меня. Вы же знаете, что мы любим друг друга.
потеряли стыд, было бы другое дело. Но вы беременны бог знает на каком
месяце и думаете, что это все шутки, и вся расплываетесь в улыбках оттого,
что ваш соблазнитель вернулся. У вас нет ни стыда, ни совести.
утешая Фергюсон, я не заметил никакой перемены в ее фигуре.
Ферджи. Не плачьте, добрая моя Ферджи.
вспомню, что с вами случилось. - Она посмотрела на меня. - Я вас ненавижу, -
сказала она. - Она не может помешать мне ненавидеть вас. Вы гнусный коварный
американский итальянец. - Ее нос и глаза покраснели от слез. [215]
так взволнована. Я неблагоразумна. Я сама знаю. Я хочу, чтобы вы оба были
счастливы.
сейчас. Почему вы не женитесь? Да он не женат ли, чего доброго?
разобиделась.
видеть.
так давно мечтала попасть на итальянские озера, и вот что вышло. О! О! - Она
всхлипнула, потом посмотрела на Кэтрин и поперхнулась. [216]
одну, если вы хотите, чтоб я была с вами. Я не оставлю вас одну, Ферджи.
глаза. - Я ужасно неблагоразумна. Пожалуйста, не обращайте на меня внимания.
Теперь, принеся следующее блюдо, она явно испытала облегчение, видя, что все
уладилось.
Ночь в отеле, в нашей комнате, где за дверью длинный пустой коридор и наши башмаки у двери, и толстый ковер на полу комнаты, и дождь за окном, а в комнате светло, и радостно, и уютно, а потом темнота, и радость тонких простынь и удобной постели, и чувство, что ты вернулся, домой, что ты не один, и ночью, когда проснешься, другой по-прежнему здесь и не исчез никуда, - все остальное больше не существовало. Утомившись, мы засыпали, и когда просыпались, то просыпались оба, и одиночества не возникало. Порой мужчине хочется побыть одному и женщине тоже хочется побыть одной, и каждому обидно чувствовать это в другом, если они любят друг друга. Но у нас этого никогда не случалось. Мы умели чувствовать, что мы одни, когда были вместе, одни среди всех остальных. Так со мной было в первый раз. Я знал многих женщин, но всегда оставался одиноким, бывая с ними, а это - худшее одиночество. Но тут мы никогда не ощущали одиночества и никогда не ощущали страха, когда были вместе. Я знаю, что ночью не то же, что днем, что все по-другому, что днем нельзя объяснить ночное, потому что оно тогда не существует, и если человек уже почувствовал себя одиноким, то ночью одиночество особенно страшно. Но с Кэтрин ночь почти ничем не отличалась от дня, разве что ночью было еще лучше. Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Он убивает
[217]
самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки.
Я помню пробуждение утром. Кэтрин еще спала, и солнечный свет проникал в окно. Дождя уже не было, и я встал с постели и подошел к окну. Внизу тянулись сады, голые теперь, но прекрасные в своей правильности, дорожки, усыпанные гравием, деревья, каменный парапет у озера и озеро в солнечном свете, а за ним горы. Я стоял и смотрел в окно, и когда я обернулся, то увидел, что Кэтрин проснулась и глядит на меня.
солнце, светившем в окно, поставив поднос с тарелками к себе на колени.
Местре в Милан?
делать такие глупости. Что будет с нами, если тебя заберут?
уедем отсюда.
только придумай такое место, чтоб можно было ехать сейчас же.
жить преступниками. У нас будет чудесная жизнь.
армии. Это ведь только итальянская армия.
Немного погодя Кэтрин сказала:
распускаться. Подумай, милый, как хорошо, что меня не тошнит по утрам.
увезу куда-нибудь, где тебя не могут арестовать, и мы будем чудесно жить.
Глава тридцать пятая
Кэтрин пошла берегом к маленькому отелю проведать Фергюсон, а я сидел в баре и читал газеты. В баре были удобные кожаные кресла, и я сидел в одном из них и читал, пока не пришел бармен. Армия не остановилась на Тальяменто. Она отступила дальше, к Пьяве. Я помнил Пьяве. Железная дорога пересекала ее близ Сан-Дона, по пути к фронту. Река в этом месте была глубокая и медленная и совсем узкая. Ниже по течению были болотные топи и каналы. Было несколько красивых вилл. Однажды до войны, направляясь в Кортина-д'Ампеццо, я несколько часов ехал горной дорогой над Пьяве. Сверху она была похожа на богатый форелью ручей с узкими отмелями и заводями под тенью екал. У Кадоре дорога сворачивала в сторону. Я думал о том, что армии не легко будет спуститься оттуда. Вошел бармен.
прошлый раз.
сыграть с вами на бильярде.
обрадовался. Ему не с кем играть.
этот старик с седой головой и седыми усами и превосходными манерами. Он
побывал и на австрийской и на итальянской дипломатической службе, и день его
рождения был событием в светской жизни Милана. Он собирался дожить до ста
лет и играл на бильярде с уверенной свободой, неожиданной в этом сухоньком