он тоже, как и все здесь присутствующие, Вениамина любил. И он посмотрел на
него с более близкого расстояния и почесал его за ухом. И:
приглядывали, а он лежал не шевелясь, то ли еще в сознании, то ли уже нет.
сапог Марииных, постелили туда плед и поставили коробку в сумку большую, с
которой Мария обычно к матери ездила в гости, и повезли они в этой сумке
Вениамина еле дышащего и ничего, похоже, не чувствующего. И они приехали в
больницу к началу рабочего дня и в очереди были первыми.
переодевавшуюся в соседней комнате. А осмотрев Вениамина вдвоем и
посовещавшись друг с другом и посоветовавшись, они сделали ему укол
прозерина. И у Вениамина в результате этого укола начались судороги, а из
глаз полились ручьями и потоками слезы. И он стал задыхаться. А врач сказал:
когда она снова его внесла, врач, женщина, сказала:
а она проколола ему большим шприцем живот и выкачала из него три этих шприца
мочи. И сделала еще какой-то укол антибиотика и вколола мочегонное.
в день нужно Вениамина колоть. И Сараев тоже все эти рекомендации слушал и
запоминал. А в конце врач дала Марии с собой бутылочку канамицина и ампулу -
чем его разводить. Сказала:
достанете. - И она посмотрела на Марию с сочувствием, так как на ней совсем
никакого лица не было, и сказала: - А не достанете - позвоните. Я помогу.
аптекам рыскать. Лекарства доставать. Канамицин - антибиотик широкого
спектра действия и лазикс - мочегонное. У нее доставать что-либо всегда
лучше, чем у Сараева, получалось, Сараев этого совсем не умел. И Мария
обмотала Бог знает сколько аптек - и ветеринарную, и человеческих несколько
- и наконец выпросила она в одной из них требуемый канамицин, переплатив за
него втрое, а в другой лазикс она нашла - свободно. И шприцев одноразовых
купила Мария в коммерческом киоске пять штук, предполагая их кипятить и
использовать по три-четыре раза, как советовала ей женщина-врач.
предприятиях неделю в счет очередного отпуска. Без оформления, а просто
договорившись с начальством, что работать она в течение недели не будет, а в
отпуск летом уйдет не на четыре недели, как положено, а на три. И с этим
вернулась Мария домой, про паспорт и про милицию совершенно забыв, и
приступили они к лечению Вениамина и к его спасению. А лечение, значит,
состояло в следующем: во-первых, каждые шесть часов Сараев делал ему укол
канамицина. Он хорошо умел уколы делать. Потому что бабушка Сараева долго
умирала от рака, и он, еще школьником, делал ей обезболивающие уколы и
наркотики. Мать его сама боялась уколы делать, а медсестре платить
приходящей было у них нечем. И он делал бабушке своей умирающей уколы и
научился этому искусству раз и навсегда. Правда, животному труднее укол
сделать - из-за шерсти. И шкура у них, у животных, более плотная, чем кожа у
человека, а жира и мышц гораздо меньше. И колоть поэтому нужно осторожно и
точно, втыкая иголку под определенным углом на четверть ее длины, не глубже.
Вениамина. А Мария держала его, чтобы он не дернулся и не помешал. Он же не
понимал, что во время укола смирно надо лежать и неподвижно. Но Вениамин
хорошо уколы переносил и терпел. Да. А кроме канамицина, раз в день Сараев
ему еще и лазикс колол, чтоб, значит, моча у Вениамина не скапливалась, а
выходила наружу. А все остальное время между уколами Вениамин лежал на
пеленках, Жениных еще и через столько лет пригодившихся. И он ходил под
себя, на эти пеленки, а Мария и Сараев их стирали и меняли на чистые.
в девять часов, и в пятнадцать, и в двадцать один, и в три нужно было делать
Вениамину очередной укол. И Мария, конечно, увидела на Сараеве жилет, когда
снял он при ней свитер впервые, и сказала: - Господи, что это на тебе?
без него ничего не могло произойти плохого благодаря бронированной входной
двери.
что мучают его по необходимости. Единственно только смотрел он прямо в глаза
Марии и Сараеву, а они не выдерживали и отводили, пряча глаза, взгляды.
принимать пищу, а пить он уже и раньше пил. И поел он каши овсяной,
геркулеса. Мария ему сварила негустой каши, добавив в нее вареного мяса, на
мясорубке прокрученного, и он поел этой мясной каши, слизывая ее у Марии с
руки. И воды попил теплой кипяченой. Но под себя ходить Вениамин продолжал,
ничего не чувствуя. Он и хвоста своего не чувствовал, и хвост висел у него
мертвый и парализованный. Правда, врач, Света ее звали, сказала по телефону,
что раз выжил он и до сих пор не умер, все станет на места и образуется.
Только требуется для этого время и терпение.
результате травмы, и все это характерные последствия данного повреждения.
его никаким стрессовым нагрузкам. А у них и так была тишина в квартире
кладбищенская, и даже дети в дни тяжелого состояния Вениамина не шумели, а
вели себя тише воды. И в понедельник, когда прямая опасность для жизни
миновала Вениамина окончательно, Мария пошла на работу, дети - в школу, и с
Вениамином остался Сараев сам, так как ему на работу идти не надо было целых
еще три недели. И все эти три недели он жил у Марии, и утром, когда они,
Мария с детьми, уходили, Сараев готовил какую-нибудь еду на всех и убирал за
Вениамином, и мыл его, и стирал его перепачканные пеленки, делая это без
никаких отрицательных ощущений и чисто механически. Потом около двух часов
дня возвращались из школы дети, и Сараев их кормил, и они либо уходили на
тренировку, либо садились за свои уроки. Потом приходила Мария, и Вениамин
выходил ее встречать к двери, так как он через две недели стал уже
самостоятельно передвигаться по комнате и ходил, чуть вывернув левую ногу и
волоча хвост по полу. И Мария не раздеваясь брала его за передние лапы,
поднимала к лицу и говорила:
первый раз ее видел, и говорил Марии:
доме.
постелена теплая пеленка, а Мария говорила:
защитишь, никто тебя не защитит. А по вопросу двери, говорил, я могу
договориться с Лагиным. И он шел разогревать ужин для Марии, а она тем
временем переодевалась, выкладывала из сумок принесенные продукты и так
далее и тому подобное.
дела, напевая беззвучно свою частушку, и чувствовал себя лишним человеком со
стороны. И с ним ни о чем не разговаривали дети, и Мария говорила с Сараевым
об одном лишь Вениамине и его здоровье, потому что они отвыкли, наверно, от
присутствия Сараева среди них и потребность в тесном с ним общении потеряли.
Даже про паспорт Мария сказала Сараеву в двух беглых словах, что сил уже
нету за ним ходить. Сараев говорит:
рассказывать и делиться с ним своими несчастьями не стала.
жизни, потому что к ней все ходить перестали - и соседи, чтобы звонить, и
знакомые ее. Хотя Сараев слова никому не сказал неприветливого. Но
получалось, что заходили они, видели его, Сараева, в домашнем виде - на
кухне, допустим, у плиты или люстру чинящего с табуретки - и больше не
приходили. Одна Дуся продолжала наносить свои нахальные визиты, как и
прежде. То есть она стучала в дверь в любое время, когда ей
заблагорассудится. И дня три подряд заставая у Марии Сараева, Дуся спросила:
Дуся сказала:
Березин Федор
Махров Алексей
Свержин Владимир
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Маккэфри Энн