Какое корневище можно вырастить, если не воспримать как родных и умер-
ших, и даже выдуманных?!
нем левом веке. Он раскрыл журнальчик, стараясь не провоцировать тик ми-
ганием.
отекать... Оглушенный ударом сзади... Лизать черные закоптелые со-
сульки..."
недоумением) оглядел стены, столы, летучую мышку-выдавальщицу, - мир,
слава богу, еще притворялся скромным и будничным. И ты еще хочешь внима-
ния к хитроумным утонченностям твоего дара, когда поэт ошеломляющего та-
ланта, погибающий от холода, завшивевший, слизывает копченые сосульки
собственных испарений, карабкается на четвереньках по доске, как
обезьяна, чтобы стать галочкой в каком-то государственном документе, - и
небеса не покачнулись, и очки не дрогнули на милом носике этой летучей
мышки. Вот чего стоит талант в этом мире!
гость?..
стержни, мельтешившие под ногами, пока не понял, что это тени чужих ног.
Приходилось еще и пореже мигать, чтобы не возбуждать тик, пореже дышать,
чтобы поменьше кололся невесть откуда взявшийся гвоздь, упершийся остри-
ем во внутреннюю сторону грудной клетки, пониже ключицы.
но - непроницаемая мгла окружала со всех сторон. "Лида, Лида", - попы-
тался он оживить себя, но - перед Лидой нужно было предстать уверенным,
ироничным, а даже подумать было страшно о прикосновении к ободранной ко-
же хоть какой-нибудь маски...
есть только конура... Наталья - она и в охлаждении теплая... И Шурка -
вторая и последняя попытка Сабурова произвести на свет нормального чело-
века - еще не утратил миссионерского порыва нести прекрасное в дворовые
массы юных Сидоровых... И Аркаша уже два раза переоделся, придя из шко-
лы...
сад", к классицистской ротонде, где Лида бросилась ему на шею, доставив
неведомым Натальиным доброжелателям маленькое, но вещественное доказа-
тельство. Не нарушая собственной оцепенелости, Сабуров подивился, что
ротонда заполнена людьми. Вокруг были натянуты привычнейшие кумачовые
плакаты - привычнейшими белыми буквами были выведены непривычнейшие ве-
щи: "Многопартийность - залог демократии!", "За ненасильственную плюра-
лизацию! Нет одной наилучшей идеологии, нет одной наилучшей нации! Миру
нужна множественность!" Как же! Разнообразие - враг блаженной несомнен-
ности.
городскими властями под местный Гайд-парк, и вгляделся повнимательнее.
На ступеньках ротонды, превращенной в эстраду, стоял человек в замшевой
кепке с очень домашнего вида микрофончиком в руках, на колоннах были
подвешены тоже очень домашние колонки, наделявшие всех выступавших сифи-
литической гнусавостью. Мертвенно бледный - самым живым на его лице был
блеск очков, - оратор лихорадочно гнусавил по амбарной книге, с такою
быстротой переворачивая ее страницы, словно на каждой из них было не
больше двух-трех слов:
мое следствие марксистско-ленинского учения...
рые, покуда дитя дремлет, готовы слушать хоть ангела, хоть аггела. Слу-
шали с непроницаемыми лицами, опасаясь попасть впросак каким-нибудь нев-
попад выраженным чувством. Но когда оратор захлопнул книгу и, выкрикнув:
"Нельзя верить никаким подачкам сверху!", ни на кого не глядя, быстро
прошагал сквозь толпу - вслед ему поаплодировали.
обращал внимания, да и они ни на кого. В руководящей группе на эстраде
Сабуров заметил мужественно седеющего Моржа, учившего его коллег пи-
таться святым духом, - в нынешней терминологии биополем. Пара мужичков
потешалась, как в цирке, виднелось несколько откровенно хулиганских фи-
зиономий.
гундосил смиренный старичок: съезди, мол, мне в рожу - только руки зря
отобьешь! Но есть же и до сих пор святые, готовые распинаться перед тре-
мя десятками невесть кого...
оберегать от правды идеалы (несомненность) и веру (безмыслие), но апло-
дировали решительно всем. Точнее, тем из них, кто говорил о каких-то
надчеловеческих механизмах: иисусистого волосатика, пытавшегося сказать
что-то о доброте и бескорыстии, почти что освистали: все это было из
"Обществоведения".
коголическая, прореженно растрепанная голова над черной спецовкой (четы-
ре рубля вместе со штанами), злорадно-юродивая улыбка с недостачей при-
мерно половины зубов.
сильственными методами действуют наши плюралисты!
очень серьезно предупреждает в микрофон:
все желающие могут получить их спокойно.
реженной злорадно-юродивой улыбкой застывает на ступенях с плакатом на
шее: "Эти сторонники свободы слова уже три месяца не дают мне выступить
в защиту Линии партии".
ворил напористо и сердито.
чит, может меня эксплуатировать?
то единственный реальный признак эксплуатации - твое внутреннее ощуще-
ние. Все решается мнением, да, мнением народным...Как хорошо, когда тебя
эксплуатируют, когда ты хоть кому-то нужен...
рабочий контроль!
Да, конечно, только благодаря рабочему или феодальному контролю написана
формула "E=mc2" и стихотворение "Не дорого ценю я громкие права..."
переместился от ключицы к соску, а веко на мигание отвечало вибрацией
уже через раз.
ковицы с огромными синими глазищами, мудрые старцы с серебряными борода-
ми и васильковыми беззлобными глазками, - а внизу были расставлены
сильно увеличенные фотографии типажей из "Андрея Рублева" (отрешенный
живописец наружностью приближался скорее к персонажам Тарковского, неже-
ли к собственным).
превозносимый Тарковский - а вот какой он в глазах художника-патриота! -
покрикивал, прохаживаясь вдоль галерейки тигриной поступью, еще один
персонаж Тарковского, в котором Сабуров, к вялому удивлению своему, уз-
нал молодого писателя, автора уже переизданного "Роман-газетой" романа
об оленеводах, хулимого снобами, но любимого народом. "Народ" для этих
ребят - это те, кому они не завидуют. А вот Сабуров бросился за помощью
не к темным, а к бессмертным - и пожалуйста, достукался: среди бессмерт-
ных ему уже уютнее, чем среди смертных. Зачем только, сделавшись тенью,
он все еще бродит среди живых?
на них у художника-патриота!
кривыми ножами выковыривали небесно-синие полуприкрытые очи павшего ви-
тязя. Живопись была ученическим подражанием Нестерову (в ликах) и Рериху
(в пожарищах).
чтобы "Огонек" раздувал значение Тарковского, а наш согрбжданин прозябал
в безвестности? Кому выгодно уничтожение нашей русской тайги, наших
русских сибирских рек, за которые Ермак платил русской кровушкой?
нос, то этой кровью он лишь освятил захват. И кому выгодно, чтобы из
кустиков тянуло дохлой кошкой? Не может же быть, чтоб это случилось само
собой!
ние" общей площадью с диванный матрац. На каждой трети славянской вязью
была выведена фамилия художника: Шевардин.
бурой крови, где плавали храм Христа-спасителя и еще какие-то кресты,
луковки и маковки, - вокруг стола, на котором светился Кремль и собор
Василия Блаженного, восседали четыре жирных еврея в ермолках (каждый был
вылитый, только разжиревший режиссер Товстоногов), нацелившись на Крас-
ную площадь столовыми ножами. На это безобразие скорбно смотрела покач-
нувшаяся, но прекрасная статуя Сталина.