противнику и тогда от боли он вынужден будет сам повернуться вслед за шеей,
и тогда остается только гнать и гнать побежденного противника. Но и на этот
раз ничего не вышло. И они снова далеко разошлись и, тяжело дыша, издали
поглядывали друг на друга, стараясь не прозевать мгновенье, когда противник
ринется.
чтобы первым на него побежал противник, а потом чуть-чуть, незаметно для
глаз свернув свое направление, всю силу удара сосредоточить не на обоих
рогах противника, а на его левом роге. И тогда, может быть, его шея не
выдержит, и он вслед за ней повернет свое огромное туловище.
своего правого рога середину левого рога противника и с горестной яростью
припомнив про себя: "Мне черепах никто не дарил!!!" -- бросился навстречу.
короткий сухой треск. Левый рог противника обломился и рухнул на землю! Это
было так неожиданно, что тот растерялся и побежал. Широколобый, чувствуя,
что случилось ужасное, неправильное, непоправимое, все-таки сгоряча побежал
за ним и несколько раз боднул его на ходу, пока тот не вломился в
заколюченный лес.
противника. Но не до такой степени. Он даже не знал, что у буйвола может
сломаться рог. Он много раз встречал однорогих коров, иногда быков, но
Однорогих буйволов никогда. Это было ужасно. Он не хотел так унизить своего
противника. Как же ему теперь жить с одним рогом? Это все равно, что усатому
чегемцу жить с одним усом. Широколобый давно заметил, что если уж чегемец
носит усы, то они всегда парные, как рога.
Собака, почуяв рог, подбежала к нему без всякого почтения, как будто это
было дохлая ворона. Ухватившись зубами за обломанный край, она его зачем-то
поволокла за собой, хотя ясно, что буйволиный рог не только собака, даже
медведь не сумеет разгрызть. Конечно, можно было погнаться за ней и отнять у
нее рог, но собака такая мелкая -- унизительно гнаться за ней. Ужас! Ужас!
он подойдет к ней. Очень неуместно. И он не подходил. И она начала пастись,
время от времени удивленно подымая голову и как бы спрашивая: "Почему ты не
подходишь? Разве ты не победил?"
подошел. Он к ней не подошел и на следующий день, хотя она много раз
подымала голову и смотрела в его сторону. Эта дура никак не могла понять,
что ему жалко своего вчерашнего противника, который теперь скорбно пасется в
стороне и из головы его торчит безобразный обломок.
не подходил и никогда рядом с ней не ложился в запруде. Пострадавший буйвол
тоже к ней никогда не подходил. А когда пришло время осеннего гона, она
досталась низкорослому замухрышке, которого издали можно было принять за
черного быка и притом не очень крупного.
подножку, дотянулся до Широколобого и погладил его по шее.
понял, что он выпил, а по голосу его понял, что он жалеет его.
захлопывая дверцу, -- я на этом свете больше не увижу!
него, быстро догнала и распласталась рядом в воздухе. Но и море было где-то
близко, и запах свободы иногда доходил до ноздрей Широколобого.
буйволов и коров вышло на чудесный склон с разновкусицей жирных и сочных
трав. И они поедали и поедали эту траву, постепенно подымаясь, и трава
делалась все лучше и лучше. Рядом с ним паслась буйволица с уже довольно
рослым буйволенком.
когда приходило время гона, он, как и остальные буйволы, делал то, что
положено природой, и тут же забывал буйволицу, с которой свел его случай.
люди. А когда он любил, он не только всех буйволиц, но и всех остальных
животных, даже если они были одной масти, хорошо отличал. Любовь промывала
глаза. А сейчас, поглядывая на буйволицу с буйволенком, не отстававших от
него, он никак не мог припомнить, был он именно с этой буйволицей во время
осеннего гона или с какой другой? Все-таки два года прошло с тех пор.
Странно.
заковылял в сторону буйволенка, как будто был уверен, что Широколобый не
станет его защищать, раз у него такие сомнения.
горестно взревев про себя: "Мне черепах никто не дарил!" -- он ринулся на
медведя, свалил его с ног и прижал к склону.
лапами достать до шеи Широколобого и в самом деле, как граблями, мазанул его
своими страшными когтями. Но сами лапы были настолько ослаблены давящей
силой Широколобого, что глубоко вкогтиться ему в шею он не смог.
умирал. Широколобый не прободал его, а только с неимоверной силой втиснул в
склон.
не унималась. Тогда Широколобый решил разогнаться, проткнуть его рогами и
перекинуть через себя. Только он отпятился, как медведь вдруг замертво
свалился и, безжизненно подскакивая на неровностях склона, покатился вниз.
неожиданно сдох, хотя в нем еще оставалось много вони. И вдруг в самом конце
склона дохлое тело медведя остановилось, бесчестно ожило, отряхнулось и как
ни в чем не бывало закосолапило в чащобу. Перехитрил!
яростно дышал, и воздух с шипеньем выходил из него. И тут вдруг появился
пастух Бардуша с дровами на плече. Он сбросил свою ношу и стал подходить к
Широколобому. Но Широколобый был в такой ярости, что даже его не хотел к
себе подпускать. Почему он забыл про стадо? А что было бы с буйволенком, не
окажись рядом Широколобого?
раны на его шее. Он любил Бардушу. Пастух всегда угощал стадо солью,
взбадривал его криками. Широколобый, конечно, ничего не боялся, но некоторые
буйволицы и все коровы такие робкие, что им приятно, кушая альпийскую траву,
слышать человеческий голос. Мало ли что, если человек подает голос, зверь не
подойдет.
травы. Несколько дней он пролежал у пастушеского балагана. И тогда Бардуша
каждый день приносил ему вязанку веток со свежими, вкусными листьями, и он
ел лежа, потому что встать не было сил. Бардуша выносил ему каждое утро и
каждый вечер из балагана огромный котел лекарственного чая. И Широколобый
лежа выпивал его.
многообразной и жирной травы. Но плохо одно. После сильного града травы и
кусты до того холодеют, что язык перестает чувствовать ядовитость растения
или листика, которую обычно животные хорошо чувствуют. И, если даже случайно
потащат в рот, тут же сбрасывают с языка.
случилось с Широколобым, но он был сильным от природы, и Бардуша спас его.
Широколобый не знал, что старший пастух уже предложил его прирезать, но
Бардуша взялся его вылечить и в конце концов отпоил его своим лекарственным
чаем. И Широколобый никогда не забывал, как далеко приходилось идти Бардуше
за этими вязанками веток со свежими вкусными листьями, которые он ел лежа.
медленно завернул и въехал во двор. Здесь он опять развернулся и задним
ходом подошел поближе к весам, на которых взвешивали принятых животных.
дороги исчезла и появился запах крови. Оказывается, долгая вонь кончается
кровью, подумал он. Да, это был запах крови. Широколобый его хорошо знал,
потому что видел кровь животных, разорванных хищниками, и видел кровь
хищников, разорванных его рогами.
была расположена над морем. И с какой-то странной тревогой Широколобый
ощущал, как в него входят два соленых запаха, запах крови и запах свободы.
беспрерывный неприятный грохот, и из этого неприятного грохота время от
времени вываливался еще более неприятный костяной стук.
между деревней и воняющей дорогой должна быть дорога, которая не воняет. Так
было, когда они выехали из Чегема. Был большой кусок невоняющей дороги.
Значит, перед новой деревней кусок невоняющей дороги должен повториться. Раз
его нет, значит, они еще не в деревне. Тогда где?
спутаны его ноги. Широколобый как-то растерялся, поняв, что раз снимают
веревки, значит, они куда-то приехали, где ему надо будет сходить. Пастух
отбросил снятые веревки и легонько потрепал его по шее. И Широколобому это
сейчас было очень приятно.
время от времени выпадал костяной стук, мучительно напоминающий что-то
знакомое. Здесь было страшно, но рядом с ним был пастух Бардуша, и, значит,
разумная сила человека его оберегает, а ему следует только подчиняться ей.