Чтение 42–й страницы книги ~Три товарища~

Рядом со мной сидела женщина с надломленным голосом и что-то говори-
ла. Ей нужен был партнер на одну ночь, какой-то кусочек чужой жизни. Это
подстегнуло бы ее, помогло бы забыться, забыть мучительную ясную правду
о том, что никогда ничто не остается, ни "я", ни "ты", и уж меньше всего
"мы". Не искала ли она, в сущности, того же, что и я? Спутника, чтобы
забыть одиночество жизни, товарища, чтобы как-то преодолеть бессмыслен-
ность бытия?

- Пойдемте к столу, - сказал я. - То, что вы хотите... и то, чего хо-
чу я... безнадежно.

Она взглянула на меня и вдруг, запрокинув голову, расхохоталась.

Мы зашли еще в два-три ресторана. Бройер был возбужден, говорлив и
полон надежд. Пат притихла. Она ни о чем не спрашивала меня, не делала
мне упреков, не пыталась ничего выяснять, она просто присутствовала.
Иногда она танцевала, и тогда мне казалось, что она скользит сквозь рой
марионеток и карикатурных фигур, как тихий, красивый, стройный кораблик;
иногда она мне улыбалась.

В дремотном чаду ночных заведений стены и лица делались серо-желтыми,
словно по ним прошлась грязная ладонь. Казалось, что музыка доносится
из-под стеклянного катафалка. Лысоголовый пил кофе. Женщина с руками,
похожими на ящериц, неподвижно смотрела в одну точку. Бройер купил у ка-
кой-то измученной от переутомления цветочницы розы и отдал их Пат и двум
другим женщинам. В полураскрытых бутонах искрились маленькие, прозрачные
капли воды.

- Пойдем потанцуем, - сказала мне Пат.

- Нет, - сказал я, думая о руках, которые сегодня прикасались к ней,
- нет. - Я чувствовал себя удивительно глупым и жалким.

- И все-таки мы потанцуем, - сказала она, и глаза ее потемнели.

- Нет, - ответил я, - нет, Пат.

Наконец мы вышли.

- Я отвезу вас домой, - сказал мне Бройер.

- Хорошо.

В машине был плед, которым он укрыл колени Пат. Вдруг она показалась
мне очень бледной и усталой. Женщина, сидевшая со мной за стойкой, при
прощании сунула мне записку. Я сделал вид, что не заметил этого, и сел в
машину. По дороге я смотрел в окно. Пат сидела в углу и не шевелилась. Я
не слышал даже ее дыхания. Бройер подъехал сначала к ней. Он знал ее ад-
рес. Она вышла. Бройер поцеловал ей руку.

- Спокойной ночи, - сказал я, не глядя в ее сторону.

- Где мне вас высадить? - спросил меня Бройер.

- На следующем углу, - сказал я.

- Я с удовольствием отвезу вас домой, - ответил он несколько поспешно
и слишком вежливо.

Он не хотел, чтобы я вернулся к ней. Я подумал, а не дать ли ему по
морде. Но он был мне совершенно безразличен.

- Ладно, тогда подвезите меня к бару "Фредди", - сказал я.

- А вас впустят туда в такое позднее время? - спросил он.

- Очень мило, что это вас так тревожит, - ответил я, - но будьте уве-
рены - меня еще впустят куда угодно.

Сказав это, я пожалел его. На протяжении всего вечера он, видимо, ка-
зался себе неотразимым и лихим кутилой. Не следовало разрушать эту иллю-
зию.

Я простился с ним приветливее, чем с Пат.

В баре было еще довольно людно. Ленц и Фердинанд Грау играли в покер
с владельцем конфекционного магазина Больвисом и еще с какими-то партне-
рами.

- Присаживайся, - сказал Готтфрид, - сегодня покерная погода.

- Нет, - сказал я.

- Посмотри-ка, - сказал он и показал на целую кучу денег. - Без вся-
кого блефа. Масть идет сама.

- Ладно, - сказал я, - сдавай.

Я объявил игру при двух королях и взял четыре валета.

- Вот это да! - сказал я. - Видно, сегодня и в самом деле погода для
блефа.

- Такая погода бывает всегда, - заметил Фердинанд и дал мне сигарету.

Я не думал, что задержусь здесь. Но теперь почувствовал почву под но-
гами. Хотя мне было явно не по себе, однако тут все-таки было мое старое
пристанище.

- Дай-ка мне полбутылки рому! - крикнул я Фреду.

- Смешай его с портвейном, - посоветовал Ленц.

- Нет, - возразил я. - Нет у меня времени для экспериментов. Хочу на-
питься, и точка.

- Тогда закажи ликер. Поссорился?

- Глупости!

- Не ври, детка. Не морочь голову своему старому папе Ленцу, который
в закоулках сердца чувствует себя как дома. Скажи "да" и напивайся.

- С женщиной невозможно ссориться. В худшем случае можно злиться на
нее.

- Слишком тонкие нюансы в три часа ночи. Я, между прочим, ссорился с
каждой. Когда нет ссор, значит, все скоро кончится.

- Ладно, - сказал я. - Кто сдает?

- Ты, - сказал Фердинанд Грау. - По-моему, у тебя мировая скорбь,
Робби. И все же не унывай. Жизнь пестра, но несовершенна. Между прочим,
ты великолепно блефуешь, несмотря на всю свою мировую скорбь. Два короля
- это уже наглость.

- Я однажды играл партию, когда против двух королей стояли семь тысяч
франков, - сказал Фред из-за стойки.

- Швейцарских или французских? - спросил Ленц.

- Швейцарских.

- Твое счастье, - заметил Готтфрид. - При французских франках ты не
имел бы права прервать игру...

Мы играли еще час. Я выиграл довольно много. Больвис непрерывно про-
игрывал. Я пил, но у меня только разболелась голова. Опьянение не прихо-
дило. Чувства обострились. В желудке бушевал пожар.

- Так, а теперь довольно, поешь чего-нибудь, - сказал Ленц. - Фред,
дай ему сандвич и несколько сардин. Спрячь свои деньги, Робби.

- Давай еще одну игру.

- Ладно. Но последнюю. С удвоенной ставкой.

- Пусть с удвоенной! - согласились остальные.

Я довольно безрассудно прикупил к трефовой десятке и королю три кар-
ты: валета, даму и туза. С ними я выиграл у Больвиса, имевшего на руках
четыре восьмерки и взвинтившего ставку до самых звезд. Чертыхаясь, он
выплатил мне кучу денег.

- Видишь? - сказал Ленц. - Вот это картежная погода!

Мы пересели к стойке. Больвис спросил о "Карле". Он не мог забыть,
что на гонках Кестер обставил его спортивную машину. Он все еще хотел
купить "Карла".

- Поговори с Отто, - сказал Ленц. - Но мне кажется, что он охотнее
продаст правую руку.

- Не выдумывай, - сказал Больвис.

- Этого тебе не понять, коммерческий отпрыск двадцатого века, - зая-
вил Ленц.

Фердинанд Грау рассмеялся. Фред тоже. Потом хохотали все. Если не
подшучивать над двадцатым веком, то надо застрелиться. Но долго смеяться
над ним нельзя. Скорее взвоешь от горя.

- Готтфрид, ты танцуешь? - спросил я.

- Конечно. Ведь я был когда-то учителем танцев. Разве ты забыл?

- Забыл... пусть забывает, - сказал Фердинанд Грау. - Забвение - вот
тайна вечной молодости. Мы стареем только из-за памяти. Мы слишком мало
забываем.

- Нет, - сказал Ленц. - Мы забываем всегда только нехорошее.

- Ты можешь научить меня этому? - спросил я.

- Чему - танцам? За один вечер, детка. И вот в этом все твое горе?

- Нет у меня никакого горя, - сказал я. - Голова болит.

- Это болезнь нашего века, Робби, - сказал Фердинанд. - Лучше всего
было бы родиться без головы.

Я зашел еще в кафе "Интернациональ". Алоис уже собирался опускать
шторы.

- Есть там кто-нибудь? - спросил я.

- Роза.

- Пойдем выпьем еще по одной.

- Договорились.

Роза сидела у стойки и вязала маленькие шерстяные носочки для своей
девочки. Она показала мне журнал с образцами и сообщила, что уже закон-
чила вязку кофточки.

- Какие сегодня дела? - спросил я.

- Плохие. Ни у кого нет денег.

- Одолжить тебе немного? Вот - выиграл в покер.

- Шальные деньги приносят счастье, - сказала Роза, плюнула на кредит-
ки и сунула их в карман.

Алоис принес три рюмки, а потом, когда пришла Фрицци, еще одну.

- Шабаш, - сказал он затем. - Устал до смерти.

Он выключил свет. Мы вышли. Роза простилась с нами у дверей. Фрицци
взяла Алоиса под руку. Свежая и легкая, она пошла рядом с ним. У Алоиса
было плоскостопие, и он шаркал ногами по асфальту. Я остановился и пос-
мотрел им вслед. Я увидел, как Фрицци склонилась к неопрятному, прихра-
мывающему кельнеру и поцеловала его. Он равнодушно отстранил ее. И вдруг
- не знаю, откуда это взялось, - когда я повернулся и посмотрел на длин-
ную пустую улицу и дома с темными окнами, на холодное ночное небо, мною
овладела такая безумная тоска по Пат, что я с трудом устоял на ногах,
будто кто-то осыпал меня ударами. Я ничего больше не понимал - ни себя,