то, мой милый, Себастьян и завел себе этого нового дружка. Как вам его
описать. Он похож на швейцара из "Теней" -- такой здоровенный немец, служил
в Иностранном легионе. Выдрался оттуда, отстрелив себе большой палец на
ноге. Нога у него до сих пор не зажила. Когда Себастьян с ним познакомился,
он был зазывалой при одном из заведений Касбы и умирал с голоду Себастьян
привез и поселил его у нас. И это было смертоубийственно. Ну и тогда я
подался обратно, в старую добрую Англию В старую добрую Англию,-- повторил
он, обводя широким жестом негров, играющих в кости у наших ног, Мулкастера,
уставившегося перед собой бессмысленным взглядом, и хозяйку дома в пижаме,
которая подошла к нам познакомиться.
вообще, откуда взялось все это белое отребье? Может быть, я попала в чужой
дом?
случиться.
Флоренс Миллз согласится спеть? Мы с вами встречались,-- добавила она,
обращаясь к Антони.
нравятся.
нас,-- остроумно будет, если дать пожарную тревогу?
Французское Марокко,-- продолжал Антони.-- Когда я уезжал, у них были
неприятности с танжерской полицией. Маркиза со дня моего приезда
положительно не дает мне ни минуты покоя. Хочет, чтобы я как-нибудь с ними
связался. Ах, как ей сейчас, бедняжке, худо приходится. Чем доказывается,
что справедливость на земле все-таки существует.
устремились в соседнюю комнату.
типом. Барышня, которая меня сюда привела.
а?
блестящих касках смешались с толпой гостей.
окунал под Меркурия.
сумел достичь того, к чему так простодушно стремился,-- в заведениях этого
рода он пользовался известностью и любовью. В последнем из них нас с ним
обуял пламенный патриотизм.
воевать в эту войну. Воевали другие ребята и полегли миллионами. А мы нет.
Мы им покажем. Покажем павшим героям, что тоже можем воевать.
сплотиться вокруг родины в тяжелый час испытаний.
свои ребята. Все состоят у "Брэтта".
Медоузу, который командовал летучим отрядом по охране поставок провизии в
беднейших кварталах Лондона. Сначала мое имя было внесено в списки
Оборонного корпуса; потом с меня взяли присягу в верности и выдали шлем и
дубинку; потом меня выдвинули в члены клуба "Брэтт" и провели вместе с
другими новобранцами на специально для того созванном заседании комитета.
Потом мы неделю просидели в боевой готовности у "Брэтта", трижды в сутки
выезжая в грузовике на сопровождение молочных фургонов. В спину нам
улюлюкали, иногда швыряли отбросы, но лишь один раз нам довелось участвовать
в военных действиях.
телефону, вернулся Билл Медоуз в самом приподнятом настроении.
что надо!
через улицу был натянут стальной трос, на мостовой лежал перевернутый
грузовик, а рядом с ним--одинокий полисмен, на которого наседала с кулаками
и пинками группка каких-то юнцов. По обе стороны от этого центра
беспорядков, на довольно почтительном расстоянии, начали собираться
враждующие силы. Неподалеку от того места, где мы выгрузились, на тротуаре
сидел второй полисмен, пострадавший, он держался руками за голову, и из-под
пальцев текла кровь; его окружало несколько сочувствующих; по ту сторону
троса враждебно сгрудились молодые докеры. Мы жизнерадостно ринулись в
атаку, освободили из окружения полисмена и устремились на главные силы
противника, но вместо этого столкнулись с делегацией местных священников и
деятелей муниципалитета, прибывших одновременно с нами с другой стороны,
дабы воздействовать уговорами. Они были нашими единственными жертвами, ибо
едва только мы успели сбить их с ног, как раздался крик "Спасайся! Полиция!"
-- и у нас за спиной, скрежеща тормозами, остановился грузовик с
полицейскими.
(из которых только один пострадал серьезно), потом некоторое время
патрулировали окрестные переулки, откровенно -- хотя и тщетно -- нарываясь
на неприятности, и наконец возвратились к "Брэтту". Назавтра Всеобщая
забастовка кончилась, и повсюду в стране, кроме районов угледобычи, жизнь
вошла в свою колею. Словно страшный зверь, о чьей свирепости ходили давние
слухи, вышел на час из своего логова, учуял опасность и убрался восвояси.
Ради этого не стоило приезжать из Парижа.
Кемдентауне престарелая вдовица уронила ему на голову цветочный горшок.
Она позвонила и передала, что ее мать очень просит меня к ним заехать.
Марчмейн-хаус в первое же утро мира. В прихожей я едва не столкнулся с
уходившим сэром Адрианом Порсоном; он закрывал лицо носовым платком, ощупью
ища трость и шляпу; он был в слезах.
Она пожала мне руку с сердечностью и удрученностью, которые были для меня в
ней непривычны; в сумраке дома она казалась привидением.
знаю, сможет ли она теперь, после всего, вас видеть. Она только что
попрощалась с Адрианом Порсоном, и это ее утомило.
нас в любую минуту. Она так слаба. Пойду спрошу сиделку.
библиотеке никогда не проводили время -- это была единственная некрасивая
комната на оба дома. В викторианских дубовых шкафах стояли тома Хэнсарда и
устаревшие энциклопедии, которые десятки лет никто не открывал; непокрытый
стол красного дерева был словно предназначен для каких-то заседаний; вся
комната казалась нежилой, как общественное помещение; за окном был виден
газон, ограда, тихий переулок.
часами. Я сама вам передам все, что она хотела. Только пойдемте куда-нибудь
отсюда. Терпеть не могу эту комнату.
накрывали к обеду, и мы сели в кресла по o6ej стороны камина. Пурпур и
золото стен бросили свои отсветы на Джулию, и она уже не казалась такой
призрачно-бледной.
своей резкости в последнем разговоре с вами. Она, часто об этом говорит.
Теперь она знает, что это была ее ошибка. Я не сомневаюсь, что вы все тогда
поняли и не придали значения, но мама подобные вещи себе не прощает -- она
редко делала такие ошибки.
видеть. Не знаю, осуществимо ли это. Как вы считаете?
который у нас был, но не получили ответа. Он, может быть, еще успел бы
повидать ее. Я сразу подумала о вас как о единственной надежде, когда
узнала, что вы в Англии. Вы поищете его? Это беззастенчивая просьба, но я
думаю, Себастьян бы тоже этого хотел, если бы узнал.