Коди выиграл сорок и гордо распихал их маленькими банкнотами по своим
карманам --
бесплатном месте прямо около рельсов железнодорожной ветки, и я говорю,
"Хорошее место, можешь теперь каждый раз оставлять здесь машину без
проблем", потому что теперь, раз выиграв, он наверняка станет приезжать сюда
каждый день --
через шесть месяцев это будет Мерседес-Бенц -- ну или хотя бы микроавтобус
Нэш Рамблер для начала"
машину и возвращаемся назад, и видя маленький подернувшийся уже вечерним
багрянцем на фоне тихоокеанской белизны город, мне вспоминается как
выглядела гора Джек в высокогорных сумерках и как утес у нее на вершине
подкрашивался краснотой до самого заката, и потом еще немного оставалось на
вершине и там где земля закругляется за горизонт, и тут забитую машинами
улицу перед нами переходит кто-то с маленькой собачонкой на поводке и я
говорю "Маленькие щенята Мексики так счастливы - "
ерунде, но все-таки в прошлом году я упустил свою систему, ставил как попало
и продул пять тысяч долларов -- теперь ты понимаешь почему я это делаю?"
но мы сделаем это!" и Рафаэль улыбается мне одной из своих редких
полуискренних усмешек. "Но теперь я тебя понимаю, я знаю тебя теперь,
Померэй, ты искренний -- ты действительно хочешь выиграть -- я верю тебе --
я знаю что ты современный ужасающий брат Иисуса Христа, я просто не хочу
зависать не на тех играх, это все равно как зависать не на той поэзии, не на
тех людях, не на тех идеях!"
чувак", говорит он, пронзительно грустно и серьезно. "Ты! Дулуоз! Я вижу в
чем твои те идеи, ты шатаешься по Скид Роу и пьянствуешь с бродягами, эх,
мне бы такое и в голову не пришло, зачем навлекать на себя убожество? Пусть
слабый умрет. -- Я хочу сделать деньги. Я не хочу говорить Ох Ах Эх я
запутался, Ох Ах я потерялся, я не потерялся еще -- и я попрошу Архангела
чтобы он помог мне победить. Хе! -- Сверкающий Посланник слышит меня! Я
слышу его трубу! Эй Коди, это та ра таратара тара -- это чувак с длинным
тромбоном который играет перед началом каждого забега. Ты врубаешься?"
дождался того чего хотел -- теперь они друзья и все споры позади -- это
случилось -- теперь у каждого из них рассеялись все сомнения -- А что
касается меня, у меня все вызывает восхищение потому что два месяца я пробыл
в заточении под открытым небом и все происходящее радует и захватывает меня,
это мое снежное видение световых частиц проникающих в самую суть вещей,
проходящих сквозь все -- я чувствую Стену Пустоты -- И естественно я рад что
Коди с Рафаэлем подружились, ведь это так связано с тем ничто которое суть
все, и мне не нужно даже защищаться отсутствием суждения о Вещах вынесенным
Отсутствующим Судьей который создал этот мир не создавая ничего.
домой и рассказать жене о том что выиграл, и мы с Рафаэлем идем в сумерках
пешком по Грант Стрит, потом нам в разные стороны, но сначала мы хотим
видеть чудовищное столпотворение Маркет Стрит. "Я понял что ты имел в виду
Джек когда хотел чтобы я увидел Коди на скачках. Это было очень здорово, мы
опять поедем туда в пятницу. Слушай! Я пишу новую великую поэму - " и вдруг
видит цыплят в ящиках внутри темной китайской лавки "смотри, смотри, они все
умрут!" Он останавливается на улице. "Как мог Бог создать мир таким?"
что-то белеется, "бьющиеся голуби -- все маленькие голуби умрут"
животных.
пришепетывая, и Саймон тоже говорит странно с русским акцентом, мы оба
немножко заикаемся -- Рафаэль никогда не заикается --
давно открыты. И мне не нравится и мне плевать -- Ох Джек", внезапно гримаса
искажает его лицо при виде этих птиц там в темной уличной лавке, я не знаю
случалось ли прежде чтобы кто-нибудь чуть не расплакался перед витриной
чайнатаунской мясной лавки, и кто бы еще мог сделать это, разве что
какой-нибудь тихий святой типа Дэвида Д`Анжели (с которым мы скоро
встретимся). И эта рафаэлевская гримаса почти заставляет расплакаться меня,
я все понимаю, я страдаю, все мы страдаем, люди умирают у нас на руках, это
невыносимо и все же надо двигаться дальше будто ничего такого не происходит,
правда? Правда, читающие это?
жужжащей суматохе его старого дома "Под потолком у нас сушились на
растянутых веревках красные перцы, моя мать прислонилась к обогревателю, моя
сестра сошла с ума" (так он рассказывал это сам) -- Над его юностью сияла
луна и теперь Смерть Голубей смотрит ему в лицо, вам в лицо, мне в лицо, но
милый Рафаэль хватит довольно -- Он просто маленький ребенок, я вижу это по
тому как иногда в середине разговора он выключается и вдруг засыпает,
оставьте младенца в покое, я старый охранитель этого собрания нежных
младенцев -- И Рафаэль будет спать под покровом ангельским и эта черная
смерть не станет частью его прошлого нет (предрекаю я) она будет ничем,
пустотой -- Ни предназнаменований, Рафаэль, ни слез? -- поэт должен плакать
-- "Эти маленькие зверьки, их головы будут отрублены птицами", говорит он --
опиум мира -- лучший из опиумов Персии -- все его имущество это матрас на
полу, и портативное радио Трэвлер, и его писания под этим матрасом -- и
сан-францискский Кроникл описал бы это как притон бедности и порока"
руками, "Джек, ты -- великий!" имея ввиду что я великий писатель, после того
как я сказал Ирвину что чувствую себя облаком потому что все лето наблюдал
их в Одиночестве и теперь стал облаком сам.)
о зарезанных свиньях и мертвых цыплятах в тазу - "
Монстр и для начала разглядываем афиши на стене "Это дурацкий фильм, я не
хочу на него", говорит Рафаэль. "Здесь нет настоящих чудовищ, нарисован
какой-то наряженный в костюм космический тип, а я хочу видеть чудовищных
динозавров и зверей других миров. Кому охота заплатить пятьдесят центов за
то чтобы посмотреть на парней с автоматами и приборами -- и девицу в
чудо-поясе нашпигованном всякими штуками[98]. Э, сваливаем отсюда. Я иду
домой". Мы ждем его автобуса и он уезжает. Завтра вечером мы встретимся на
званом обеде.
замечательный день. И вечер не менее замечательный, и тоже непонятно почему.
Пружинящий тротуар раскручивается у меня под ногами. Я прохожу мимо старых
забегаловок с музыкальными ящиками куда я раньше захаживал чтобы поставить
на ящик[99] Лестера, выпить пивка и поболтать с чуваками, "Эй! Че ты тут
делаешь?" "С Нью-Йорка я", произнося это как Нью-Йак, "Из Яблока!" "Точно,
из Яблока" "Даун Сити!" "Даун Сити!" "Бибоп Сити!" "Бибоп Сити!" "Ага!" -- и
Лестер играет "В маленьком испанском городишке", ах какие ленивые деньки
проводил я на Третьей улице, сидя в солнечных переулочках и попивая вино --
иногда болтая -- все те же самые старые и самые чудные в Америке чудаки
хиляют мимо, с длинными белыми бородами и в рваных костюмах, таща маленькие
жалкие пакетики с лимонами -- Я прохожу мимо своей старой гостиницы, Камео,
где всю ночь стенают скид-роудские алкаши, их голоса слышны в темных
увешанных коврами холлах -- и все такое скрипучее -- во времена конца света
никому ни до чего нет дела -- там я писал большие поэмы на стене, что-то
вроде:
иду вдоль по улице счастливый -- Заняться мне больше нечем -- И броди я
сейчас по своему дворику в горах, я был бы не менее чужим чем идя по
городской улице -- Или не более чужим -- Какая разница?
типографское оборудование фирмы напоминают мне отца и я говорю "Бедный Па" -
и действительно чувствую и вспоминаю его сейчас, будто он здесь, будто это
его влияние -- Хотя такое или сякое влияние, все это неважно, все это в
прошлом.