнью. Трудно было не стать космополитом на такой космополитической
"плешке", как Остров Крым, но находились, однако, "мастодонты", как их
называл Андрей, которые умудрялись поддерживать в своих домах из поколения в
поколение выветривающийся дух России. Таким был старый Нессельроде, член Вр.
Гос. Думы от монархистов, совладелец оборонного комплекса заводов в Сиваше.
Как-то вы оторвались от нашего общества. Почему бы вам не заехать как-нибудь
на нашу "пятницу" в Артек? Были бы счастливы, если бы и Андрей Арсениевич
вам сопутствовал... У нас сейчас, знаете ли, вокруг Лидочки группа молодежи,
и ваш сын, так сказать, едва ли не кумир в их среде... Эти, знаете ли, новые
идеи... не доведут они до хорошего нашу армию... но что поделаешь, и нам
отставать нельзя:
только лишь "нашу Русскую Временно Эвакуированную Армию", "нашу Базу
Эвакуации"...
думал ими воспользоваться, тем более что островные сплетни донесли, что
дамочки Нессельроде нацелились на холостяка Андрея.
Артек, признаваясь себе, что делает это из-за какого-то смехотворного
протеста перед современной аморальностью, когда циничный богач без лишних
слов покупает молодую изящную даму... Как все это пошло и гнусно... лучше уж
хоть на минуту, хоть фиктивно, хоть фальшиво окунуться в век минувший...
необычное возбуждение. В глубине гостиной великолепный пианист Саша Бутурлин
играл пьесу Рахманинова. Это было традицией. Существовала легенда, что
Рахманинов, бывая в Крыму, останавливался только у Нессельроде. Если не было
профессиональных пианистов, сама мадам Нессельроде садилась за инструмент и
играла с экспрессией, временами обрывала игру, как бы погружаясь в страну
грез или даже, как говорили полушепотом, в страну воспоминаний. В креслах
сидели старики в генеральских мундирах и в партикулярном платье. В смежном
салоне -- среднее поколение, финансисты и дамы играли в бридж. На открытой
веранде смешанное общество, преимущественно молодежь, общались уже в
современном стиле -- стоя, с коктейлями. Там был буфет. Вот там-то, на
веранде, над морем, и царило, как сразу заметил Арсений Николаевич,
необычайное оживление.
оказано чрезвычайное внимание, но отнюдь не столь чрезвычайное, как он
первоначально предполагал. Михаил Михайлович, роскошный, во фраке, раскрыл,
конечно, объятия, и Варвара Александровна предоставила все еще великолепную
руку для поцелуя, но оба супруга выглядели взволнованными и даже
растерянными.
сегодня самым невероятным образом. Костю, младшего сына Нессельроде,
привезли из Ялты сильно побитого, в разорванной -- вообразите -- одежде, да
и одежда, представьте, Арсений Николаевич, какая-то варварская-- джинсы и
майка со знаками этих невозможных "яки".
именно, и. это совершенно невозможно, Арсений Николаевич, чтобы юноша из
хорошей семьи ввязывался в грязные уличные истории. И вот вы, Арсений
Николаевич, приехали к нам сегодня так неожиданно, но очень кстати. Но
почему же "кстати", позвольте узнать, милая Варвара Александровна. Какое же,
позвольте, я имею отношение к??. Ах, Боже мой, excuse moi, самое прямое.
Арсений Николаевич, как это ни печально, но именно ваш внук Антон...
простите, но именно всеми нами любимый ваш Тоша и вовлек нашего Костеньку в
это дикое движение "яки-национализма", он его сегодня и потащил на Татары.
Мы прочим Костеньке дипломатическое поприще, но это, вы понимаете, не
вяжется с уличными потасовками. Да ведь это и опасно для жизни в конце
концов... Там была "Волчья Сотня".
хулиганы из "Красной Стражи". Сбежалась всяческая шваль -- и просоветчики, и
прокитайцы, и младотурки уже ехали, но, к счастью, опоздали. Я звонил
полковнику Мамонтову в ОСВАГ и завтра же буду ставить вопрос на думской
фракции. Вот вам первые цветочки нашего пресловутого ИОСа, ягодки будут
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Куликов Роман
Распопов Дмитрий
Шилова Юлия